История Тома Джонса, найденыша - Генри Филдинг

По той роли, какую играл уже в нашей истории ирландский пэр, доставивший Софью в столицу читатель, без сомнения, заключит, что дом его в Лондоне было нетрудно найти, и не зная, на какой именно улице или площади он находится, ведь этот вельможа был человеком, которого всякий знает. Правду сказать, так оно и было бы для любого лавочника, привыкшего посещать владения людей именитых, ибо найти их двери бывает обыкновенно столь же легко, как трудно в них войти. Однако Джонс, равно как и Партридж, были совершенно чужие в Лондоне, и так как герою нашему случилось попасть прежде всего в такую часть города, жители которой не имеют почти никаких сношений с обитателями Ганноверской или Гровенорской площади (потому что Джонс въехал в Лондон по Грейс-Инн-лейну[327]), то он немало побродил, пока нашел дорогу в те счастливые области, где Фортуна отделила от черни благородных героев происходящих от древних бриттов, саксов и данов, предки которых, рожденные в лучшие дни, укрепили за своими потомками при помощи разнообразных заслуг, богатство и почести.

Добравшись наконец до этих земных Елисейских Полей, Джонс отыскал бы жилище его светлости очень скоро, если бы, уезжая в Ирландию, пэр не покинул, к несчастью, прежнего дома и так как переехал он в новый дом лишь на днях, то молва о его пышности не успела еще распространиться в том квартале. После бесплодных поисков, продолжавшихся до одиннадцати часов, Джонс внял наконец совету Партриджа вернуться в гостиницу «на Гольборне[328]» под вывеской «Бык и Ворота», где он остановился, и насладиться там отдыхом, какой обыкновенно ищут люди в его положении.

Рано поутру Джонс опять пустился разыскивать Софью, и долго поиски его были так же безрезультатны, как и накануне. Наконец сжалилась ли над ним Фортуна, или устала водить его на нос, только он попал на улицу, удостоившуюся чести быть местопребыванием его светлости. Найдя по указаниям прохожих нужный дом, Джонс подошел к двери и тихонько постучат в дверь.

Швейцар, по скромности удара составивший невысокое представление о пришедшем, не изменил его к лучшему и увидевши мистера Джонса. Джонс был в костюме из бумазеи, со шпагой, приобретенной у сержанта, клинок которой, может статься, был из отличной стали, но рукоять всего только из меди, да еще далеко не блестяще полированной. Поэтому на вопрос Джонса о молодой даме, приехавшей в Лондон с его светлостью, этот страж ответил довольно грубо, что «никаких дам здесь нет» Тогда Джонс изъявил желание увидеть хозяина дома, но получил в ответ, что сегодня его светлость никого не принимает. А когда он принялся настаивать, швейцар сказал, что ему строго приказано никого не пускать.

— Впрочем, если угодно, — продолжал он, — так скажите ваше имя, я доложу его светлости, а зайдете в другой раз — вам скажут, когда вас примут.

Джонс возразил, что у него очень важное дело к молодой даме и он не может уйти, не повидавшись с ней. На это швейцар не слишком любезным голосом подтвердил, что никакой молодой дамы в этом доме нет и, следовательно, не с кем видеться.

— Отроду не встречал такого чудака, — развел он руками, — никаких резонов не принимает!

Мне часто казалось, что Вергилий, подробно описывая в шестой книге «Энеиды» адского стража Цербера[329], имел, вероятно, в виду дать сатирическое изображение привратников именитых людей своего времени, во всяком случае, он точно рисует господ, имеющих честь стоять у дверей наших вельмож. Швейцар в своей сторожке — ри дать ни взять Цербер в своей пещере и, подобно последнему, нуждается в ублаготворении подачкой перед тем, как дать доступ к своему хозяину. Может быть, и Джонс увидел его в этом свете и вспомнил то место из «Энеиды», где Сивилла бросает стигийскому стражу[330] такую подачку с целью открыть Энею вход. Он стал подобным же образом предлагать взятку двуногому Церберу; заслышав о деньгах, к нему подскочил стоявший рядом лакей, говоря, что он «готов провести его к молодой даме, если мистер Джонс даст ему предлагаемую сумму». Джонс немедленно согласился и тотчас был отведен на квартиру миссис Фитцпатрик тем самым человеком, который накануне проводил туда дам.

Никогда неудача не бывает так огорчительна, как на пороге успеха. Проигрыш партии в пикет[331] из-за одного очка вдесятеро неприятнее, чем отсутствие всякой надежды на выигрыш. Так и в лотерее владельцы номеров единицей больше или меньше того, на который пал большой выигрыш, склонны считать, что им гораздо больше не повезло, чем прочим проигравшим. Словом, все эти неудачи на волосок от счастья смахивают на издевательство Фортуны, играющей с нами скверные шутки и зло потешающейся на наш счет.

Джонс, неоднократно уже испытавший на себе игривое расположение языческой богини, был снова осужден ею на танталовы муки; к дому миссис Фитцпатрик он подошел через каких-нибудь десять минут после отъезда Софьи. Обратившись к горничной миссис Фитцпатрик, Джонс услышал от нее неприятное известие, что леди уехала неизвестно куда; тот же ответ он получил потом и от самой миссис Фитцпатрик. Дама эта, по-видимому, приняла мистера Джонса за человека, посланного дядюшкой Вестерном в погоню за дочерью, а она была слишком благородна, чтобы выдавать кузину.

Джонс никогда раньше не видел миссис Фитцпатрик, но слышал, что какая-то кузина Софьи вышла замуж за джентльмена, носящего эту фамилию. Однако в смятении чувств это обстоятельство совсем выскочило у него из памяти. Только когда провожавший его лакей ирландского пэра рассказал ему, что обе дамы очень дружны между собой и называют друг друга кузинами, Джонс припомнил слышанную им когда-то историю о замужестве подруги Софьи. Придя к убеждению, что это та самая женщина, он очень удивился полученному от горничной ответу и стал просить позволения поговорить с самой госпожой, но та наотрез отказалась удостоить его этой чести.

Джонс никогда не бывал при дворе, однако умел вести себя лучше многих постоянных его посетителей и неспособен был к грубому и резкому обращению с дамами. Поэтому, получив решительный отказ, он не стал настаивать и сказал горничной, что если сейчас госпоже ее неудобно его принять, то он придет после полудня и надеется удостоиться чести ее увидеть. Учтивое обращение Джонса в соединении с его чрезвычайно приятной наружностью произвело хорошее впечатление на горничную, и она не могла удержаться, чтобы не сказать: «Может быть, сэр, госпожа вас и примет», — после чего всячески старалась уговорить свою госпожу принять красивого молодого джентльмена, как она называла Джонса.

У Джонса явилось сильное подозрение, что Софья находится в доме кузины и отказывается его принять только потому, что сердится за случившееся в Эптоне. Поэтому, поручив Партриджу подыскать помещение, он весь день провел на улице, карауля дверь, за которой, как ему казалось, скрывается его ангел; но, кроме одного слуги, никто не вышел из дому, и Джонс снова явился вечером к миссис Фитцпатрик с визитом, удостоившись на этот раз быть принятым.

Наружность иных людей отличается врожденным благородством, которого не придаст и не скроет никакой наряд. Мистер Джонс, как уже выше было замечено, обладал этим качеством в высокой степени, поэтому прием, оказанный ему хозяйкой, был любезнее, чем он мог бы ожидать по своему платью; когда он почтительно поклонился, его попросили сесть.

Читатель едва ли полюбопытствует узнать подробности разговора, который доставил мало удовлетворения бедняге Джонсу. Правда, миссис Фитцпатрик сразу открыла в нем поклонника (на эти вещи у всех женщин ястребиный глаз), но приняла его за такого поклонника, которому было бы неблагородно выдать приятельницу. Словом, она заподозрила в нем мистера Блайфила, от которого Софья бежала, и ответы Джонса на ее искусные расспросы о семействе мистера Олверти только укрепили ее в этом предположении. Она объявила, что ровно ничего не знает о том, куда переехала Софья, и Джонсу пришлось удовольствоваться позволением миссис Фитцпатрик навестить ее еще раз завтра вечером.

По уходе Джонса миссис Фитцпатрик поделилась с горничной своими подозрениями насчет мистера Блайфила, по та возразила:

— По-моему, сударыня, от такого красавчика не убежит ни одна женщина на свете. Я думаю, что это скорее мистер Джонс.

— Мистер Джонс! — воскликнула госпожа. — Какой Джонс? Читатель знает, что во всех своих разговорах с кузиной Софья не обмолвилась о нем ни одним словом, но миссис Гонора оказалась гораздо сообщительное и подробно рассказала горничной миссис Фитцпатрик всю историю Джонса, которую та и передала теперь своей госпоже.

Выслушав горничную, миссис Фитцпатрик тотчас же согласилась с ее мнением и — замечательная вещь! — нашла вдруг в статном счастливом любовнике прелести, какие проглядела в отвергнутом сквайре.