В открытое небо - Антонио Итурбе

в ресторан «Лё-Дом». С собой берет сослуживца, офицера, к которому обратился с просьбой сопровождать его с единственной, очень четко поставленной ему задачей: он не должен вмешиваться в разговор, о чем бы ни зашла за обедом речь, он должен лишь с настойчивостью дятла повторять, что капитан Сент-Экзюпери должен немедленно вернуться на авиабазу в Орконт. Офицер вновь повторяет свой вопрос: с какой стати понадобилось брать его с собой на личную встречу?

– Это исключительно важно, лейтенант! Я встречаюсь с человеком, которому ни разу в жизни не сказал слова «нет». Этот человек терпеть не может общение, и то, что он пригласил меня с ним пообедать, – штука редкостная. Из чего я делаю вывод, что ему что-то от меня нужно, и даже могу себе представить, что именно.

Ресторан «Лё-Дом» известен как заведение англо-американское. И эта деталь не остается им незамеченной. Месье Дора никогда не упустит ни одной детали.

Когда они входят в ресторан, тот уже ждет. Со своими безупречно подстриженными усиками, со своей широкополой шляпой и строгим темным костюмом, быть может, с лишним килограммом веса, но все с тем же блеском в глазах. Начальник Тони – для него тот навсегда останется его начальником – протягивает ему руку. Ему бы хотелось просто сжать того в объятиях, но знает, что месье Дора не жалует проявлений чувств подобного рода.

Взгляд его говорит, что этой встрече он чрезвычайно рад. Дора вежливо, но несколько холодно приветствует сопровождающего Тони лейтенанта. Он не очень хорошо понимает, по какой причине Сент-Экзюпери настаивал на том, что придет вместе со своим сослуживцем по эскадрилье, однако в его лисьем мозгу таится некое подозрение.

Это один из наиболее известных ресторанов города, однако занято в нем всего четыре столика. Париж сейчас город, что хмуро повесил голову.

За спиной у Дора и Сент-Экса горько-сладкое прошлое, изобилующее трагедиями, смертями молодых. Но они прожили его с такой интенсивностью, что это смягчает даже горечь безвозвратных потерь, таких как исчезновение Мермоза, оставившего после себя огромную брешь. Когда приносят кофе, Дора закуривает сигарету и переводит взгляд в глаза Тони.

– Франции ты нужен здесь, в Париже.

– Месье Дора, я авиатор…

– У вас в багаже сорок лет и чертова уйма переломанных костей.

Тони хмурится.

– Вы тоже думаете, что я слишком стар, чтобы летать?

– Да.

Над столом повисает молчание, и Тони прикуривает следующую сигарету. Он сердится на Дора, но не дольше полуминуты. Тот мог бы сказать, как поступают его друзья, а также Консуэло и Николь, что он гораздо полезнее будет на дипломатической работе, но Дора говорит ему правду, что костью встает поперек горла: если бы Дора был командиром эскадрильи, то оставил бы его на земле. Он не подпустил бы к штурвалу летчика, который не в полной мере обладает всеми положенными физическими возможностями.

– Я не могу покинуть Орконт.

И прежде, чем Дора успевает что-то сказать, Тони поворачивается к лейтенанту, едва ли произнесшему пару слов в течение всего обеда.

– Скажите ему, Левек.

Лейтенант сглатывает, прочищая горло.

– Месье, капитан де Сент-Экзюпери в данный момент не может покинуть расположение группы по оперативным причинам, которые я не уполномочен раскрывать.

Дора делает затяжку и еще больше прищуривает свои и без того булавочные глазки.

– А вы упертый, Сент-Экзюпери. Упертость убивает.

– Что убивает, так это отсутствие жизни, месье Дора.

– Я не литератор, вам меня этими аргументами не убедить. Вы и сами знаете, что многие смогут пилотировать самолет, но только вы способны заткнуть пасть таким трепачам, как Линдберг.

– Великий летчик.

– И полный идиот. Пропагандирует позицию о нейтралитете Соединенных Штатов и даже утверждает, что Гитлер – это такой господин, который ставит во главу угла порядок, а против американцев ничего не имеет.

– И вы хотите, чтобы я отправился в США просить их послать на смерть своих сыновей для защиты моей страны прежде, чем я сам встал на ее защиту, так, что ли? Какое у меня моральное право это делать?

– Моралисты в войнах не побеждают.

– Быть может, моральная победа станет единственно возможной. Вы ведь знаете, что Франция обречена. Германия уже десять лет на самых современных заводах руками самых квалифицированных в мире рабочих день и ночь производит вооружение. На один французский самолет приходится двенадцать немецких. Когда они двинутся сюда, остановить их не сможет ничто.

Дора не сводит с него глаз и молчит. Не соглашается, но и не отрицает. Тони с мольбой в глазах оборачивается к лейтенанту.

– Месье, капитан де Сент-Экзюпери в данный момент не может покидать расположение разведгруппы II/33…

Дора бахает о стол кулаком, и все блюдечки с чашечками – уже пустыми – взлетают в воздух и вновь опускаются на скатерть. Лейтенант проглатывает язык.

– Чего вы хотите добиться этой своей разведгруппой, чьи самолеты будут летать над нацистскими линиями, вооруженные фотоаппаратами?

– Эти парни… если бы вы их только видели! Вы бы их, конечно, к ногтю прижали! Но они бы вам понравились. Это летчики, которые готовы на все и ничего не просят взамен. Не могу я сейчас, когда вот-вот станет жарко, собрать свой чемоданчик знаменитости и оставить их там. Не могу я обмануть их ожидания.

Дора делает последнюю затяжку.

– Чьи ожидания вы намерены не обмануть? Их или свои собственные? Что для вас важнее – Франция или несколько парней?

– Месье Дора, эти парни и есть Франция.