Писатели США о литературе. Том 2 - Коллектив авторов

О. Стинго-то, можно сказать, совсем невинен. У него по-настоящему не было женщины. В то время это было обычное явление, двадцатилетние, а то и постарше, вовсе и не жили. Он витает в воображаемом мире, где Софи, и Лесли, от которой он ничего не добьется, и умершая Мария Хант; она делается героиней его романа. Бедняга Стинго прямо-таки жертва, пленник подавленных желаний, потому что не встретил пока женщину. Он живет только фантастическими мечтами о трех девушках; Софи, Лесли и Мария Хант то и дело возникают в его воображении.

В. Вы относитесь к Стинго с сочувствием. В «Портрете художника в юности» Джойс высмеивает рассказчика. Будет ли в вашем романе сатира?

О. Пожалуй, без элемента сатиры эпизод с Лесли не «работал» бы вообще, а он в каком-то отношении «работает». Я не хотел, чтобы Стинго получился каким-то необыкновенным. Могу добавить, что его образ полностью вымышлен, соткан из множества впечатлений. Но в общем, то же самое случилось бы и с вами, если бы вы были молодым мужчиной и именно в то время.

В. Много писали и спорили о том, являетесь ли вы южным писателем. Стинго — определенно южанин, хотя вы себя .южным писателем не считаете. Может быть, вы просто хотите рассказать через Стинго свою собственную биографию?

О. Я пытаюсь, быть честным, когда говорю о своей биографии и своем отношении к Югу—каким бы оно ни было. Думаю, что в этом смысле я не сильно исказил истину. Я вырос на Юге и, следовательно, считаю себя южанином. Но еще в молодости я по собственному желанию переехал на Север и с тех пор живу здесь. Южанин-то южанин, но до известного предела. Я ассимилированный северянин с южными корнями, только и всего.

В. Было ли на Юге нечто такое, что заставило вас уехать оттуда? В интервью «Пэрис ревью» вы говорили, что вас тянет обратно, что вы часто мечтаете вернуться домой, на Юг, обосноваться там, купить арахисовую ферму.

О. В романе это тоже есть. Тоже есть арахисовая ферма.

В. Вы вспомнили об интервью, когда писали этот кусок, или в нем просто выразилось ваше главное ощущение?

О. Нет, но я помню, что, когда мне было за двадцать, меня обуревали двойственные чувства. После четырех или пяти лет жизни на Севере у меня появилось желание, не могу выразить, насколько сильное, уехать обратно на Юг. И идея возвращения символически воплотилась в мысль приобрести там маленькую арахйсовую ферму.

В. И почему же вы ее не купили?

О. Появились другие дела. Я женился, не знал, как лучше устроиться. Помню, после, в 1947 году, я почти год прожил в Дареме и никак не мог решить, где же обосноваться. Думаю, в этом проявилось мое двойственное отношение к Северу и Югу. Потом, в 1948—1949 годах, я снова поехал на Север.

В. Почему именно журнал «Эсквайр» опубликовал большинство ваших работ?

О. Мне нравится «Эсквайр». Во-первых, там мало ограничений: в «Нью-Иоркере» никогда не пройдет неприличное слово, а в «Эсквайре» таких проблем нет. Потом у него хорошая, широкая аудитория...

В. В 1963 году в рецензии на книгу Танненбаума «Раб и гражданин» вы сравнивали рабство и концентрационные лагеря. Потом, в 1965 году, вы напечатали в журнале «Хэндл» большую статью, где размышляете о природе зла и где снова упомянули о лагерях. Высказываясь относительно «Ната» в 1967—1968 годах, вы опять-таки говорили о лагерях. Значит, уже тогда у вас появилась мысль написать о них?

О. Нет, тогда я об этом не думал. Я уже забыл, что так много говорил о них. Понимаете, я не считаю, что рабство—то же самое, что ужасы нацистских концентрационных лагерей. Я не считаю, что Вьетнам был так же страшен, как лагеря. Я хочу сказать, что это опасное занятие—сравнивать страшные страницы в истории человечества. Одни ужасы ужаснее других. Я только что посмотрел фильм моего друга Марселя Офулса «Память о справедливости»—великолепная картина о Нюрнбергском процессе. Прекрасный фильм. В прошлом году у Офулса произошла стычка с хозяевами киностудии, его пытались отстранить от работы. Так, кроме всего прочего, хотели приравнять Вьетнам к Нюрнбергу. Фильм действительно затрагивает Вьетнам, но в основном он о Нюрнберге, об ответственности народов, о смысле справедливости, об уроках Нюрнберга. Многое можно сказать о мерзости и кошмарах американского рабства. Можно говорить о грязи и ужасах вьетнамской войны. Но нельзя механически сравнивать их с Освенцимом, который представляется мне высшим злом, такого ада не было в истории человечества. Известны, правда, и другие примеры геноцида—турки, например, вырезйли армян. Но я думаю, неверно обвинять всю нацию, в данном случае немцев, за преступления в концентрационных лагерях, хотя можно утверждать, что они несут большую долю отвётственности.

В. Вы пытаетесь найти конкретных виновников. Как я понимаю, вы уже делали это, когда писали о лейтенанте Колли и деле Арнхайтера.

О. Ответственность несут те, кто непосредственно совершал преступления. Это очень сложная проблема—ведь всю Америку нельзя винить за Вьетнам, ответственность несут определенные американцы. Более того, почему кончилась вьетнамская война? Потому что американцы, многие американцы поднялись и громко заявили: «Хватит». Так вот, если внимательно рассматривать, как было в нацистской Германии, то главное, что поражает и трогает в ее истории—так это огромное количество немцев, которые не покорились и приняли мучения за своё противодействие нацизму.

В. Вы глубоко изучали историю нацизма?

О. Я прочитал довольно много книг: Беттельхайма, «Возвышение и крах Третьего рейха» Ширера, «Пожалуйте в газовую камеру, леди и джентльмены» Тадеуша Боровского, «Теорию и практику преисподней» Юджина Когона, «Пять труб» Ольги Лендьел и две книги, выпущенные Польским государственным музеем,— «Среди кошмара преступлений» и «Освенцим глазами СС». Это две главные книги, которые я раздобыл в Освенциме, они совершенно необходимы каждому, кто занимается этой темой, особенно «Освенцим глазами СС». В ней собраны материалы, написанные эсэсовцами, в том числе и комендантом Рудольфом Гессом, одним из главных персонажей моего романа. Другая составлена из дневниковых записей заключенных, в том числе членов «особых команд», особенно евреев, которых заставляли работать в крематориях. Они тоже были обречены. Им приказывали вырывать золотые зубы, закапывать или сжигать трупы. Они знали, что их тоже ждет смерть, и вот — оставили дневники или разрозненные записи. Я хочу проникнуть в сложную природу зла. Легко рассматривать Освенцим и массовое уничтожение людей с привычной точки зрения, видеть какой-то один аспект, но в действительности, чем глубже изучаешь