Самый лучший комсомолец. Том второй (СЛП-4) - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стандартный контракт нас более чем устраивает, — отказался я. — Извините, либо работаем по устоявшемуся регламенту, либо не работаем никак.
Дали по рукам, и фриц ушел в недра посольства готовить почву для нового проекта. Приятно, когда все скучные обязанности тащат на себе взрослые!
В отличном настроении отправился на встречу с учениками школы при посольстве — сиречь, Советскими детьми, которых не любить просто невозможно. Где-то на двадцатой минуте выступления, которое начал сразу с политинформации («Немцев-то не обижаете? Молодцы! Эти немцы свои, союзные, и обижать их нельзя, ведь во многом благодаря нанесенным Германии по итогам Империалистической войны обидам…»), начал понимать, что что-то здесь не так, потому что ребята поделились на две категории — первая привычно-радостная, внимает со светящимися глазками, а вторая — прямо странная, совершенно непривычно-серьезная и даже напряженная. Нет, отсутствие щенячьего восторга при взгляде на меня не преступление (пока!), но дети так себя не ведут. Значит — зашуганы родителями-дипломатами, которые велели при виде меня сидеть с закаменевшими рожами. Понять могу — внутри-то СССР функционеры бегают обезглавленными паникующими курицами, силясь понять, что за фигня творится, а здешние-то еще меньше знают! А вот чего понять я не могу, а главное — совершенно не хочу, это взгляды, которые дети «сурьезные» бросали на детей нормальных. Презрение и стыд за совершенно социально приемлемое (радоваться на специально выделенных для этого мероприятиях, вообще-то, никто пока не запрещал) поведение соучеников, вот что в них было!
После выступления попросил Леонида Матвеевича тихонько собрать мне «нормальных» для более предметного разговора, напрочь зарубив его робкие «можно не надо?». Настроение по итогам более камерной встречи полетело в помойку — вот здесь «мажорность» и «элитарность» цветет и пахнет! «Нормальными» оказались дети, так сказать, прислуги — поваров, электриков, уборщиц и прочих пролетариев. Дети дипломатов с ними принципиально не общаются — не по рангу, мать его! И ладно бы только это — "чмырить пролов" в посольской школе любят очень многие, при полном попустительстве педсостава, который мы целиком поменяем, как только я вернусь в Москву. Но педсостав — это даже не полпроцента проблемы.
Пришлось идти в кабинет Петра Алексеевича, после чего ему пришлось спешно собирать доступных в данный момент подчиненных.
— Товарищи, — встав за кафедру и глядя в холеные, скучающие рожи, начал я грустный разговор. — Ответьте мне на вопрос — зачем Родина вас сюда направила?
Дипломаты не подкачали, выдав идеологическое обоснование своего здесь пребывания прямиком по методичкам.
— Вот видите, — обрадовался я. — Приказа воспитывать своих отпрысков в презрении к «обслуге» не было, а я вот только что с местными детьми разговаривал и прямо расстроился. Когда указ о кухаркиных детях-то возрождать намерены, дворяне х*евы?
Дипломаты ловко изобразили непонимание, в ответ я зачитал длиннющий список прегрешений части их отпрысков. Справедливости ради немалая часть присутствующих своих детей воспитывает правильно. Демонстративно убрав листочки во внутренний карман (пустые, по памяти цитировал, но так солиднее), широко улыбнулся:
— В течение недели все неспособные воспитывать потомство в правильном ключе — фамилии я только что озвучил — получат новые назначения. Туда, где кроме верблюжьей колючки и песка ничего нет. Все ваши потомки с этой минуты навсегда заносятся в особый список и лишаются права поступать в высшие учебные заведения. Новых дворян стране не надо, зато людям рабочих профессий она всегда рада. До свидания, товарищи.
И в кромешной тишине, задыхаясь от ненависти, покинул кабинет. Ё*аные обезьяны! За нами (потому что «я» — это «я и Вилка») как наскипидаренный вылетел Петр Алексеевич, начавший выгораживать своих выкормышей:
— Откуда у тебя такие полномочия?
С демонстративным спокойствием достал полученную перед отъездом ксиву особого инспектора Министерства Иностранных дел за подписью товарища Громыко, который решил перенять опыт силовиков по запуску в банки с пауками неподдающегося подкупу и обману малолетки. Подавив удивление, он попытался снова:
— Эти дети с рождения вращаются в дипломатических кругах, знают внутреннюю кухню и умеют вести себя в обществе. Лишая их шанса поступить в МГИМО, ты лишаешь Советский Союз ценного кадрового ресурса!
Просто о*уеть!
— Петр Алексеевич, вы — пожилой человек с гигантским жизненным опытом и блестяще «рулите» чудовищно важным для Родины направлением, — зыркнув на него исподлобья, перешел на безэмоциональный тон. — Но конкретно сейчас вы сказали, что дети дипломатов — особенные, а дети пролов, стало быть — чмошники. Напомните, в какой момент мы начали строить даже не классовое, а кастовое общество?
Пожилой дипломат дернулся.
— Я обязательно передам ваши слова товарищу Громыко вместе с детальным пересказом того, насколько ваши подчиненные обосрались с воспитанием потомства. Вы правы, дети здесь не причем, но в вопросах государственного строительства этот аргумент никчемен, а заведомо запоротые нерадивыми родителями, решившими, что они не быдло рязанское, а, так сказать, элита, кадры, Родине на ответственных должностях не нужны. До свидания.
И мы с Виталиной, ускорив шаг, спустились на первый этаж, где подобрали дядю Витю, пару штатных охранников и Леонида Матвеевича. По пути в телевизор попытался взять себя в руки и состряпал в голове доклад на Высочайшее имя, в котором попрошу царя-батюшку ограничить приток «потомственных» в международные структуры. Безусловно, всем перекрывать кислород и вправду расточительно — далеко не все дипломатские дети проявили внутреннюю гниль, и какая-то часть безусловно достойна пойти по стопам родителей, поэтому предложу ввести квоты — например, половина мест уходит «потомкам», но остальные, уж простите, должны заполняться простолюдинами. И да начнется грызня за право устроить сыночке жизнь так, чтобы он питался исключительно икоркой!
— Ох и нажил ты себе врагов, Сережа, — вздохнула Виталина.
— Что там? — заинтересовался дядя Витя.
Объяснил — он одобрительно хмыкнул, а вот Леонид Матвеевич схватился за голову.
— Твоего пристроим, не боись! — презрительно фыркнул я, окончательно потеряв остатки уважения к этому кадру. — Выделили, бл*дь, куратора! — набрав воздуха в грудь, рявкнул. — В руки себя взял!
Он подпрыгнул и съежился в дальнем уголке машины.
— Дядь Вить, давайте бесполезный актив диппочтой в Москву отправим? Можно мне нормального, идеологически подготовленного, стрессоустойчивого товарища вместо этого мягкотелого куска дерьма выписать?
— Сережа, успокойся, — мягко шепнула мне на ухо Виталина.
— Домой хочу, — горько вздохнул я.
Вот она причина всех бед — сколько бы внутри родного симулякра расхитителей соцсобственности не
