История России с древнейших времен. Книга IV. 1584-1613 - Сергей Соловьев

Но если Москва не могла быть спокойна после того, как подле нее образовалась столица другого царя, то не более спокойно было и Тушино, где вся зима 1608—1609 года прошла в смутах, бунтах, что и мешало вору действовать решительно против Москвы; на весну взбунтовалась войсковая челядь, разосланная для сбора припасов, поставила сама себе ротмистров и полковников, ходила по волостям и грабила, а к господам своим в Тушино не хотела возвратиться; для укрощения бунтовщиков тушинцы должны были выслать целые роты. Притом силы самозванца были разделены: отряд запорожцев послан был к Новгороду Великому для попытки, нельзя ли склонить его на сторону тушинского царя. Сапега с Лисовским осаждали Троицкий монастырь, Млоцкий с Бобровским — Коломну, у которой должны были биться с Ляпуновым, воеводою рязанским, Мархоцкий сторожил большие дороги к Москве, а при вестях о движениях Скопина должны были отправить против него Зборовского. Под Москвою поэтому происходили битвы частые, но мелкие; в одной из них в конце февраля гетман Рожинский получил тяжелую рану, от которой после никогда не мог оправиться. Летом, в самый Троицын день, произошла битва большая, неожиданно для тушинцев: часть их подошла к Москве, опрокинула московский отряд, против них высланный, прогнала его до самого города, возвратилась и стала за Ходынкою на берегу. Но царю Василию дали знать, что литовские люди поднялись на Москву всеми таборами, и он выслал против них все свое войско, с пушками и гуляй-городами (подвижными дубовыми городками на возах, в которых сидели стрельцы и стреляли в отверстия). Поляки, увидев это войско, бросились на него и одержали было совершенную победу, овладели гуляй-городами, как вдруг, по словам поляков, в их войске произошло по ошибке замешательство; москвичи поправились и вогнали неприятеля в Ходынку, гуляй-города свои отгромили и ворвались бы в самое Тушино, если бы Заруцкий с своими донскими козаками не остановил их на речке Химке. По русским же известиям, проигранное дело поправлено было прибытием свежих сил под начальством князей Ивана Семеновича Куракина, Андрея Васильевича Голицына и Бориса Михайловича Лыкова. Тушинцы, по свидетельству их самих, потеряли всю свою пехоту, много у них было побито, много взято в плен москвичами. Русский летописец говорит, что в этом деле у московских людей была такая храбрость, какой не бывало и тогда, когда Московское государство было в собранье.

Имея в своих руках много пленных поляков, царь Василий велел им выбрать кого-нибудь из своей среды и послать в Тушино с предложением, что он освободит всех пленных, если поляки покинут самозванца и выйдут из Московского государства; посланному позволялось отправиться на том условии, что если предложение не будет принято, то он возвратится в Москву. Выбор пал на Станислава Пачановского, который и поехал в Тушино, где получил от своих такой ответ: «Скорее помрем, чем наше предприятие оставим; дороги нам наши родные и товарищи, но еще дороже добрая слава». Пачановский долго колебался, остаться ли в Тушине или возвратиться в Москву, наконец решился возвратиться, за что в Москве оказывали ему уважение и содержали гораздо лучше, чем других пленников. Особенною ласковостию к пленным полякам отличался брат царский, князь Иван Васильевич Шуйский: он вылечил от ран и даром освободил доставшегося ему шляхтича Борзецкого, кроме того, давал по сукну всем пленным, которые выходили на обмен. Предчувствовал ли князь Иван, что скоро сам будет нуждаться в подобной снисходительности ?

Описанная битва была последним важным делом между Москвою и Тушином, ибо Скопин был уже недалеко. Мы оставили его в Новгороде, где он завязал переговоры со шведами. В конце февраля 1609 года стольник Головин и дьяк Сыдавный Зиновьев заключили с поверенными Карла IX договор такого содержания: король обязался отпустить на помощь Шуйскому две тысячи конницы и три тысячи пехоты наемного войска, да сверх этих наемников, обязался отправить еще неопределенное число войска в знак дружбы к царю. За эту помощь Шуйский отказался за себя и детей своих и наследников от прав на Ливонию. Шуйский обязался также за себя и за наследников быть в постоянном союзе с королем и его наследниками против Сигизмунда польского и его наследников, причем оба государя обязались не заключать с Сигизмундом отдельного мира, но если один из них помирится с Польшею, то немедленно должен помирить с нею и союзника своего, «а друг друга в мирном постановленьи не выгораживать», Шуйский обязался в случае нужды отправить к королю на помощь столько же ратных людей, наемных и безденежно, сколько в настоящем случае король посылает к нему, причем плата наемных должна быть совершенно одинакая. Шуйский обязался не задерживать никого из присланных на помощь шведов (здесь любопытно, что в числе шведов упоминаются и русские, которые королю служат) и гонцов, ездящих от них в Швецию и обратно. Если шведы возьмут в плен русских изменников, то не должны убивать их, а давать на окуп, литовских же людей вольны бить и вести в свою землю. Королевским ратным людям людской и конский корм будет продаваться по цене настоящей, а лишних денег с них брать не будут; под пеших людей и под наряд будут даваться подводы и лошади безденежно; конным людям, если у кого падет лошадь или убьют в деле, будет даваться другая лошадь немедленно, но в зачет жалованья. Шведские полномочные со своей стороны обязались запретить своим ратным людям, чтоб они, будучи в Московском государстве, не жгли и не разоряли, над иконами не ругались, крестьян не били и в плен не брали. Обязались: городов и областей, верных Шуйскому или принесших повинную, не воевать и не занимать их, равно не занимать и тех городов, которые будут взяты приступом или сдадутся сами; к ворам не приставать и царю Василию не изменять; над князем Скопиным и над государевыми людьми хитрости и измены никакой не сделать, у князя Михаила Васильевича быть в послушанье и совете и самовольством ничего не делать. Шведские поверенные выговорили также, чтоб шведская монета имела обращение в Московском государстве и чтоб русские не ругались над королевскими деньгами под страхом царской опалы; выговорили, чтоб шведским войскам, идущим в Ливонию, был свободный пропуск чрез московские владения. К этому договору была еще дополнительная запись, в которой Шуйский обязался, спустя три недели по выступлении шведского войска из-за границы, доставить королевским воеводам крепость за государевою новгородскою печатью и за князя Скопина рукою на город Корелу с уездом, а после этих трех недель спустя два месяца доставить крепость на город Корелу с уездом за государевою печатью и уступить королю этот город за его любовь и дружбу; потом, спустя одиннадцать недель, начиная с того времени, как шведы уже начнут служить царю, очистить город Корелу и отдать его королю, вывезши из церкви образа и всякое церковное строенье, а из города — пушки, пищали, зелья, ядра, выведши всех русских людей и корелян, которые захотят идти на Русь.

Еще в начале января 1609 года Карл IX уведомлял новгородцев, что он, по просьбе их, послал им на помощь ратную силу «пособлять за старую греческую веру. Поэтому берегитесь, — заключает грамота, — и примите думу, пока вам подмогу дают, или сами усидите: если поляки и литва над вами силу возьмут, то не пощадят ни патриарха, ни митрополитов, ни архиепископов, ни игуменов, ни воевод, ни дьяков, ни дворян, ни детей боярских, ни гостей, ни торговых людей, ни детенков в пеленках, не только что иных, доколе не изведут славный российский род». До нас дошла также грамота каянбургского шведского воеводы Исаака Бема к игумену Соловецкого монастыря с убеждением не отступать от Шуйского; эта грамота, писанная ломаным русским языком, отличается наивностию выражений, например: «Вы так часто меняете великих князей, что литовские люди вам всем головы разобьют: они хотят искоренить греческую веру, перебить всех русаков и покорить себе всю Русскую землю. Как вам не стыдно, что вы слушаете всякий бред и берете себе в государи всякого негодяя, какого вам приведут литовцы!» Шведы выполнили свои обязательства: кроме пяти тысяч наемников, они выставили еще около десяти тысяч человек всякого разноплеменного сброда под начальством Якова Делагарди, получившего военное воспитание в хорошей школе.

Первое столкновение Скопина должно было произойти с тем отрядом запорожцев, которые под начальством Кернозицкого были высланы из Тушина к Новгороду и на дороге заняли Торжок и Тверь. Чтобы не допустить их к переправе через Мсту, Скопин хотел выслать сильный отряд в Бронницы; начальствовать этим отрядом вызвался известный нам окольничий Михайла Игнатьевич Татищев. Несколько раз встречали мы этого человека, заметили его характер: он крупно разговаривал со Львом Сапегою, бранился с самозванцем за телятину, нанес первый удар Басманову, потом опять перебранивался с польскими послами. Трудно представить себе, чтоб этот человек, так сильно стоявший за старину, убийца Басманова, один из самых ревностных заговорщиков против первого Лжедимитрия, хотел передаться второму. Гораздо вероятнее, что Татищева не любили за его характер, не хотели быть под его начальством. Как бы то ни было, несколько новгородцев явились к Скопину и донесли ему, что Татищев сбирается изменить и нарочно выпросился идти в Бронницы, чтобы помочь Кернозицкому овладеть Новгородом. Обвинение в измене было тогда легким средством для заподозрения человека, отдаления его; быть может, доносчики сами не хотели своим доносом сделать большого вреда Татищеву, но вышло иначе. Скопин, выслушав обвинение, собрал всех ратных людей, призвал Татищева и объявил о доносе на него: толпы взволновались и без всякого исследования бросились на Татищева и умертвили его. Передовой отряд поэтому не мог быть отправлен; Кернозицкий подошел к Новгороду и стал у Хутынского монастыря, многие дворяне уже отбежали в литовские полки, Скопин был в большом горе, как явились тихвинцы с воеводою Горихвостовым в числе 1000 человек; за ним шли с Евсевием Рязановым люди, собравшиеся в заонежских погостах. Горихвостов стал в селе Грузине; несколько крестьян попались в плен к Керновицкому и на пытке объявили, что пришло в Грузино ратных людей множество, а за ними идет еще большая сила. Кернозицкий испугался и отступил.