Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Генри Райдер Хаггард

— Мартин, возьми с собой оружие, когда пойдете в контору, а молодой хозяин пусть наденет кольчугу под колет.

Мартин кивнул головой и вышел.

Адриан проснулся в этот день в дурном расположении духа.

Он, правда, успел дать выпить Эльзе любовный напиток, но до сих пор не пожал еще плоды своих хлопот. Адриан ужасно боялся, что волшебное питье не принесет никакой пользы. Сойдя вниз, он узнал, что Фой и Мартин уже ушли в контору, а отчим отправился неизвестно куда. Это было ему на руку, так как предоставляло свободное поле деятельности. Однако оказалось, что мать и Эльза или уже позавтракали наверху, или вовсе не завтракали и что он не увидится с матерью. Но особенно огорчало его отсутствие Эльзы. Кроме того, в доме вдруг стало как-то неуютно; вся прислуга почему-то на ногах, переносит без всякой видимой цели разные вещи с места на место, будто потеряла голову. Раза два мимо Адриана прошла Эльза, но она также несла вещи, и ей некогда было разговаривать.

Наконец Адриану надоело ждать, и он отправился в контору, намереваясь приняться за книги, которые, правду говоря, он несколько запустил. Но и тут царила такая же суета. Вместо того, чтобы заниматься своим обычным делом, Мартин ходил взад и вперед, отбирая медные вещи, которые укладывались в письменные корзины, и, кроме того, Адриан заметил (он был наблюдательным молодым человеком), что на Мартине было не его ежедневное рабочее платье. С чего, — спрашивал себя Адриан, — было Мартину в летний день прийти в контору в своей броне из дубленой буйволовой кожи, опоясанным своим мечом «Молчание»? Зачем Фою понадобились книги, которые он просматривал с одним из конторщиков? Изучал он их, что ли? В таком случае — на здоровье, так как привести их в надлежащий вид оказалось бы далеко не по силам Адриану. Нельзя сказать, что они велись неверно, но часто приходилось выкидывать кое-что, потому что иначе баланс не сходился. В конце концов, он был даже рад происходящему. Разве пойдут на ум человеку, занятому своими любовными надеждами и опасениями, разные арифметические выкладки? Потолкавшись в конторе, Адриан вернулся домой обедать.

Обед, вопреки обычаю, запоздал, и это раздосадовало молодого человека; К тому же ни мать, ни отец не стали обедать. Наконец вышла Эльза, бледная и утомленная, и молодые люди приступили к еде, или, по крайней мере, делали вид, что обедают, так как у обоих, казалось, не было никакого аппетита. Адриан опять не смог воспользоваться отсутствием остальных для разговора с девушкой, так как в комнате постоянно была служанка, а Эльза сидела на своем месте, на другом конце стола.

Наконец служанка ушла, а через несколько секунд поднялась и Эльза. Адриан потерял терпение. Он не мог дольше выносить неизвестность, он должен был объясниться.

— Эльза, — начал он раздраженным голосом, — сегодня у нас в доме все вверх дном, будто мы собираемся уезжать из Лейдена.

Эльза взглянула на него искоса. Она уже, вероятно, знала причину этого беспорядка.

— Очень жаль, хеер Адриан, — сказала она, — но вашей матушке сегодня нездоровится.

— В самом деле? Надо надеяться, что она не заразилась чумой от этой Янсен. Но это не объяснение тому, что все бегают с полными руками, как муравьи в разоренном муравейнике, ведь теперь не такое время года, когда женщины переворачивают все вверх дном и выбрасывают занавеси на улицу под предлогом, что производят чистку. Наконец вас оставили на минуту в покое, поговорим же.

Эльза встревожилась.

— Ваша матушка ждет меня, хеер Адриан, — сказала она, направляясь к двери.

— Пусть она отдохнет. Сон — лучшее лекарство.

Эльза сделав вид, что не слышит его, пошла к двери, но Адриан, забыв всякое достоинство, быстро преградил ей дорогу.

— Я сказала вам, что мне некогда. Позвольте мне пройти.

Адриан не трогался.

— Я не пропущу вас, пока не переговорю с вами, — сказал он.

Уйти не было возможности. Эльза вернулась и спросила холодным тоном:

— Что вам угодно? Прошу вас, говорите покороче.

Адриан откашлялся, думая про себя, что Эльза удивительно умеет сдерживать себя, несмотря на действие любовного напитка. Никто не подумал бы, что она приняла волшебное снадобье. Однако следовало на что-нибудь решиться, он зашел далеко, чтобы отступать.

— Эльза, — сказал он смело, хотя в душе трусил сильнее всякого зайца. — Эльза! — Он в мольбе сложил руки и поднял глаза к потолку. — Я люблю вас, и пришло время сказать вам это.

— Кажется, оно пришло уже несколько дней тому назад, хеер Адриан. Я думала, что вы уже успели забыть все это, — отвечала она насмешливо.

— Забыть! — со вздохом повторил он. — Как я могу забыть это, когда вы у меня всегда на глазах.

— Не знаю, но мне бы хотелось забыть это безумство.

— Безумство? Она называет это безумством! — воскликнул Адриан. — Она называет безумством это вечное обожание моего сердца, истекающего кровью.

— Вы знаете меня ровно пять недель, хеер Адриан.

— Я желал бы знать вас пятьдесят лет.

Эльза вздохнула. Подобная перспектива вовсе не казалась ей заманчивой.

— Ну, преодолейте вашу девическую застенчивость, — заговорил он вдруг порывисто, — вы уже довольно сделали уступок приличиям, теперь отбросьте в сторону жеманство, бросьте оружие и сдайтесь. Ни один час вашей борьбы, клянусь вам, не был так сладок, как будет сладка эта минута уступки, потому что, помните, дорогая, что я — кажущийся победитель, а в сущности — побежденный. Я отказываюсь…

Он не закончил, потому что Эльза уже могла совладать с собой, но совершенно в ином смысле, чем он надеялся и ожидал.

— Вы с ума сошли, хеер Адриан, — спросила она, — что осмеливайтесь заставлять меня выслушать такие высокопарные пошлости, после того как я вам сказала, что не желаю слушать их? Я понимаю, что вы добиваетесь моей любви. Но раз и навсегда говорю вам, что не могу ответить тем же.

Это был удар, и Адриан не сразу нашелся, что ответить на такое прямое заявление. Его самомнение покинуло его, и он только беспомощно повторил:

— Не можете ответить тем же? Или вы отдали вашу любовь другому?

— Да, — ответила Эльза твердо. Она не на шутку рассердилась.

— В самом деле? Кому же? В прошлый раз вы горевали об умершем отце. Может быть, теперь ваше расположение приобрел этот великолепный гигант Мартин, или… нет, это было бы слишком нелепо… — и он захохотал в своем ревнивом бешенстве, — или этот шут, мой почтенный братец Фой?

— Да, — спокойно отвечала она. — Фой!

— Фой! Силы небесные! Желтоголовый увалень, невежда Фой — мой соперник! И после того говорят, что у женщин есть душа! Соблаговолите мне ответить на один вопрос. Скажите мне, когда возникло это странное и чудовищное чувство? Когда вы объявили себя побежденной непревзойденными качествами Фоя?