Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

На всех многочисленных картах и рекламных проспектах с обозначением маршрута нашей экспедиции участок между Полюсом и Востоком был выделен специальной штриховкой и обозначен как «Зона недоступности». История происхождения этого названия такова: сначала при разработке планов обеспечения экспедиции на маршруте мы совершенно справедливо считали, что этот район наиболее труднодоступен для малой авиации. В ту пору мы не могли предполагать, что получим возможность пользоваться горючим на Полюсе, а Советская антарктическая экспедиция не располагала такими самолетами, которые могли бы приземляться на неподготовленную снежную поверхность и обеспечить экспедицию со стороны станции Восток. Затем мы подсчитали и выяснили, что сюда может долететь и малая авиация, но стоить это будет очень дорого. В частности, одна бочка с топливом на холмах Патриот стоит 5000 долларов, а на Полюсе — и того дороже! Поэтому долгое время на всех пресс-конференциях мы объясняли название «Зона недоступности» дороговизной обеспечения, имея в виду прежде всего ее недоступность с учетом тех средств, которыми располагала экспедиция. В географическом же отношении Зоной относительной недоступности в Антарктиде, зоной, которая имеет свой центр — Полюс относительной недоступности, называют район Антарктического плато в окрестностях точки, одинаково удаленной от побережья. Этот район находится западнее линии, соединяющей Южный полюс с Востоком. Последний раз перед нами по этому маршруту прошли тягачи 4-й Советской антарктической экспедиции в 1959 году, и с тех пор здесь никто не ходил. Наша экспедиция была первой, попытавшейся преодолеть этот участок на лыжах и собачьих упряжках. На основании данных, которые я почерпнул из отчета о том давнем походе, я сделал вывод, что здесь мы столкнемся с относительно ровной поверхностью, глубоким, рыхлым снегом, солнечной, морозной и тихой погодой. Первые мили, сделанные нами от Южного полюса, покамест подтверждали только первый и последний выводы. Поверхность снега была настолько твердой, что свободно выдерживала и лыжника, и собак. Вопреки ожиданиям, скольжение тоже оказалось хорошим, но это было только начало. Мы прошли в первый неполный день только 9 миль; после Полюса запад с востоком поменялись местами, и мы шли уже вдоль восточного меридиана. Координаты первого лагеря «Зоны теперь уже относительной доступности»: 89,89° ю. ш., 114,4° в. д.

Благодаря тому что мы решили сохранить свое экспедиционное время, сегодня утром я застал солнце на привычном месте, в левой от нашего курса части горизонта. Отличие состояло лишь в том, что это был не восток, а запад и мы просыпались тогда, когда по местному времени наступал вечер. Разница между нашим временем и временем того меридиана, вдоль которого мы двигались, составляла 11 часов, поэтому в полночь солнце было на юге, как раз за спиной, отбрасывая едва выступавшую за кончики лыж тень прямо в направлении нашего движения. Днем же, когда мы спали, солнце стояло высоко и очень здорово грело палатку. Утомленные трехдневным отдыхом на Полюсе, мы с Кейзо спали как убитые и, несмотря на то, что будильник сначала у него, а затем у меня противно пропищал «Подъем» в 5.30, едва продрали глаза в 5.45. Пока Кейзо, борясь со сном, раскачивался в мешке, я вылез наружу. Тишина, голубое небо, солнце, легкий ветерок от юго-запада и тридцатиградусный морозец быстро разогнали мой сон, а свежий снежок окончательно привел меня в чувство. День в лагере начался с потасовки в упряжке Уилла. Горди, огромный Горди, которому каждый день отдыха дает прилив энергии, напал на Рекса. Несмотря на значительную разницу в весовых категориях, Рекс в долгу не остался, и, естественно, вспыхнул крупный конфликт. Уилл, еще не совсем проснувшийся, а потому находившийся в несколько напряженном состоянии, схватив по обыкновению первое, что ему попалось под руку, а на этот раз, к несчастью для дерущихся, это была его левая лыжа, принялся воспитывать собак. Горди, чья башка напоминала огромный чугунный котелок, только жмурился, когда лыжина Уилла с устрашающим шумом опускалась ему на голову. Судя по гулкости ясно раздававшихся в морозной тишине ударов, котелок этот был наполнен едва ли наполовину. Конфликт был исчерпан, начинался первый день нашего пути на север.

Продолжался подъем на плато. До станции Восток нам предстояло подняться еще на 700 метров, но этот подъем был чрезвычайно плавным, поэтому практически не ощущался, хотя поверхность представляла собой сменяющие друг друга купола, покрытые, как это ни прискорбно, застругами, вновь застругами, правда, снежными и не такими частыми, как до Полюса. Весь день поверхность снега была достаточно твердой, лыжные палки проваливались на четыре-пять сантиметров, а сами лыжи оставляли едва заметный след, собаки шли хорошо, и это вселяло в нас оптимизм. У нас появилась еще одна необычная работа. Поскольку в этой глухой местности не было никаких ориентиров, то для того, чтобы облегчить Брайтону поиски экспедиции, мы каждые две мили строили пирамиды из снежных кирпичей. Я говорю мы, хотя на самом деле этим строительством занимались, как правило, Джеф с Дахо, чья упряжка в основном шла первой. Я участия в строительстве не принимал, чтобы не возвращаться. Процесс занимал минут семь-десять в зависимости от состояния снега. Ребята нарезали снег лопатой, а затем составляли снежные кирпичи у самой обочины в виде пирамиды высотой полтора — два метра. За день, несмотря на эти остановки, мы прошли 25 миль. Радиосвязи не было, Восток пока не слышен. Договорились с Этьенном, что как только он «услышит, волнуясь, российскую речь», то тут же позовет меня в палатку. Наши палатки стояли рядом, но крика что-то не слышно, значит, связи сегодня нет. Наше меню в корне изменилось, и в первую очередь, благодаря полученному на Полюсе мясу. Кейзо поджарил два огромных бифштекса, а на гарнир приготовил картошку, но интересным способом — без воды. Конечно, сухие, хрупкие ломтики отнюдь не стали мягче после тепловой обработки, но Кейзо залил все это блюда расплавленным сыром со специями, который прекрасно сгладил все острые гарнирные углы.

Весь день сегодня какое-то сонное состояние, причем не у меня одного — Джеф и Кейзо жаловались на то же самое. Очень странно, время вроде бы не меняли. Может быть, организм все же чувствует, что идем ночью?! Лагерь в координатах: 89,5° ю. ш., 108,3° в. д.

Минус 27 градусов «утром» и всю ночь, ветер от западо-юго-запада с постепенным переходом во второй половине дня к совершенно ненужному нам северо-западному, притом с одновременным его усилением. Стали попадаться заструги устойчивого северо-западного направления, что наводило на печальные предположения о возможных здесь северо-западных ветрах, не совсем попутных для нас, но пока весь сегодняшний день это были только предположения. К концу дня ощутил усталость, особенно в ногах: наверное, все-таки немного потерял форму на Полюсе. Кейзо оказался великолепным кулинаром. Наше с Этьенном меню было просто на пещерном уровне по сравнению с тем, что вот уже второй день предлагал мне Кейзо. Его поистине фанатичная преданность рису постепенно стала передаваться и мне. Правда, не столько принцип расстановки акцентов в нашем рационе, сместить которые удалось благодаря щедротам полюсного шеф-повара, сколько само отношение к процессу приготовления пищи было у Кейзо абсолютно отличным от моего или, скажем, этьенновского. Если раньше мы с Этьенном, особенно не ломая голову, просто смешивали продукты в разных, достаточно случайных пропорциях, то Кейзо именно священнодействовал. Помню, как он приятно поразил меня в этот вечер, приготовив в качестве закуски сардины. Да, да, те самые сардины, которые мы с Этьенном просто-напросто разогревали в чайнике, а затем незаметно для себя быстро съедали. Кейзо же смешал сардины с какой-то мелкой сушеной рыбешкой и полил все это удивительным соусом, который, начисто перебив привычный запах сардинного масла, придал им неповторимый пряный, сладковатый, типично японский, по словам внимательно наблюдавшего за моей реакцией Кейзо, вкус. Этот сказочный ужин еще более усилил мои опасения, что после месяца, проведенного с Кейзо в одной палатке и за одним столом, я прибавлю в весе. К сожалению, мы не смогли взвеситься на Южном полюсе (как частной экспедиции, нам было отказано в этом маленьком удовольствии), но тем не менее такая уверенность появилась.