Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне совсем не хочется наблюдать эти отвратительные сцены. Но что поделать – из окна моей уборной виден туалет похоронной конторы. И потому эти неприятные встречи случаются довольно часто. Я всегда поспешно отвожу глаза. Было бы неплохо разослать приятным мне женщинам письма, предупреждающие их о том, что никогда не следует заходить в туалет в похоронной конторе. Чтобы не превратиться в таких же кровопийц.
Но вот вчера я наблюдал за девушкой лет восемнадцати. Она вытирала слезы белым платочком. Она все утиралась и утиралась, а они все текли и текли. Ее плечи сотрясались от плача. Потом горе заставило ее прислониться к стене, и она зарыдала, уже не заботясь о том, чтобы вытереть слезы.
Я подумал: вот она, та единственная женщина, которая скрылась в туалете вовсе не для того, чтобы накрасить губы. Она спряталась, чтобы выплакаться. Я вдруг ощутил, что своим платочком она стерла из моего сердца недоброжелательство по отношению к женщинам – чувство, вскормленное наблюдениями из окна уборной. Но тут девушка вытащила из сумочки зеркальце, улыбнулась в него и тут же вышла. На меня будто ушат воды вылили – я чуть не закричал.
И чего это она улыбалась?
[1930]
Образ жизни и образ сна
Несколько раз она просыпалась – будто кто-то пытался вырвать ей волосы. Потом она увидела, что ее черная коса обмоталась вокруг шеи возлюбленного. «Похоже, что волосы у меня выросли. Это оттого, что мы спим вместе», – придумала она те нежные слова, которые скажет ему утром. И спокойно заснула.
– Мне спать не нравится. Почему мы должны спать? Мы любим друг друга, зачем нам засыпать? – загадочно сказала она, когда стало понятно, что они уже не расстанутся.
– Здесь уж ничего не поделаешь – есть время для сна, есть время для любви. Даже подумать страшно – любиться без остановки и никогда не спать. В этом есть что-то лукавое.
– Не говори глупостей. В самом начале мы только и делали, что любились, совсем заснуть не могли. А спать – очень эгоистическое занятие.
Она говорила правду. Когда он засыпал, у него делалось какое-то нахмуренное лицо, и он вытаскивал руку из-под ее спины. Да и она тоже: даже когда она обнимала его во сне, при пробуждении обнаруживалось, что мускулы ее руки обмякли.
– Ладно, тогда я обмотаю волосы вокруг твоей руки так, чтобы ты никуда не делся.
Потом она придумала обворачивать длинным рукавом его спального халата свою ладонь и крепко сжимать кулак. Но и из этого ничего не вышло – сон разнимал пальцы.
– Хорошо, поступим по пословице: «женский волос – для мужчины канат».
Заплетя косу, она намотала ее вокруг его шеи. Но утром он только посмеялся над ней:
– Волосы выросли, говоришь? Да они у тебя так свалялись – гребешком не возьмешь!
Время заставило их забыть и об этом. Теперь она спала так крепко, что не ощущала его присутствия. Но если она пробуждалась посреди ночи, обнаруживала, что касается его рукой. А его рука касалась ее. Так сделалось, когда они уже перестали рассуждать о том, как им удобнее спать.
[1932]
Подруга осеннего ветра
Он проводил женщину до выхода из отеля. Полы коридоров и холла были начищены до зеркального блеска. В них отражались бледные осенние облака. Было так покойно, что ему не захотелось подниматься в свой номер на втором этаже. Из утопленной в стену книжной полки он вытащил наудачу крайнюю справа книгу. За ней обнаружился сверчок, который чуть не спрыгнул на пол. Книга оказалась энциклопедическим словарем. На странице, которая открылась перед ним, была помещена статья «Акикадзэ-но нёбо» – «Подруга осеннего ветра»: «Поэтесса эпохи Эдо, сочинявшая комические стихи. Племянница Даймодзия Фумиро из Ёсивара, жена Каботя Мотонори. Прозвище „Подруга осеннего ветра“ берет свое начало от ее стихотворения: „Осенний ветер сам собою / Срывает печати с седьмой луны, / Швыряет листочек павловнии“. Занималась также сочинением серьезных стихов».
«Ерунда какая-то», – подумал он. Смысл стихотворения был ему непонятен. Когда путешествуешь, всегда узнаешь какую-нибудь ерунду. Он поднялся в номер. Пахло косметикой. В корзинке для мусора возле туалетного столика он увидел скрученные колечком волосы. «Как много. Жаль ее». Он достал волосы из корзинки. Наверное, она сама удивилась, что волос так много. Наверное, она глядела на них и задумалась, намотала на палец. Вот и получилось колечко.
Он вышел на веранду. По прямой белой дороге мчался ее автомобиль. Он закрыл левый глаз, поднеся к правому колечко ее волос. Прищурившись, он стал смотреть сквозь колечко, словно в лорнет, на удалявшийся автомобиль. Он был похож на металлический цветок или на игрушку. Ему стало смешно, словно мальчишке. От волос исходил ее запах. Наверное, она давно не мыла голову. Это был запах невзгод. Уже осень – дотронься до ее волос и вздрогни от их прохлады.
Она приходила к нему всего на полчаса. Ее муж мучился от чахотки, он приехал сюда сменить климат. Он гордился силой своего характера и все время говорил о том, что исцелится одной верой в выздоровление. Но не отпускал от себя жену ни на минуту. Было ясно, что он умрет очень скоро. Поэтому жена должна была съездить в Токио, чтобы сделать кое-какие приготовления: деньги и другие неприятные хлопоты. Она держала у него в номере смену одежды. Приведя себя в порядок, она уехала.
Она всегда носила белую накидку и путешествовала по коридорам отеля с самым печальным видом. В этой первоклассной гостинице, круглый год ломившейся от европейцев, она поражала его своей домашней красотой. Она-то действительно была «женой осеннего ветра». Автомобиль скрылся за мысом.
Взывая своим чистым пятилетним голосом «Мамочка, мамочка!», на лужайку выбежал английский мальчуган. За ним последовала мать, ведшая на поводке двух пекинесов. Наблюдая за сладким и чистым личиком мальчика, он решил, что все эти ангелы на старых европейских картинах взялись не с неба. На увядшем газоне кое-где еще проглядывали остатки зелени. Это заставило
