Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

— Н-нет, — парень выглядел совсем сбитым с толку. — Просто доставить. Катер уже готовят… сэр.

Поллак запрокинул голову и с хрустом расправил плечи.

— Ладно, — произнес он устало, таращась во тьму под запредельно высоким потолком. — Согласен на транспортировку, чинить препятствий не намерен… Да успокойся, в самом деле. Здесь тебе не армия.

Они пошли вдоль фасадов складских ячеек и гаражей.

— Когда с Земли? — спросил Поллак.

— На прошлой неделе, борт Y46/53t-m, — отрапортовал дежурный, а потом вдруг добавил с чувством: — Четыре месяца летели, думал — подохну там от скуки. На весь транспорт десять пассажиров и экипаж.

— Пятьдесят третий… — протянул Поллак задумчиво. — Так это же я вас встречал.

— Не помню, — признался дежурный. — Я последние дни, как на орбиту начали заходить, будто вареный был. Невесомость проклятая…

— А теперь?

— Честно? Странно. Но здорово — луны эти, пустыня, море. Я сам из Красноярска, вообще столько воды никогда не видел.

— Так ты русский? — Поллак взглянул на спутника по-новому. До сих пор на Марс прибывали только европейцы и американцы.

— Ну да, — смущенно подтвердил дежурный.

Впереди раздался протяжный металлический стон.

— Это, наверное, катер ваш спустили.

Они вышли на причал. Приземистый кран складывал телескопическую стрелу, а у стенки и правда покачивался, поблескивая колпаком кабины, пассажирский катер.

— А у вас почему имя такое? — спросил вдруг русский, снова мучительно застеснявшись. — Вы венгр? Как это… мадьяр?

— Марсианин, — усмехнулся Поллак и, хлопнув его по плечу, быстро зашагал к воде.

Катер плавно поднимался и опускался на встречных волнах. Машину к станции вел автопилот, и сейчас это было очень кстати. Хотелось одиночества.

Что я ей скажу? Что вообще можно сказать после всего, что произошло?..

Береговые огни потерялись где-то позади, и в небе, перечеркнутом извилистой полосой Млечного Пути, ярко горели созвездия. Те же, знакомые с детства. Слишком мало для Галактики расстояние между двумя пылинками, на которых теперь обитает человек — самодовольный, уверенный в собственном превосходстве… Но что же я ей скажу?

Медленно надвинулся и поглотил половину неба купол станции, усеянный по основанию габаритными огнями. Катер снизил скорость, а потом нырнул в открывшийся шлюз.

После заброшенной «Новы» казалось, что на «Элладе» слишком людно. Поллак миновал порт, в зоне клумб забрался в одноместную транспортную кабинку и устало откинулся на сиденье. Пятнадцать минут до жилой зоны. И совершенная пустота в голове. Внизу проплывали ярко освещенные дорожки, скамейки, темные макушки деревьев. Там гуляли, отдыхали после смены, тайком целовались в тени. Как когда-то они с Алисой.

Клумбы закончились, потянулись жилые корпуса.

Наконец кабинка опустилась и откинула люк, но Поллак еще долго сидел, не решаясь выйти. Потом на панели тревожно замигала лампочка, призывающая не быть эгоистом и освободить транспортное средство. Тяжело вздохнув, он полез наружу.

Окна в их квартире не горели. Перед дверью Поллак остановился. Ключ, зажатый в окостеневших пальцах, никак не хотел попадать в скважину, и тут дверь открылась ему навстречу.

Алиса стояла в проеме, близоруко щурясь на свет. Она только что легла и сама, кажется, не понимала, что заставило ее встать, завернуться в халат и пойти к двери.

— Ты вернулся? — спросила она неуверенно, и тогда Поллак, переламывая тягучее чувство беспомощности, ставшее таким противоестественно привычным в последние недели, шагнул ей навстречу, протягивая руки.

Кажется, он плакал.

Антон Туданов

Навь Vision

Крэй, Баркер и Мартышка повисли на ржавых скобах вентиляционной шахты. Лучше всех устроилась Мартышка — все-таки у нее было шесть рук.

Внизу сборщики распяли отчаянно орущую и дергающуюся Рут. С каждым взмахом дисковых пил она кричала все тише, пока наконец вопли не превратились в пульсирующее повизгивание. Закончив работу, сборщики загрузили демонтированные блоки и конечности в корзины за спинами. Альфа-сборщик вытянулся на щупальцах над остальными. Верхняя половина блестящего шарообразного тела завертелась, бросая блики по стенам.

— Конец ей, — протянул Баркер. — Всю механику выдрали…

На пыльном полу, в луже грязных слизистых потеков, остались лежать извивающиеся останки Рут. Органическая оболочка с конвульсивно бьющейся головы содралась, обнажив металлический череп.

— Ну почему всегда так? — всхлипнула Мартышка. — За что? Почему мы не послушались тех, кто был против ухода из деревни?

— А то они до нас там добраться не могли, — огрызнулся Баркер. — И вообще, никто тебя силой не тянул. Ты сама громче всех орала, что нужно идти.

Одна из скоб, на которой он повис, вдруг лопнула с сухим треском, и Баркер едва не сверзился на сборщиков. Выругавшись, он поднялся повыше, где металл не так проржавел.

Крэй оказался нос к носу с Мартышкой.

— Э-э… — протянул он. — Она ведь все равно вернется. Просто Машине понадобились находящиеся в ней элементы.

— А тебя сколько раз разбирали? — спросила Мартышка.

— Не знаю, наверное, много… У меня платы памяти все время рассыпаются. Никогда хорошие не достаются.

Альфа-сборщик внизу наконец получил сигнал от Машины, и опустился. Выпустив манипуляторы, он ухватил Рут за голову и принялся откручивать ее. Шея отчаянно заскрипела, но уступила напору полиуглеродных мышц. Отшвырнув кольчатый цилиндр, когда-то бывший телом Рут, сборщик снял с головы крышку и принялся копаться в платах памяти.

— Все, приплыли, — в ужасе прошептала Мартышка. — Им платы нужны, а у Рут почти все горелые были. Сейчас за нас возьмутся…

Бежать из шахты было некуда — сверху она оказалась заварена. Они и сюда-то чудом успели вскочить, когда из стен посыпались сборщики. Но, выбрав с пяток плат, сборщики выбросили голову Рут и убрались.

Крэй и Баркер спрыгнули вниз. При приземлении у Баркера подломилась одна из ног, и он рухнул набок. Мартышка, цепляясь руками за все, что торчало из стен и потолка, спустилась гораздо удачнее.

— Вот нас всего трое и осталось, — побормотал Крэй, рассматривая покрытую подсыхающей слизью голову Рут с погасшим фасетчатым глазом.

Подошедшая Мартышка поежилась.

— Больно… — пробормотала она. — И ведь захочешь, не забудешь. Как ни придешь в себя — хоть в одной плате, но запись про разборку есть.

— На то оно и чистилище, — назидательно произнес Баркер. — Чтобы мы страдали за свои земные грехи, пока не очистимся.