Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

Это, несомненно, изящный способ объяснения комбинаторных ограничений, имеющих место между лексическими единицами в конкретных грамматических конструкциях. Следует заметить, однако, что любая разумная трактовка значимости предложений в подобных терминах предполагает адекватный синтаксический анализ предложений и удовлетворительные правила семантической интерпретации релевантных грамматических отношений. Пример, только что приведенный выше (он затрагивает «определение» существительного «прилагательным»), относится к случаям, которые семантики никогда не считали особенно сложными. Его формализация в рамках современной синтаксической теории тривиальна по сравнению с проблемой формализации огромного большинства отношений семантической «совместимости», имеющих место в предложениях любого языка. В последние годы наблюдается значительное усиление внимания к проблемам, связанным с формализацией различных отношений семантической «совместимости» (особенно в работах Катца, Вейнрейха и Бирвиша). Несмотря на изощренность созданного формального аппарата, полученные до сих пор результаты не производят большого впечатления; представляется, что прогресс в этой области зависит от построения более адекватной теории синтаксиса, чем та, которая имеется на сегодняшний день.

Второй вопрос, на который стремится ответить компонентный анализ, таков: «Каким значением обладает данное предложение или сочетание?» Общий ответ на этот вопрос заключается в том, что значение предложения или сочетания является «совокупностью» смыслов составляющих его лексических единиц; а смысл каждой лексической единицы является «совокупностью» составляющих его семантических компонентов. Значение предложения или сочетания определяется, следовательно, путем «сплава» всех семантических компонентов лексических единиц в соответствии с некоторым множеством «проекционных правил», которые ассоциируются с грамматическими отношениями на уровне глубинной структуры. В предыдущем абзаце говорилось, что современная синтаксическая теория еще не дает нам удовлетворительного отражения многих релевантных глубинных грамматических отношений на уровне глубинной структуры; с этим же была связана главная трудность анализа«грамматических функций» в гл. 8. Отсюда следует, что в приведенном выше определении значения предложения или сочетания как «совокупности смыслов составляющих его лексических единиц» мы сегодня не в состоянии дать термину «совокупность» (более специальный термин — «композиция функций») достаточно ясную интерпретацию.

В то же время очевидно, что многие из семантических отношений, рассмотренных в предыдущей главе, могли бы быть переформулированы в рамках компонентной теории семантики. Синонимия, гипонимия, несовместимость и дополнительность могут, очевидно, "определяться в терминах семантических компонентов рассматриваемых лексических единиц. (По вопросу о компонентном подходе к определению этих отношений читатель отсылается к работам, упомянутым в примечаниях.) Нужно, однако, подчеркнуть, что компонентный анализ лексических единиц покоится на предшествующем ему понятии «импликации», связанной с утверждением и отрицанием предложений. Компонентный анализ — это определенная методика экономного описания некоторых семантических отношений между лексическими единицами и между содержащими их предложениями; он не способен разрешить проблемы неопределенности, рассмотренные нами выше в связи с «пониманием» и «аналитической импликацией» (ср. § 10.1.2).

10.5.5.«КОГНИТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» («COGNITIVE REALITY») СЕМАНТИЧЕСКИХ КОМПОНЕНТОВ *

Наиболее интересные из опубликованных на сегодня работ по компонентной семантике выполнены не философами и лингвистами, а антропологами; в последнее время они уделяют значительное внимание тому, что называется «когнитивной истинностью», или «реальностью», семантических компонентов. Именно этот вопрос мы имели в виду, когда говорили выше о необходимости изучить значение термина «правильный» в контексте компонентного анализа (ср. § 10.5.1).

Многие антропологические работы опираются на анализ слов,обозначающих родство в различных языках. Было показано, например, что самые обычные термины родства в английском языке могут анализироваться по-разному. (В частности, brother 'брат' и sister 'сестра' могут рассматриваться как имеющие общий компонент «прямая линия родства', подобно словам father 'отец' и mother 'мать' или son 'сын' и daughter 'дочь', но в отличие от слова cousin 'двоюродный брат, двоюродная сестра', которое имеет общий компонент 'побочный' со словами uncle 'дядя' и aunt 'тетя' и со словами nephew 'племянник' и niece 'племянница'; альтернативный анализ может привести к выделению в словах brother и sister того же компонента ('относящийся к одной линии родства'), что и для слов uncle и aunt или nephew и niece, в отличие от cousin, которое имеет компонент ('находящийся вне данной линии родства'). Вопрос состоит в том, который из возможных вариантов анализа является «правильным» (если таковой вообще есть). Каждый из вариантов является приемлемым; каждый из них дает возможность отличить любой член лексической системы от всякого другого члена той же системы; и каждый из них является «предсказательным» в том смысле, что он дает антропологу способ определения отношения любого члена семьи к другим членам семьи с точки зрения лексической системы. Но каждый из этих альтернативных вариантов анализа покоится на своем, отличном от другого, наборе пропорциональных равенств:

либо

father : mother :: son : daughter :: brother : sister ('отец' : 'мать' :: 'сын' : 'дочь' :: 'брат' : 'сестра'),

либо

uncle : aunt :: nephew : niece :: brother : sister ('дядя' : 'тетя' :: 'племянник' : 'племянница' :: 'брат' : 'сестра').

Следовательно, решение вопроса о «правильности» (если этот вопрос вообще поддается решению) должно определяться именно, «когнитивной истинностью» одного набора пропорций по сравнению с другим. Что касается антропологического анализа родства, то «когнитивная истинность» некоторой конкретной пропорции определяется, согласно принятому допущению, социальным статусом и ролями, приписываемыми различным классам родственников в данном обществе, что вполне может отражаться также и в языковой «интуиции» членов коллектива.

Но вопрос о «правильности» можно также рассматривать с более строгой (в лингвистическом смысле) точки зрения. Для этого вновь обратимся к простому примеру компонентного анализа, с которого мы начали этот раздел. Мы сочли обоснованными следующие пропорции:

man : woman : child :: bull : cow : calf ('мужчина' : 'женщина' : 'ребенок' :: 'бык' : 'корова' : 'теленок'),

bull : cow : calf :: rooster : hen : chicken ('бык' : 'корова' : 'теленок' :: 'петух' : 'курица' : 'цыпленок')

и т. д.

На основе этих пропорций мы «извлекли» семантические компоненты (мужской пол) vs. (женский пол), (взрослый) vs. (не-взрослый), (человеческий) vs. (коровий) vs. (лошадиный) vs. ... (овечий). Мы можем теперь задаться вопросом о том, каков лингвистический статус этих компонентов.

На первый взгляд противопоставление противоречащих друг другу компонентов (мужской пол) и (женский пол) выглядит достаточно удовлетворительно. Если мы знаем, что некто является взрослым, человеческим существом мужского пола, то мы знаем, что к нему наиболее естественно применить слово man 'мужчина', а не woman 'женщина' или child 'ребенок'; если мы знаем, что некоторая конкретная домашняя птица является взрослой самкой данного вида, то мы знаем, что для ее обозначения подходит термин hen 'курица', а не rooster 'петух' или chicken 'цыпленок' и т.д. Но можно было бы утверждать, что дифференцировать слова man и woman, rooster и hen и т. д. в терминах пола их референтов значит отдавать предпочтение только одному из многих релевантных (с точки зрения языка) признаков, которыми они различаются. Если мы спросим маленького ребенка (большинство высказываний которого вполне приемлемы и манифестируют, насколько можно судить, те же самые семантические отношения, какие манифестируют и высказывания старших), какова разница между мужчинами и женщинами, то он может ответить перечислением целого ряда типичных характеристик: тип одежды, который они носят; как подстрижены их волосы; ходят ли они на работу или остаются дома и ухаживают за детьми и т. д. Совершенно не связанный с этим набор критериев может быть предложен для дифференциации слов rooster и hen, bull и cow и т. д. Почему мы должны считать, что пол является единственным критерием даже в речи взрослых? И в какой степени отражает истину утверждение, что woman : child :: cow : calf :: hen : chicken и т. д. ('женщина' : 'ребенок' :: 'корова' : 'теленок' :: 'курица' : 'цыпленок' и т. д.)?

Очевидно существует определенный класс предложений, семантическая допустимость или недопустимость которых может быть объяснена в терминах этого пропорционального равенства: That woman is the mother of this child «Та женщина — мать этого ребенка', That hen is the mother of this chicken «Та курица — мать этого цыпленка' и т. д. vs. That man is the mother of this child 'Тот мужчина — мать этого ребенка', That woman is the father of this child 'Та женщина — отец этого ребенка', That woman is the mother of this calf «Та женщина — мать этого теленка' и т. д. Грамматическое явление рода в английском языке тоже отчасти определяется полом референта. Но это не означает, что компоненты (мужской пол) и (женский пол) являются единственными семантическими признаками, дифференцирующими взаимодополнительные слова man 'мужчина' vs. woman 'женщина', bull «бык' vs. cow 'корова' и т. д. Статус таких компонентов, как (взрослый) vs. (не-взрослый), еще более сомнителен: и здесь мы сталкиваемся с множествами семантически допустимых и семантически недопустимых комбинаций, которые могут быть рассмотрены в терминах этого противопоставления, но существуют и другие комбинации, которые подобному объяснению не поддаются.