Верная Рука - Май Карл Фридрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наш дом! Что с ним стало! — закричала вдруг женщина.
Вместо ответа мы пустили лошадей рысью и вскоре уже подъехали к дому. К дому? Того, что можно было бы назвать домом, больше не существовало. Весь он был разворочен, разломан и разворошен, как тюк соломы. Толстые тяжелые бревна были захвачены вихрем, отнесены от своего прежнего места и затем снова сброшены на землю. От забора не осталось и следа, все столбы, доски и планки — все это смерч унес с собой.
Потрясенная увиденным, женщина впала в какое-то полубесчувственное состояние. Нам это, было, пожалуй, даже на руку. Я думал о ее муже, сыне и юном индейце. С того момента, как в моих руках оказался рисунок, я знал, где следует искать их — там, у горы, где взорвался и прекратил свое существование смерч, натолкнувшийся на непреодолимое препятствие. Но какой была его кончина? Несомненно, это была агония титана, в предсмертных судорогах крушащего все, до чего могла дотянуться его рука. Возможно, нас ожидало там жуткое зрелище, от которого мы хотели избавить бедную женщину. Но когда она узнала, что мы собираемся отправиться на поиски ее сына, силы вернулись к ней. На этот раз мы не услышали от нее ни жалоб, ни причитаний, ни просьб. Мы просто не могли бросить ее здесь одну. Она села на коня и поехала с нами.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Небо посветлело, облака исчезли, как по волшебству, и солнце весело глядело с небес на землю, словно ничего особенного и не случилось.
Но какая же поразительная картина предстала нашим глазам в пути! По направлению движения смерча на теле земли остался широкий, не менее шестидесяти метров, уродливый шрам. Вся растительность в этой полосе была как будто срезана бритвой. По пути смерч вырывал в земле ямы и тут же снова заполнял их унесенными с собой горами песка и камней. По обеим сторонам этой безжизненной полосы валялись бревна, камни, кусты — все, что изрыгало из себя, не будучи в состоянии переварить, его ненасытное чрево.
А что творилось у подножия горы! Еще издали мы увидели жуткую картину разрушений. Росший здесь прежде кустарник был вырван из земли, скручен и смотан в тугие клубки и разбросан по сторонам. Смерч прошел некоторое расстояние вдоль склона горы, ища выход из тупика и, разгневанный невозможностью вырваться из каменного плена, лишал жизни все живое вокруг. Оголенные скалы стали похожи на глубокие каменоломни. Могучие платаны, которые так восхитили меня, когда я проезжал здесь совсем недавно, было не узнать. Мощные стволы лежали тут же на земле, вырванные из нее вместе с корнями. Огромные, толстые сучья были перекручены и переплетены, словно гибкие пеньковые канаты. Самый большой из платанов лишился всех своих сучьев и, покрытый длинными и глубокими продольными ранами в местах их отрыва, являл собою поистине печальное зрелище. Но куда все-таки могли?.. Э, да вот же они! Невдалеке стоял оседланный по-индейски рыже-чалый конь и жевал листья с переплетенных и смотанных в беспорядочный клубок кустов. Это был конь Маленького Оленя. А где конь, там должен быть и хозяин.
Мы направили коней к этому месту и — гляди-ка! На земле лежал вывороченный ураганом могучий платан. Падая, он увлек за собой своими цепкими, нервущимися корнями огромную глыбу земли, и теперь на этом месте зияла широкая и глубокая, похожая на пещеру нора. А в ней, защищенные от дождя мощным козырьком из земли и корней, сидели белокурый Йозеф и молодой индеец. Увидев нас, они радостно заулыбались. Мать соскочила с коня и поспешила навстречу сыну, чтобы поскорее прижать его к сердцу. Индеец же проворно поднялся с земли и сказал с гордостью, обращаясь к нам:
— Теперь мои белые друзья верят, что мне известны признаки очень голодного ветра?
— Верим, верим, — ответил я. — Но как вам удалось спастись?
— Маленький Олень заранее спрятал коня в кустарнике. Потом он сел на него вместе с голубоглазым бледнолицым, чтобы убежать от ветра. Когда ветер насытился, Ишарсиютуа приехал сюда и увидел то, что он вместе с маленьким бледнолицым искал ухе три дня.
— Ты тайком встретился с Йозефом?
— Да. Он — сын человека с кошельками, который был убит здесь. Иди и посмотри, где Горящая Трубка закопал золото.
Он отвел нас по другую сторону вздыбленного над землей корневища. Там, вблизи ствола, в почве образовалась расщелина. И в ней мы увидели два подернутых сверху седой плесенью кожаных мешочка, которые при ближайшем рассмотрении оказались наполненными золотым песком и самородками. Йозеф все уже знал. Когда же его матери рассказали то, о чем я догадывался еще раньше — об убийстве ее первого мужа, она едва устояла на ногах, чтобы не упасть в обморок. Правда, некоторым утешением ей могло служить внезапное обретение немалого количества драгоценного металла, во что она, кажется, так и не могла до конца поверить. В ответ на ее вопросы индеец рассказал вот что:
— Ревущий Бизон был моим отцом. Он отправился вместе с Горящей Трубкой, своим братом, в путь, чтобы увидеть Великого Отца бледнолицых и рассказать ему о просьбах и желаниях апачей. Оба вождя поехали на восток. Они увидели, как трое бледнолицых убили еще одного белого. Двое из убийц были Дурной Глаз и Крадущая Рука, а третьего они не знали. Они отомстили за убийство и убили Дурного Глаза и третьего бледнолицего. Крадущая Рука сбежал, после того как был убит мой отец. Закопав золото и взяв труп Ревущего Бизона к себе на коня, Горящая Трубка стал преследовать убийцу, но не догнал его. Горящая Трубка похоронил брата там, где я найду его через два дня. А сам поехал в Вашингтон. За брата необходимо было отомстить, и это должен был сделать я, потому что я его сын. Но тогда я был еще мал. Потом я отправился за скальпом убийцы, чтобы стать воином и носить с собой огненный ствол. Убийца жил в доме убитого, он сделал его жену своей скво. Так дом стал принадлежать ему, и он мог искать золото.
Услышав все это, женщина испустила вопль ужаса и упала без чувств. Ее второй муж оказался убийцей первого.
— А теперь вы увидите Крадущую Руку, — сказал индеец. — Идите за мной!
Йозеф остался с матерью, чье бессознательное состояние мы в этой ситуации сочли за лучшее. Индеец подвел меня и Солтерса к большому платану. Там, прижатый к земле одним из мощных ответвлений огромного дерева, лежал Роллинс с раздавленными и раздробленными ногами.
— Вот он, — сказал индеец. — Я хотел взять его скальп, но Великий Дух покарал его. Я могу взять только скальп человека, которого я победил в бою, а на него обрушился гнев справедливого Маниту — на том самом месте, где он совершил убийство. Теперь ты понял письмо, которое я тебе дал?
— Целиком и полностью, — ответил я.
— Горящая Трубка не умеет писать. Он попросил составить письмо великого вождя Инчу-Чуну, которому все рассказал. Ты — брат великого воина, и поэтому я хочу подарить тебе это письмо. Смотри, несчастный открыл глаза. Может, тебе еще удастся с ним поговорить. А я ухожу от убийцы моего отца, я мог бы убить его в бою, но я не хочу слышать его стонов. У краснокожего тоже есть сердце, как и у бледнолицего, он может быстро убить, но не хочет долго мучить.
И он возвратился к Йозефу и его матери. Нам же предстояло еще пережить ужасные четверть часа, в течение которых умирал убийца. Сознание вернулось к нему. Он чувствовал, что смерть близка, и сознался во всем. У него, правда, не было уже сил для связной речи, но он был в состоянии отвечать «да» или «нет» на наши вопросы. Так были подтверждены уже сделанные нами выводы.
…Во время погони Роллинс заметил, что у преследовавшего его Ревущего Бизона золота с собой уже не было — значит, он успел закопать кошельки. Ему удалось обмануть индейца и вернуться на место преступления. Там он с большим трудом выкопал яму и спрятал в нее трупы. А спустя несколько дней он застрелил и брата своей жертвы, чтобы быть принятым его женой в качестве благородного защитника. После этого можно было спокойно приняться за поиски золота. Ему удалось все, кроме главного: он так и не смог найти зарытых в земле самородков. Жажда золота и муки совести привели его на грань безумия. Он не терпел поблизости никого из посторонних, чтобы те случайно не обнаружили сокровища. Потому-то он с такой ненавистью встретил меня с Уиллом и прогнал Молодого Оленя, который притворился хромым и пытался под этим предлогом проникнуть в его дом.