Наследница - Елена Невейкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше об охоте не было сказано ни слова. В конце концов, Элен решила ехать. У неё были на то другие причины, кроме красоты осеннего леса. Она надеялась, что сможет прояснить для себя ситуацию с бароном: что всё-таки ему нужно от неё?
В назначенное время на опушке леса оказалась целая толпа. Не все прибыли на охоту сразу верхом — немного в стороне стояли экипажи, в которых поджидали хозяев слуги, недалеко от них ожидали команды псари с нервничающими сворами, за которыми нужен был глаз да глаз. Конюхи держали под уздцы запасных лошадей. Виднелись мундиры солдат и офицеров из охраны царицы.
К Элен и Юзефу, не присоединившимся к основной массе оживлённо болтающих господ, подошёл де Бретон.
— Я очень рад, что вы всё же приехали, господа. Если вы окажете мне честь, позволив сопровождать вас, лесная прогулка доставит мне особое удовольствие, — его слова были видимо, обращены к Элен, но смотрел он на Юзефа, как бы спрашивая его разрешения. Юзеф оценил его манёвр, улыбнулся и кивнул:
— Это решать панне Елене. Со своей стороны могу вас заверить, что ваше общество мне приятно.
Это было сказано по-русски и даже без ошибок. Элен отвернулась, пряча улыбку: только она знала, что эта фраза была домашней заготовкой на возможные слова француза.
Де Бретон, ещё раз поклонившись, взглянул на Элен. Та, стоя возле своего коня, мило улыбалась:
— Разумеется, сударь, я согласна. Мне, как и пану Юзефу, будет приятно провести время в вашем обществе, — она протянула ему руку в белой лайковой перчатке, которую тот поцеловал и не отходил больше от них до самого сигнала к началу гона.
Лосей отыскали, подняли, егеря с собаками бросились вперёд, за ними ринулись все остальные, стараясь быть как можно ближе к государыне. Юзеф подсадил Элен и они втроём присоединились к последним из охотников, немного замешкавшимся на опушке, но вскоре придержали коней и, когда гон ушёл вперёд, свернули в сторону. Они двигались шагом, с удовольствием глядя по сторонам и вдыхая ни с чем несравнимый запах леса. День выдался и, правда, чудесный. На тёмно-голубом небе были видны размытые полосы лёгких облаков; ветер стих и было слышно, как то тут, то там с тихим шорохом падают листья. Берёзы — золотые с белым — резко выделялись на фоне видневшегося слева в низине тёмного ельника. Его массив как бы отгородил их троих от гона. Сквозь густые хвойные заросли не доносились звуки ушедшей куда-то в другую сторону охоты.
Разговор, завязавшийся, когда они оставили остальных, как-то сам собою стих, и теперь три человека ехали по лесу в молчанье, которое так гармонично вписывалось в окружающую тишину, что никто из них не чувствовал неловкости от этого. Напротив, казалось, что первое же произнесённое ими слово разрушит что-то неуловимое в этом хрустальном спокойствии.
Хрусталь разбился вдребезги от звука близкого выстрела. За ним последовал человеческий крик. Элен вздрогнула и остановила коня. Это было так неожиданно посреди безмятежного спокойствия леса, что показалось ей нереальным. Но послышавшиеся вслед за криком стоны не прекращались, доказывая реальность событий. Юзеф повернулся к Элен:
— Мы возвращаемся или посмотрим, что произошло?
Элен только взглянула на него, не ответив ни слова, и дёрнув плечом, послала коня вперёд. Мужчинам пришлось догонять её. Впереди виднелась небольшая поляна. На её границе Юзеф успел перехватить коня Элен за повод и остановил его. Теперь он не спрашивал, в его голосе слышались властные нотки уверенного в своей правоте человека:
— Сначала я посмотрю, что там случилось. Ты подождёшь моего разрешения выйти из леса здесь, — и, перейдя на скверный французский, он обратился к барону: — Сударь, пожалуйста, побудьте здесь с мадмуазель Еленой, пока я не разберусь в ситуации.
Барон с удовольствием подчинился. Это помогало ему посмотреть на реакцию полячки. Да и подходить к раненому человеку ему было нельзя, ведь барон рисковал своей карьерой, если тот узнал бы его.
Юзеф спешился, но направился не к лежащему на земле человеку, а вокруг поляны, не выходя на неё. Пройдя по кругу и, видимо, никого не обнаружив, он пошёл к пострадавшему. Правда и при этом он смотрел не на него, а на высокие деревья рядом с поляной. Таких, в ветвях которых мог бы спрятаться человек, было всего три. Ни одно из них подозрений у Юзефа не вызвало, и он, обернувшись, махнул рукой: всё в порядке.
Всё это время Элен сидела в седле, явно злясь и кусая губу. Её вывел из себя распорядительный тон Юзефа. Она была недовольна собой, поскольку позволила остановить себя. А кроме того её бесил взгляд француза: он как будто изучал её, молча наблюдая. А де Бретон в это время размышлял, что полностью одобряет действия Юзефа. «А может он и правда всего лишь телохранитель?» — подумал он.
Увидев взмах руки Юзефа, Элен дёрнула повод и резко вымахнула на поляну. Соскользнув с седла, не дожидаясь своих кавалеров, она опустилась на колени перед раненым. Человек был ещё жив, но оставалось ему немного. Он схватился за её руку, как будто именно это могло спасти его, но ничего не мог сказать — ему мешала обильно текущая изо рта кровь. Желая хотя бы попытаться помочь ему, Элен положила его голову себе на колени. Достав платок, она пыталась понять, куда попала пуля, чтобы зажать рану. Но стреляли, видимо, крупной дробью, и грудь его была буквально иссечена. Оставалось только удивляться, что он ещё не умер. Оглянувшись, Элен вдруг снова встретила внимательный взгляд барона, стоявшего чуть поодаль. Она хотела просить его позвать помощь, но тут кто-то легко коснулся её плеча. Это был Юзеф, который тоже присел рядом на траву.
— Ему уже никто не сможет помочь, Элен, — тихо сказал он.
В эту же секунду она почувствовала, как незнакомый человек с такой силой сдавил ей руку, что она вскрикнула. Но хватка тут же ослабла. Взглянув ему в лицо, Элен увидела, что кровь, всё ещё сочившаяся изо рта, перестала пульсировать. Глаза закрылись. Она осторожно опустила голову умершего на землю и встала. Белые перчатки были все в крови. Она сняла их и бросила тут же. Платье тоже было всё в кровавых пятнах.
В этот момент на поляне появился ещё один человек. Это был, судя по одежде, один из егерей. За ошейник он держал большую поджарую собаку. Глядя на чужих людей, собака грозно рычала и лаяла, переводя злобный взгляд с Юзефа на Элен и обратно. Даже после окрика хозяина её отношение к ним не изменилось, и в горле у неё продолжала клокотать злость. Подошедший ближе де Бретон кратко объяснил, что произошло. Собака перестала рычать и только насторожённо поглядывала на людей налитыми кровью глазами. При всём своём прекрасном отношении с собачьим племенем, Элен ясно понимала, что этот зверь отличается ото всех, встреченных ею ранее. Собака смотрела на мир не своими глазами, её специально учили видеть только дурное во всех поступках чужих людей, культивируя в ней злобу.