Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

Пляска у всех народов и во все века была выражением страстей, и в особенности страсти сердечной; в военных плясках изображает человек борьбу с врагом и победу над ним; в любовных, которые суть пляски по преимуществу влечение одного пола к другому. Чем народ образованнее, тем более в плясках его пристойности, пока – как в общественных наших танцах – не остается и следов первоначальной мысли, а вместе с тем и никакой поэзии. Но грубому сыну природы пляска тем более нравится, чем она яснее говорит его чувствам… Трудно вообразить себе что-нибудь выразительнее пляски чилийцев, которые, однако, умеют соединить с ней некоторую систематическую пристойность: только что пляска кончилась, и плясун и плясунья принимают прежний степенный вид.

Наряд женщин ничем не отличается от наряда соответственного класса женщин в Европе. В будни имеют они обыкновенно на шее платок шерстяной и волосы за ушами, в праздник же весьма нарядное платье, волосы завитые и украшенные разными цветами, на ногах шелковые чулки, а иногда шелковые башмаки. В этом состоит роскошь женщин в Чили и Перу. Они отказывают себе во всем, чтобы в праздник явиться в шелковых чулках, стоящих не менее восьми пиастров и которых больше пяти или шести раз надеть нельзя, и, что странно, чулки должны быть непременно английские. Французы могли бы снабжать их ими гораздо дешевле, но французских чулок им не надо; в Каллао привозится ежегодно чулок английских более чем на два миллиона пиастров, как уверяли нас многие негоцианты.

Должно заметить, что в пульпериях веселится только самый низший класс народа; со всем тем не случилось мне ни разу видеть ни драки, ни ссоры, словом, ничего такого, что бы могло нарушить общее веселье. Сколько ни отнести это на счет исправности полиции, нельзя не заметить в том и особенного благонравия народа. Нас они иногда не замечали, иногда догадывались, что мы иностранцы, давали всегда первое место, потчевали своим чича и пуншем, которые они тянут из бокалов вместимостью бутылки в две; но никогда не показывали ни привязчивости, ни дерзости. Говорят, что прежде не так было безопасно посещать пульперии, в которых будто случались и грабежи и убийства. Ныне полиция здесь чрезвычайно исправна: всю ночь разъезжают по улицам конные патрули, забирают пьяных, разгоняют шумящие толпы и пр., где недостаточно одного, – свистнет, и вмиг с разных сторон летят, как вихрь, другие, которые с их пончами, шапками с кистями и пр. составляют преживописную картину. Установления этой полиции я порядочно не понимаю; днем она ничего не значит, но вступает в свои права с пробитием вечерней зари, следовательно, не тяготя граждан, способствует порядку. Сверх того есть еще ночные стражи, которые каждый час кричат песню, начинающуюся словами «Славься, пречистая Мария» (Ave Maria purissima). Иногда даже объявляют, какой ветер и погода. Они ходят с пиками и особыми знаками на левой груди. Учреждением этой полиции чилийцы обязаны О’Гиггинсу.

Вальпарайсо весьма удобное место для освежения судов, особенно в летнее время, когда рейд совершенно безопасен и погода стоит всегда ясная. Зимой же северные ветры, дующие иногда с великой силой прямо в губу, делают рейд опасным и приносят мрачную и сырую погоду. Вообще климат здесь весьма здоровый. Продукты, плоды и овощи в большом изобилии и недороги.

Глава четвертая

Плавание от Вальпарайсо до Ново-Архангельска.

Как мне ни хотелось дать людям для светлого праздника покой, однако, не считая позволительным долее здесь мешкать, стал я еще до рассвета 3 апреля вытягиваться за суда, чтобы с первым дуновением ветра, с которой бы то ни было стороны, вступить под паруса. Вытянувшись на середину, легли мы на верп и в ожидании ветра убрали судно, сколько обстоятельства позволяли, для совершения общей молитвы, с приличной этому дню торжественностью.

8 третьем часу с легким ветром от NO вышли мы в море.

Я имел теперь полною причину пожаловаться, подобно Лаперузу, что воображение мое на 2000 лиг опередило действительность. И подлинно, весна Северного полушария уже настала; время, в которое мне надлежало бы быть на местах действий наших, приближалось, а я еще был у берегов Чили, в расстоянии оттуда на треть земного шара. Я не мог не тревожиться этим, хотя причиной опоздания были обстоятельства, которых я не имел никакой возможности ни предвидеть, ни отвратить. По всей вероятности, могли мы надеяться, что по крайней мере настоящий переход вознаградит нас частью за испытанные доселе остановки и промедления, ибо трех дней благоприятного ветра достаточно было, чтобы донесли нас до пределов пассата; но и в этой надежде суждено нам было ошибиться. Только что мы удалились в море, как встретили крепкий северо-западный ветер, в это время года здесь весьма необычный, который с непостижимым упорством дул пятеро суток, при великом волнении и жестокой зыби. Для многих из спутников наших, в последнее время несколько отвыкших от качки, возобновил он все сцены первых дней нашего путешествия.

9 числа, находясь еще на широте Вальпарайсо, около 300 миль от берега, получили мы SO ветер со всеми приметами пассата, скоро, однако же, опять уступивший место штилям и противным ветрам от NW, продолжавшимся до 14 апреля, когда в широте 25° и долготе 86° вошли мы, наконец, в пределы пассата, и с того времени плавание наше стало довольно успешно, спокойно, однообразно и, следовательно, неинтересно. Магнитные наблюдения, наблюдения над колебанием барометра, над состоянием воздуха и моря, сверх ежедневных астрономических для определения места, занимали все наше время, которое, невзирая на все однообразие, проходило довольно скоро.

От широты 10°S и долготы 1161/4° взял я курс NW, по направлению Сандвичевых островов. Хотя он уклонял нас несколько от прямого пути, я избрал его по двум причинам, во-первых, мы пересекали им пространство моря, доселе весьма мало исследованное, заключенное между широтами 9° S и 14° N и меридианами 115° и 140° W. Через эту площадь, содержащую более 4 миллионов квадратных верст, не проплывал ни один известный мореплаватель, но все приближавшиеся к ней с разных сторон видели приметы земли, из чего можно было бы с большой вероятностью предполагать существование тут неизвестных островов. Вероятность эта подтверждалась и еще одним соображением. В расположении больших возвышенностей на земле замечен закон, что они расположены хребтами, имеющими некоторое общее направление, по которому соединяются они с низменными местами рядом постепенно снижающихся гор. По аналогии ищем мы и находим тот же закон в хребтах подводных кряжей, называемых островами. Они обыкновенно лежат грядами, подводное продолжение которых означается низменными островами и рифами, лежащими по их направлению. Значительнейшая по всему Великому океану гряда Сандвичевых островов, простирающихся от NW к SO на 275 миль, как будто одна составляет исключение из этого закона. К NW продолжение ее намечают острова Птиц, Неккер, Гарднер и многие другие острова и рифы, ежедневно открываемые; напротив того, к SO, кончаясь высочайшим на земле островом Гаваи, пересекается она внезапно. Доселе не открыто ни одного камня на расстоянии многих тысяч миль, который бы означал продолжение в эту сторону этого огромнейшего из всех подводных кряжей. Столь странное отступление от общего закона объясняется тем, что линия, продолженная по направлению Сандвичской гряды к SO, проходит именно посередине того пространства, которое, как мы выше упомянули, вовсе еще не исследовано и на котором по этой причине должно предполагать существование земель до тех пор, пока многие поиски не докажут нам противного. В этом отношении взятый нами путь мог оказаться не бесполезным для географии.