Дневники 1870-1911 гг. - Николай Японский (Касаткин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером, по приглашению от Французского Посланника, я был на обеде у него, в компании со всеми нашими комиссарами и членами французского посольства.
24 октября (6 ноября) 1905. Понедельник
Были военнопленные из Сидзуока: полковник Николай Иванович Мерчанский, 65-летний старик, и другие офицеры. Мерчан- ский заплакал, вошедши, так настрадался, бедный, потерявший единственного сына в эту войну. Между прочим, видно из разговоров с офицерами, что многие из них не теряли праздно время в плену, а занимались кто чем мог, иные — изучением японского языка. Сегодня удивил меня один из них, остался после всех и говорит:
— У меня есть просьба к вам.
— К вашим услугам. Какая?
— Поговорите со мной пять минут по-японски.
— Нет ничего легче. — И начинаю говорить совершенно так, как говорю с японцами, нисколько не замедляя речи и не подбирая легкие слова и фразы. Офицер все понимает и на все отвечает почти так же свободно, как говорят японцы. Подивился я способности и прилежанию. Собирается потом приехать в Японию, чтобы окончательно изучить язык и страну. Невольно подумалось: вот миссионера бы сюда, такого способного и прилежного. Но куда! Духовенство русское бесплодно родить даже одного.
28 октября (10 ноября) 1905. Пятница
Из Кумамото подполковник Александр Исидорович Вепри- цкий пишет, что матросы и солдаты, которых всех там 6000, бунтуют. Прежде я предложил Веприцкому озаботиться снабжением теплыми вещами нижних чинов там, он попросил на это 6000 ен, которые я немедленно и послал ему. Но сначала матросы, а потом солдаты потребовали у него, чтобы эти деньги розданы были им на руки: «вещей-де нам не нужно... а деньги эти наши, собраны от наших отцов и матерей». Веприцкий отвечал, что не имеет права раздать, деньги присланы на покупку теплых вещей. Те заупрямились и наговорили еще разное: «Нас посто-янно обманывают, денег нам присылают много и часто, но их офицеры не дают нам, крестики нам обещаны серебряные, а раздали медные», и так далее. Веприцкий положил прислать мне обратно деньги назад, за удержанием того, что пойдет на вещи военнопленным в Куруме, где люди не бунтуют.
Теперь я понял слова генерала Данилова, вчера оброненные им в разговоре со мной: «В Кумамото бунт, — просят оттуда взять пленных поскорее».
Кстати, и из Хаматера, где 22 тысячи порт-артурцев, сегодня подобное же известие. Отец Роман Циба пишет, что военнопленных посещают люди, говорящие им революционные речи, чем произвели разделение, и военнопленные, разделившись на две партии, задают сражения черепицами и камнями, и много уже между ними раненых.
29 октября (11 ноября) 1905. Суббота
Еще письмо от подполковника Веприцкого из Кумамото; пишет опять о возмущении нижних чинов и между прочим, что ему принесли в доказательство того, что их обманывают, крестики, полученные от Миссии, «в которых от трения сейчас же обнаруживается красный цвет, и излом — красный». Веприцкий «препровождает сюда при письме три таких крестика».
Крестиков этих при письме я не получил, но, встревоженный, тотчас же стал производить опыты с имеющимися у меня крестиками, и о ужас! Они совершенно правы: под белым серебряным цветом при трении тотчас обнаруживается красный — медный, излом тоже совсем красный; у позолоченных только излом несколько побелее, должно быть, прибавлено серебра к меди. У меня холодный пот выступил. Значит, мастер-японец надул меня, а я, не зная не ведая того, надул всех военнопленных. Заказ и приемка производились чрез иподиакона, ризничего Моисея Кавамура, ужели он участвовал в обмане? Мысль о сем еще больше огорчила и расстроила меня. Все остальное время дня я ходил как в воду опущенный, в первый раз в жизни со мною такой большой скандал; 70 тысяч военнопленных могут сказать обо мне, что я обманул их: обещал серебряные крестики, дал медные, значит, разность положил себе в карман; что может быть позорнее и печальнее этого!
30 октября (12 ноября) 1905. Воскресенье
<...> Имел разговор с иподиаконом М. Кавамура о крестиках, и когда высказал, что невольно приходится подозревать его в соучастии с мастером в обмане, то он заплакал. На слезы, впрочем, он слаб, и я не сдался, а сильно потребовал, чтобы он уличил мастера в обмане, коли сам невинен, и принудил возвратить сумму, на которую обманул, иначе я судом потребую у него эту сумму. (В душе, однако, я очень сомневаюсь, чтобы можно было выиграть дело в суде: писаного контракта нет, а только словесный договор, и свидетелей, кроме Кавамура, нельзя поставить.)
31 октября (13 ноября) 1905. Понедельник
Отправил иподиакона М. Кавамура и учителя Семинарии Петра Уцияма, говорящего по-русски, в Йокохаму сдать фланелевые рубашки, исподники и шерстяные чулки садящимся сегодня на судно военнопленным, отправляемым во Владивосток. Потом занялся сведением счетов по приходо-расходу денег, присылавшихся из России мне на нужды военнопленных. В приходе было 96 тысяч с половиной, остается из них теперь не более двух тысяч, так что большие расходы уже нельзя делать.
2 (15) ноября 1905. Среда
Производил исследование о крестиках. И каким же дураком, кругом виноватым, сам я оказался! Одно извинение: за всем не усмотришь, будучи один-одинешенек на все дела. Мастеру поставлено было в условие, чтобы он сделал, по составу серебра с лигатуры, точно такие крестики, какие доселе делал для Миссии уже много лет христианин Андрей Аменомия. Он отвечал, что сделает еще лучше, то есть положит больше серебра. Первоначальное условие с Андреем, много лет тому назад заключенное, было, чтобы серебра полагалось 70 частей (мне помнилось даже, что 80) и меди 30. И я был уверен, что доселе Андрей исполняет это условие. Но увы! По собственным словам Андрея, уже четыре года, как он отступил от него, стал класть меньше серебра, так что последние его крестики состоят из 50% серебра и 50% меди, по его словам. Совсем и не знал я того, что его крестики также, если потереть, тотчас являют красный цвет и в изломе красны. Эти крестики его даны были в образец новому мастеру — язычнику (по невозможности Андрею в своей небольшой мастерской выполнить в короткое время большой заказ), и неудивительно, что он обещал сделать крестики лучше, чем у Андрея, то есть разумел он, вероятно, не такими красными, как у Андрея, хотя этого не исполнил. Спрашиваю сегодня у призванного Андрея:
— Ты зачем же изменил условие? Ты должен был класть 80% серебра и 20% лигатуры.
— 70% серебра, — поправил он меня.
— Положим, что 70, быть может, я действительно забыл, условие заключалось много лет тому назад. Но почему же ты не клал 70% ?
— Серебро стало дорого, я сообразовался с ценою серебра и с тем, чтобы крестик был всегда не дороже 10 сен, как условлено было.
— Но отчего же ты мне этого не сказал? Ведь я всегда принимал твой крестик за серебряный, так говорил об нем всегда христианам. А он уже давно перестал быть серебряным, и если верно, что ты клал в последнее время 50% серебра и 50% меди, то он полусеребряный, так следовало его и называть, а не серебряным, причем люди могут подумать, что мы их обманываем, продавая им крестики фальшивой поделки.
Молчит Андрей, но видно, что сознает себя виновым, так как говорит все время с дрожью и запинаясь.
Не стал я объяснять ему, какая беда теперь вышла, что в Кумамото пленные бунтуют между прочим из-за крестика, говоря, что их обманули, обещали серебряный, а дали медный. А спросил только настоятельно:
— Скажи точную истину; правда ли, что твои крестики полу-серебряные? Не хуже ли? По красному цвету внутри их трудно поверить, что в них наполовину серебра.
Но Андрей заклялся, что правда, никак не хотел отступиться от этого, с чем я его и отпустил.
Послал я Кавамура к химику-лаборанту, чтобы разложил содержимое крестиков и в точности определил, сколько серебра и лигатуры как в крестике Андрея, так и нового мастера. Но намеченный нами лаборант закрыл свою лабораторию и не производит больше таких опытов, а посредством пробирного камня исследовал и сказал, что в крестике мастера-язычника не больше 30% серебра, в крестике Андрея побольше, но сколько именно, не взялся определить.
Новый мастер заклялся, что он отнюдь не спускался ниже 38% и 36% серебра; по расчету цены разность между 36% и 50% серебра образцового крестика (то есть Андреева) выходит, что он лишнего получил от всего заказа (в 6600 ен) только 250 ен, каковые и возвращает Миссии. Я взял деньги и прекратил дело.
3 (16) ноября 1905. Четверг
Почти каждый день теперь посещают офицеры из разных мест. Отпускают их на 3-4 и даже больше дней, по истечении которых они непременно должны явиться в свое место, рискуя, в случае просрочки, подвергнуться выговору или лишению отпуска вперед. Все это так унизительно для наших бедных офицеров, начиная с младших до генералов! Но терпеть должны, наподобие школьников, которых держат под строгой ферулой.
Сегодня были из Нагоя четыре молодцеватые морские кондукторы. Хвалили Стесселя и генерала Фока; от них первых слышу эту похвалу, все доселе находили разные причины порицать обоих этих генералов.