Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

– Да! – воскликнул он. – Я был прав. Джим Кортни направляется в залив Рождества, чтобы сесть на корабли отца. Впереди в сотне лиг – берег.

Прежде чем он сумел порадоваться, что так долго и настойчиво преследовал беглецов, его внимание привлекло нечто еще более значительное и привлекательное.

На широком просторе равнин и лесов под собой он увидел на большом пространстве светлые облака пыли, а когда направил на них подзорную трубу, разглядел под этими облаками большие движущиеся стада скота, медленные и темные, как пролитое на ковер вельда масло.

– Мать сатаны! – воскликнул он. – Вот они! Наконец-то они мои!

Он с трудом сдержал воинственное стремление немедленно поскакать вниз. И заставил себя думать обо всех обстоятельствах и непредвиденных случайностях, которые они с Кадемом обсуждали накануне вечером.

– Они передвигаются медленно, как стада на пастбищах. Мы можем позволить себе дать людям и лошадям отдых и подготовиться к нападению. Тем временем я пошлю Ксиа вперед, разведать диспозицию Джима Кортни, определить направление его движения, выяснить, кто его новые люди и в каком порядке размещены всадники.

Кадем, разглядывая местность впереди, согласно кивнул.

– Мы можем опередить их и залечь в засаде. Может, в каком-нибудь узком месте горного перевала или у брода на реке. Прикажи Ксиа подыскать такое место.

– Что бы ни случилось, нельзя позволить им добраться до залива Рождества: там их уже могут ждать корабли, – сказал Котс. – Надо напасть раньше, иначе против нас будут не только сабли и мушкеты, но пушки и картечь.

Котс опустил подзорную трубу и схватил Ксиа за затылок, чтобы тот понял серьезность приказа. Ксиа выслушал и понял по меньшей мере каждое второе слово из приказа Котса.

– Я найду вас здесь, когда вернусь, – согласился Ксиа, когда Котс закончил свое наставление. И не оглядываясь начал спускаться по откосу. Готовиться к выполнению задания ему не нужно было: все свое имущество Ксиа носил на спине.

Он вышел незадолго до полудня и на исходе дня настолько приблизился к стадам, что слышал низкое мычание животных. Ксиа старательно скрывал свой след и близко не подбирался. Несмотря на свое бахвальство, он уважал способности Бакката. Он принялся обходить стада по кругу, чтобы установить точное расположение фургонов Сомойи. Стада затоптали след колес, даже Ксиа было трудно его отыскать и прочесть.

Он поравнялся с фургонами, но примерно в лиге к северу от их маршрута, когда неожиданно остановился. Сердце его забилось, как копыта бегущих зебр. Он смотрел на изящный маленький отпечаток в пыли.

– Баккат, – прошептал Ксиа. – Мой враг. Я узнаю твой след повсюду, ибо он отпечатан у меня в сердце.

Он тут же забыл все приказы и наставления Котса и целиком сосредоточил силы на следе.

– Он идет быстро и с какой-то целью. Идет прямо, не останавливается и не медлит. Не проявляет осторожности. Если я когда-нибудь могу застать его врасплох, то именно сегодня.

Забыв обо всем, он отказался от первоначальной цели и пошел по следу Бакката, которого ненавидел больше всего на свете.

Рано утром Баккат услышал медовую птицу. Она порхала над вершинами деревьев, издавая тот своеобразный гудящий звук, который может означать только одно. У Бакката потекли слюнки.

– Приветствую тебя, мой сладкий друг, – сказал он и остановился под деревом, у которого птица заманчиво выписывала круги. Она увидела, что привлекла внимание Бакката, и ее движения стали более проворными. Оставив ветку, у которой кружила, птица перелетела к соседнему дереву.

Баккат колебался. Он взглянул на квадрат фургонов, вставших лагерем на противоположном конце поляны, примерно в миле от него. Если он побежит рассказать Сомойе, куда идет, птица может разочароваться и до его возвращения улететь. Сомойя может запретить ему идти за птицей. Баккат облизнул губы: он почти чувствовал сладкий, густой и липкий вкус меда на языке. Ему ужасно захотелось меда. «Я буду отсутствовать недолго, – успокаивал он себя. – Сомойя даже не заметит, что я уходил. Они с Веландой, наверно, играют в маленьких деревянных кукол».

Так Баккат называл резные шахматы, которые так часто занимали пару, заставляя забывать обо всем вокруг. И Баккат побежал за птицей.

Медовая птица увидела, что он идет, и запела, перелетая к соседнему дереву, а потом к следующему. Баккат, идя за ней, тоже запел:

– Ты ведешь меня к сласти, и я люблю тебя за это. Ты прекрасней нектарницы, мудрей совы, больше орла. Ты повелитель всех птиц.

Конечно, это неправда, но медовой птице будет приятно такое услышать.

Весь остаток утра Баккат бежал по лесу, и в полдень, когда на лес обрушилась жара и все звери и птицы смолкли и погрузились в дремоту, птица наконец села на верхние ветви дерева тамбути и мелодия ее песни изменилась.

Баккат понял, что птица говорит ему:

– Мы пришли. Здесь улей, он полон золотого меда. Теперь мы с тобой наедимся до отвала.

Баккат встал под деревом тамбути, закинул голову и посмотрел наверх. Он видел пчел, освещенных лучами солнца, как пылинки; пчелы влетали в дупло. Баккат снял с плеча лук и колчан, топор и кожаный походный мешок. Все это он осторожно уложил у подножия ствола. Медовая птица поймет это как обещание непременно вернуться. Однако, чтобы быть уверенным, что обойдется без недоразумений, Баккат объяснил птице:

– Подожди меня здесь, мой маленький друг. Мне нужно найти лиану, чтобы приманить пчел.

Нужное ему растение он нашел на берегу ближайшего ручья. Лиана поднималась по стволу свинцового дерева, обвиваясь вокруг него, как змея. Листья у нее как капельки слез, а крошечные цветы – ярко-алые. Баккат осторожно срывал листья, стараясь не повредить растение больше необходимого, потому что оно очень ценно. Убить его – грех против природы и племени сан.

С охапкой листьев в поясной сумке он пошел дальше и дошел до рощи хинных деревьев. Выбрал дерево подходящей для его целей толщины и кольцом надрезал кору. Потом содрал часть коры, скатал в трубку и перевязал веревкой из коры. Потом бегом вернулся к дереву с медом. Увидев, что он возвращается, медовая птица с облегчением разразилась лихорадочным чириканьем.

Баккат присел у ствола дерева и развел маленький огонек в трубе из коры. Он подул в один конец трубы, создавая тягу, и уголья горячо засверкали. Баккат бросил на них несколько листьев и цветов лианы. Сгорая, они превращались в острый ароматный дым. Баккат заткнул трубку, надел на плечо топор и принялся карабкаться по стволу. Поднимался он быстро, как мартышка. Непосредственно под дуплом обнаружил удобную ветку и сел на нее. Вдохнул восковой запах улья и прислушался к глубокому, басистому голосу роя в глубине пустого ствола. Изучив вход в улей, он наметил первый надрез, потом поместил один конец трубки из коры в дупло и осторожно дунул в него дымом. Немного погодя гудение стихло, пчелы словно уснули.

Баккат отложил трубку и приготовился, легко балансируя на ветке. Взмахнул топором. Когда удар сотряс ствол, из улья вылетели несколько пчел и зажужжали над головой Бакката, но дым листьев лианы притупил их воинственные инстинкты. Одна или две ужалили Бакката, но он не обратил на это внимания. Быстрыми сильными ударами он прорубил в стволе квадратное отверстие, обнажив сомкнутые ряды сотов.

Потом он спустился на землю и отложил топор. На ветку под дуплом он вернулся с кожаным мешком через плечо. Бросил на уголья еще листьев и вдул в расширенное отверстие густой ароматный дым. Когда рой снова замолчал, он просунул руку глубоко в дыру. Пчелы сидели у него на руках и плечах, а он по одному доставал соты и осторожно укладывал в мешок. Когда улей опустел, он поблагодарил пчел за щедрость и извинился за грубость.

– Скоро вы очнетесь от дыма, которым я вас одурил, и сможете починить улей и снова заполнить его медом. Баккат всегда будет вашим другом, он испытывает к вам глубокое уважение и благодарность, – сказал он пчелам.