Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Отметим то, что с трудом поддается простому арифметическому исчислению, – моральный фактор после окончания войн с Наполеоном. «Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при славе отечества!.. С каким единодушием мы соединяли чувство народной гордости и любви к государю! А для него какая была минута», – вспоминал А. С. Пушкин в повести «Метель». Ему вторил А. И. Герцен: «Это было действительно самое блестящее время петербургского периода; сознание силы давало новую жизнь…»[676] При желании можно привести целый набор высказываний видных общественных и государственных деятелей ХIХ столетия о морально–нравственном значении и влиянии победы над Наполеоном для россиян.

Эпоха 1812 г. – это длительный процесс, а события непосредственно 1812 г. и взятие Парижа в 1814 г. – стали пиком военной и национальной гордости нашего государства. Действительно, если хорошенько вспомнить историю, то увидим, что всего лишь однажды Россия одержала верх над величайшим полководцем в мировой истории (Наполеоном), больше победы такого масштаба в анналах российской армии не зафиксировано. Даже Берлин русские войска брали три раза (в Семилетнюю войну, в 1813 и 1945 гг.), а вот в Париж россияне как триумфальные победители вошли лишь только один раз – в марте 1814 г. Только единожды наши казаки стояли бивуаком на Елисейских полях и купали лошадей в Сене. Дальше в Европу наши войска не заходили, да, думаю, и вряд ли зайдут.

Окончательная победа над наполеоновской Францией стала ярким дополнением к предшествовавшей военной славе, приобретенной еще Петром Великим, Румянцевым и Суворовым. Все это создало прочный и мощный исторический фундамент для российской идентичности и ментальности на оставшийся период ХIХ и ХХ в. Российские подданные могли по праву гордиться своей историей. После 1812 г. в самосознании и в восприятии русскими самих себя возникло характерное подчеркивание русской уникальности и особого пути развития. В первую очередь носителями российского имперского мировоззрения стало российское дворянство (как наиболее образованный слой), причем это были не обязательно русские дворяне. Если взять представителей прибалтийского дворянства (преимущественно немецкого происхождения), мы без труда сможем отыскать в их рядах большое количество патриотов Российской империи, а значительная часть этого немецкоговорящего благородного сословия со временем перешла в лоно православия. 1812 г. в значительной степени консолидировал правящий класс Российской империи. Ведь, по выражению Д. Ливена, вся русская элита «охотно отождествляла себя с династическим государством, чья история в определенной степени была историей их семей»[677].

Но и на другие сословия и социальные группы населения эпоха 1812 г. оказала значительное влияние. Можно привести мнение А. Н. Пыпина, с присущим ему здравым смыслом и проницательностью: «Война Двенадцатого года была из тех великих войн, которые оставляют по себе долгую память и производят сильное действие на народную жизнь. Таковы бывают войны, в которых выражается известное историческое начало, сильно затрагивающее народные понятия, или решается вопрос национальной независимости, – войны, в которых действующим лицом является не одна армия, но и народ»[678]. Очень высоко оценивал значение наследия наполеоновских войн и великий русский критик В. Г. Белинский: «Время от 1812 до 1815 года было великой эпохою для России. Мы разумеем здесь не только внешнее величие и блеск, каким покрыла себя Россия в эту великую для нее эпоху, но и внутреннее преуспеяние в гражданственности и образовании, бывшее результатом этой эпохи. Можно сказать без преувеличения, что Россия прожила и дальше шагнула от 1812 года до настоящей минуты, нежели от царствования Петра до 1812 года. С одной стороны, 12-й год, потрясши всю Россию из конца в конец, пробудил ее спящие силы и открыл в ней новые, дотоле неизвестные источники сил, чувством общей опасности сплотил в одну огромную массу косневшие в чувстве разъединенных интересов частные воли, возбудил народное сознание и народную гордость и всем этим способствовал зарождению публичности, как началу общественного мнения; кроме того, 12-й год нанес сильный удар коснеющей старине… глушь и дичь быстро исчезали вместе с потрясенными останками старины»[679]. Мы привели такой большой отрывок из сочинений В. Г. Белинского, написанный в 1846 г., чтобы понять, как оценивали спустя 30 лет прошедшие события достаточно объективные современники, которых, наверное, никто не заподозрит в симпатии и верноподданнической любви к властям.

Осознание величия подвигов в годину испытаний внушало уважение к прошлому. У русского общества возникла потребность оглянуться назад и осознать пройденный путь. Не случайно в этот период появляется карамзинская «История государства Российского» (первое систематическое изложение отечественной истории), и этому сочинению был предопределен небывалый доселе успех в обществе. В начале же ХIХ в. свет увидело 25 исторических произведений по русской истории, адресованных не только профессионалам, но и широкой аудитории[680]. Исторические книги стали находить своего читателя, они раскупались. «Давно стали сознавать у нас, – писал А. Н. Пыпин, – что Двенадцатый год был эпохой в истории нашего внутреннего развития в том отношении, что с него начинается сильный поворот к национальному сознанию, что русская жизнь с этого времени, оставив прежнюю подражательность, выходит на дорогу народности, что литература с этих пор принимает национальный характер, и первый поэт, выросший под впечатлениями знаменательного времени, был Пушкин»[681]. Действительно, под влиянием мощных импульсов, необходимых для дальнейшего развития, вследствие огромных сдвигов в духовном, гражданском и политическом сознании общества, начинается великая русская литература, рождается русский литературный язык, и эти процессы связаны напрямую с именем А. С. Пушкина[682]. Много ли сочинений литераторов ХVIII столетия можем мы вспомнить, а, вспомнив, с удовольствием прочитать? Вряд ли. Стиль «тяжеловесной славянщины» труден для восприятия нашими современниками, он интересен (следовательно, доступен) только узкому кругу специалистов. А во времена Пушкина, живого свидетеля 1812 года, вошли в литературу Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов, Ф. М. Достоевский и другие известные литераторы. Начался расцвет художественной прозы, поэзии, драматургии. Очень рано в духовной жизни русского общества появилось такое явление, как мемуаристика эпохи 1812 г., став важным фактором общественно–идейного движения и даже ареной столкновения различных идейных течений. Только корпус составленных ветеранами мемуарных источников 1812 г., по подсчетам А. Г. Тартаковского, составил 457 произведений[683]. И все это происходило на фоне развивавшегося в то время обскурантизма, ужесточения цензуры, гонений на университеты, наступления реакции.

Русские люди долгое время купались в лучах военной славы, но не могли сразу же полностью осознать тот факт, что победили величайшего полководца и гения войны, – аж самого Наполеона! Даже в головах просвещенных дворян еще не укладывалось, как это «лапотная и посконная» Россия смогла одолеть «прогрессивную и передовую» Францию? У некоторой части общества еще присутствовало определенное неверие в собственные силы, вернее, они не могли адекватно воспринять то, что произошло. Естественно, многие современники объясняли победу над Наполеоном только проявлением Божественного проведения. Если внимательно перечитывать прессу и текущую переписку очевидцев событий в 1812 – 1820–х гг., то там, как правило, встречаются фразы и толкования об орудии Божественных сил, «Глаголе Всевышнего» и о Божественной помощи России в этот период: «Сколь Промысел для нас необъясним!», «перст Божий», «Велик русский Бог», «заступление Всевышнего», «покровительство Провидения», «Бог спас и помог России», «совершившийся над Нами промысел и милость Божья», «Доколе рука Бога над нами, до тех пор мудрость и шла с нами» и тому подобные высказывания в категориях христианского сознания и теологических принципов истолкования хода истории. Все укладывалось в знаменитый литературный слоган того времени – «Рука Всевышнего Отечество спасла». Победа же воспринималась как божественный приговор и кара Наполеону за его гордыню и честолюбивые замыслы («гений зла, побежденный Провидением», «Свершитель роковой»). Сам же российский император стал восприниматься как орудие Промысла Божьего, а Российская империя – как государство, отмеченное печатью Божественного Провидения. Не случайно и на медали «В память войны 1812 года» были выбиты слова «Не нам, не нам, а имени Твоему», а от них исходили лучи от всевидящего ока, как знака Господа.