Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гарднер Вадим Данилович (полная фамилия — де Пайва-Перера Гарднер, 1880–1956) — поэт. Правнук основателя Бразильского университета, внук американского ученого, сын писательницы и переводчицы Е. И. Дыховой. Учился в Петербурге, окончил юридический факультет Петербургского университета (1909). В студенческие годы опубликовал сборник «Стихотворения» (1908), отмеченный влиянием символистов, затем, не желая быть в числе «эпигонов», перешел в «Цех поэтов». В 1916 г. был призван на военную службу, работал в Лондоне в Комитете по снабжению союзников оружием; в 1918 г. встретился здесь с Гумилевым, был его спутником в «лондонские месяцы» и во время возвращения в Россию (см. об этом публикацию Б. Хеллмана в приложении к его статье о военной лирике Гумилева: Hellman Ben. An Aggressive Imperialist?: The Controversy over Nikolaj Gumilev’s War Poetry // Nikolaj Gumilev. 1886–1986. Berkeley, 1987. P. 148–154). С 1921 г. постоянно проживал в Финляндии, в 1929 г. издал в Париже итоговый сборник ст-ний «Под далекими звездами».
Стр. 33–34. — Цитируется ст-ние «Из дневника поэта»:
<...>
«Больше доверься ко мне», сказала мне милая муза,
«Слушай советы мои! Я ж не оставлю тебя.
Ты оттого мне любезен, что с нежного, ясного детства,
Предан цветам и мечте, ты с ручейками дружил.
Темные змейные воды, песчинок золото, пена,
Бег и двустишье ключа — все отражалось в тебе.
С дрожью ты сладкой внимал дремотной гамме журчаний,
В ней ты угадывал вмиг среднюю ноту ея...»
Стр. 36–37. — И «срывы», и «достижения» Гарднера в ст-ниях, собранных в рецензируемой книге, связаны с его попытками «синтеза» светской «легкости» поэтического миросозерцания с ориентацией его на «духовные» и «назидательные» темы (несомненный «американизм», очень любопытный в культуре русского «серебряного века»):
Мой свет, мой Рай над кладбищем земли,
О мир, где, свят и ясен, как природа,
Ношу я цепь, отрадней, чем свобода, —
В мой дымный дол сиянье ниспошли!
(«Дивный плен»)
Я лишь в преддверии Святого
В смущеньи трепетном стою.
Ни к жертве сердце не готово,
Ни к неземному бытию.
Но мгла души уже невластна
Закрыть от взора Божий нимб;
Стремлюсь, восторженно и страстно,
На кафолический Олимп.
<...>
Меня ничто не остановит,
Мой стих величье славословит
И воинства небес.
Я искуплю свой грех последний
И светлой ослеплю обедней
Я магов черных месс.
(«Жрец»)
Опыта горький напиток никем напрасно не пьется,
Каждая мука в себе семя блаженства таит.
(«Религиозные двустишия»)
Естественно, что лучезарный оптимизм Гарднера по отношению к тематике, которую Гумилев воспринимал в «мрачно-веселом обаянии православия» (К. Н. Леонтьев) не мог не насторожить дружественно настроенного по отношению к автору рецензента, — тем более, что Гарднер нередко, действительно, срывался в откровенную риторику:
Пророков нет. Плачевно наше время.
Безбожен, туп, разрозен, мелок мир;
Влачит он жизнь, как тягостное бремя,
Без жгучих слов, без грозных, вещих лир.
(«Пророков нет»)
Скалдин Алексей Дмитриевич (1889–1943) — поэт, прозаик, литературный критик, мемуарист. Крестьянин по происхождению, самоучка, А. Д. Скалдин играл значительную роль в религиозно-философских кругах петербургского «серебряного века», был членом Религиозно-философского общества, одним из тонких знатоков «эзотерических» учений, печатался в журналах «Весна», «Гаудеамус». Особую страницу в наследии Скалдина представляет его «фантастическая проза» конца 1910-х — начала 1920-х гг. (романы «Странствия и приключения Никодима Старшего», «Вечера у мастера Ха» (последний известен в отрывках)), являющаяся предвосхищением булгаковских «мистических гротесков». В конце 20-х — начале 30-х гг. писал рассказы для детей, близкие по стилю к литературе «обериутов». Как религиозно-философский деятель Скалдин был гоним в СССР, несколько раз подвергался аресту и высылке; в конце концов был осужден специальным совещанием на восемь лет лагерей и умер в Карлаге.
А. Д. Скалдин — автор единственной поэтической книги, посвященной «Вячеславу Иванову, брату». С Ивановым Скалдин был близко связан в начале 1910-х годов, что в полной мере отразилось и на его стихотворчестве: книга изобилует стилизациями, как «псевдо-античными», «гекзаметрическими» и т. п. (Помни, Психея, о свете: если из темного сердца / Ярый огонь изведешь — будет светильник гореть (из цикла «Дистихи»)), так и «псевдонародными» (Как во славном Питербурхе, / Во столице на Песках, / Эх-ха-ха, эх-ха-ха, / Во столице на Песках. / Жили-были, поживали / Два братана молодых («Ярославская»)). Как образчик его поэзии можно привести ст-ние «Путник»:
Роса, всклубившая густым туманом,
Плывет, плывет в оврагах по ручьям,
И, путь обставши, простирают сосны
Над головой моей концы ветвей
Пахучих и густых. Еще нескоро
Приду я к дому твоему, мой друг,
Но с каждым шагом все ясней и глубже
В душе моей звучит твой властный зов.
И кажется, что дом передо мною:
Вхожу к тебе, а ты сидишь, согбен,
И Первого к Коринфянам Посланья
Читаешь тихо третию главу.
Как вестник радостный я на пороге
Остановлюся на единый миг,
Потом скажу, приветливо и просто:
«Обороти лицо и гостя встреть».
(Ср.: «И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и
