Искушение фараона - Паулина Гейдж

Гори, озадаченный, пристально смотрел на него. «Этого не может быть, – мысленно уговаривал он себя, – не может быть, не может… – Но внутренним взором он ясно видел, как отец уверенным движением заносит нож и, не колеблясь ни секунды, отрезает свиток, пришитый к мертвой руке… Видел, как Хаэмуас торопливо втыкает иглу в древнюю иссохшую ткань и руки его дрожат от ужаса, как его кровь капает на руку, как одна капля попадает и на Свиток. – Этого не должно быть, – думает Гори, потому что если это правда, значит, мы вступили в царство истинного кошмара, где мы не просто беззащитны и бессильны. Смерть отказывается подчиняться законам природы, вырывается из отведенных ей границ и, приняв личину жизни, свободно расхаживает среди нас. А мы – прокляты и отвержены, и ни один из богов не имеет власти спасти нас».

– Работы в гробнице уже начались, – рассказывал тем временем библиотекарь. – Следить за ними я назначил двух стражников из храма и пообещал, что за их труды они получат вдоволь пива и еды. Надеюсь, царевич об этом позаботится.

Гори поднялся на ноги. Ему показалось, что на это простое движение у него ушло слишком много времени и сил.

– Разумеется, – ответил он, сам удивившись тому, как ровно и спокойно звучит его голос. – Я прочел все, что меня интересовало. Эти свитки я бы хотел забрать с собой в Мемфис.

Однако библиотекарь, почтительно поклонившись Гори, вынужден был ему отказать.

– Мне бесконечно жаль, царевич, но забирать свитки из хранилища строжайше запрещено. Пришли сюда своего писца, и он перепишет все, что тебе необходимо.

«Нет, так не пойдет, – думал Гори. – Если показать отцу записи, сделанные рукой Антефа, он ни за что не поверит. Мне и самому трудно в это поверить. – Однако одного взгляда на умное и непреклонное лицо библиотекаря оказалось достаточно, чтобы понять: этого человека невозможно ни подкупить, ни заставить силой. – И он прав, – сказан себе Гори. Мой отец тоже не позволил бы нарушать установленные законы и правила».

– В таком случае завтра с утра мой писец придет к тебе, чтобы сделать необходимые копии, – сказал Гори. – Я благодарю тебя за помощь, а также за то, что ты обещаешь опечатать гробницу, когда я все осмотрю. Я приду сюда на закате, и ты покажешь мне это место.

Гори еще некоторое время поговорил с библиотекарем, но потом не мог вспомнить, о чем именно они беседовали. Вскоре он вышел и оказался среди слепящего солнечного света. «А тебе сколько потребовалось времени на то, чтобы прийти к этому выводу? К выводу, от которого у меня кровь стынет в жилах и я боюсь лишиться рассудка? – мысленно взывал он к Пенбу, усаживаясь в поджидавшие носилки. – Ты почти завершил свою миссию, а я лишь пожинаю плоды твоих тщательнейших и подробных изысканий. О чем думал ты тогда, верный слуга? Терзали тебя сомнения и смертельный страх, как терзают они меня?»

Он попытался было улыбнуться, и в этот самый миг его в первый раз поразил внезапный приступ острой, невыносимой боли. Свело живот, Гори согнулся пополам, тяжело дыша, хватая ртом воздух, на лбу у него выступили крупные капли пота. «Нет, не надо, – тихо молил он, подтянув колени к подбородку и прижимая к животу стиснутые кулаки. – О, Тот, сжалься, я не могу выносить такую муку, не могу, не могу! – Потом боль отпустила, и Гори лежал на подушках, обессилевший, закрыв глаза и тяжело дыша. – О, Табуба, – мысленно взывал он к ней, – сжалься надо мной. Если ты непременно решила со мной разделаться, прошу: подожди. Убей меня ножом, влей яд в мою чашу, прикажи задушить меня в собственной постели, но только не подвергай меня этой злобной, гнусной каре!»

Боль накатила новой волной, и Гори, желая хоть как-то противостоять ей, напрягся всем телом, и вскоре сами мышцы от неимоверных усилий сделались средоточием муки. Гори был не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой. «Зачем вообще ей меня убивать, – думал Гори, стиснув зубы. Лицо его исказила гримаса. – Не важно, что именно я здесь узнаю. Она будет все отрицать, сделает так, что любое мое слово обернется ложью, и отец поверит всему, что она скажет. Нет. Она просто хочет меня убить. Она жаждет моей смерти».

Боль немного улеглась, но не прошла совсем. «Это значит, что она не вынула булавку из восковой куклы, – в ужасе думал Гори. – Ну, воткни ее еще глубже недрогнувшей рукой, потом поверни, чтобы металл сильнее вошел в воск, и оставь так – жертва станет слабеть и терять силы. – С огромной осторожностью он поднялся, охая при каждом движении и крепко прижимая руки к животу. – И лучше мне уже не станет, – мрачно подумалось Гори. – Боль будет накатывать и слегка отступать, но не пройдет совсем». Он потянулся к амулету, что иногда носил на спине как противовес массивному нагрудному украшению, а иногда пристегивал на браслет, однако его дрожащие пальцы наткнулись вместо амулета на старинную сережку, а разжать руку у него не хватило сил.

Добравшись до дома градоправителя, Гори сразу прошел к себе. Он упал на постель, и ему удалось забыться тяжелым беспокойным сном. Когда он проснулся, над ним склонялся Антеф и с тревогой вглядывался в его лицо. Гори схватил друга за руку.

– Позови ко мне местного лекаря, Антеф, – попросил он, и тот, взволнованно что-то пробормотав на бегу, бросился прочь из комнаты. А Гори остался ждать его возвращения. Он лежал, то впадая в забытье, то вновь приходя в себя, в зависимости от того, насколько сильными были приступы боли. Когда к его постели подошел лекарь в сопровождении Антефа и хозяина дома, Гори сделал попытку чуть приподняться.

– Я – царевич Гори, сын царевича и лекаря Хаэмуаса, – шепотом произнес он. – Осматривать меня нет нужды. Меня поразил неизлечимый недуг, вызывающий сильную боль в животе, и я призвал тебя, чтобы ты приготовил мне крепкой маковой настойки в таком количестве, чтобы мне хватило на несколько недель.

– Но, царевич, – запротестовал лекарь, – если я сделаю, как ты требуешь, предварительно не осмотрев тебя, ты можешь по ошибке или недосмотру принять слишком большую дозу, что вызовет смертельный исход. А я не хочу брать на себя такую ответственность.

«Ответственности боится и градоправитель», – подумал Гори, глядя, как хозяин дома в тревоге маячит где-то за спиной Антефа.

– Тогда отдай настойку моему слуге, – предложил он, и ему пришлось собрать все оставшиеся силы для того лишь, чтобы произнести вслух эти нехитрые слова. – Мне необходимо завершить здесь одно дело, а если меня будут мучить невыносимые приступы боли, я не смогу заниматься работой. Если хотите, могу продиктовать своему слуге особый документ, в котором будет подтверждено, что с вас двоих снимается любая ответственность за то, что в дальнейшем произойдет со мной.