Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

«Драконов закон, который приняла законодательная палата Аризоны, вызывает отвращение, – отметил либеральный комментатор The Washington Post Евгений Робинсон, – это расистский, деспотичный, несправедливый документ, от которого веет нацистскими теориями»[109]. Как выразился Обама, аризонский закон «позволяет полицейским задержать простую семью латиноамериканцев, которые гуляют в парке и едят мороженое, только потому, что у них темный цвет кожи»[110]. Тем не менее, согласно соцопросам, инициатива Брюэр пользовалась поддержкой 52 % американцев, а бывший соперник Обамы по президентской гонке сенатор от штата Аризона Джон Маккейн обвинял федеральные власти в том, что они «так и не сумели предложить разумное решение проблемы нелегальной иммиграции»[111].

В ответ на критику администрация Обамы инициировала в конгрессе первые слушания по проекту иммиграционной реформы, которая должна была предоставить всем иммигрантам, проживающим в США более пяти лет, легальный статус. Последнюю иммиграционную амнистию провел в 1986 году президент Рейган. Тогда легальный статус получили люди, незаконно въехавшие в страну до 1972 года, – таких набралось 6 млн. человек. В 2010 году численность нелегалов в США оценивалась в 12–15 миллионов (некоторые эксперты приводили более внушительную цифру – 30 миллионов). Специалисты утверждали, что в случае их легализации и притока родственников «новых граждан», который неминуемо за ней последует, в Соединенных Штатах произойдут радикальные изменения: уже к 2020 году большинство в расовом составе населения страны будут составлять латиноамериканцы.

Сторонники радикального курса отмечали, что непопулярные в стране реформы могут быть приняты лишь до тех пор, пока демократы сохраняют большинство в обеих палатах конгресса. Причем, согласившись на иммиграционную амнистию, партия Обамы, конечно, утратит расположение независимых избирателей и умеренных республиканцев, отдавших ей свои голоса на выборах 2008 года, но укрепит собственную электоральную базу, обеспечив себе безоговорочную поддержку со стороны испаноязычного сообщества.

Кроме того, эксперты говорили, что дебаты по иммиграционному вопросу могут негативно отразиться на образе республиканской партии, власть в которой окончательно перейдет в руки правых радикалов и консервативных активистов. В этом смысле очень показательным было поведение Джона Маккейна, который в 2006 году был одним из главных сторонников амнистии для нелегалов, но в 2010-м вынужден был изменить свои взгляды, столкнувшись с серьезным конкурентом в борьбе за место сенатора от Аризоны, который придерживался жесткой антииммигрантской линии.

Оптимисты в команде Обамы не теряли надежды привлечь на свою сторону умеренных республиканцев, наряду с иммиграционной амнистией предусмотрев в законопроекте жесткий пограничный режим. Таким образом, предлагаемая реформа, фактически, должна была стать повторением провалившейся в конгрессе бушевской инициативы 2006 года. «Джорджа Буша-младшего, который, до того как прийти в Белый дом, был губернатором Техаса, многие называли «первым мексиканским президентом США», – отмечала The Washington Post, – и в случае успеха иммиграционной реформы Барак Обама вполне может претендовать на звание его преемника»[112].

Однако скептики, такие, как глава аппарата Белого дома Рам Эммануэль, пытались убедить Обаму в том, что проведение иммиграционной реформы окончательно похоронит шансы демократов на успех на промежуточных выборах в конгресс, которые должны были состояться осенью 2010 года.

И хотя в 2008 году Обама не раз обещал провести амнистию нелегалов (и это принесло ему поддержку лидеров испаноязычной общины), через полтора года в обращении к нации он был настроен уже несколько иначе. Призывы укреплять охрану границ и пресекать нарушение законов заставили многих комментаторов заговорить о том, что вместо либерализации иммиграционной политики новая администрация пойдет на ее ужесточение. The Daily News даже опубликовала статью «Иммиграционная реформа скончалась», в которой слова президента были названы «эпитафией» на могиле реформы. Обещание Обамы следить за тем, чтобы иммигранты, играющие по правилам, могли вносить свой вклад в американскую экономику, эксперты не восприняли всерьез, сравнив его с «костью, брошенной голодным псам»[113].

Отсутствие значимых успехов вынуждало демократов строить свою предвыборную кампанию на критике оппонентов. Они постоянно указывали, что вынуждены «платить по векселям, оставленным администрацией Буша», и утверждали, что республиканцы блокируют работу конгресса. Обама, который во время предвыборной кампании 2008 года призывал к межпартийному единству, на этот раз не скрывал своего негативного отношения к Великой старой партии. «Если я сказал бы, что небо голубое, они бы отрицали это, если я сказал бы, что рыба живет в океане, они попытались бы это опровергнуть, – заявил американский президент, выступая на митинге в Милуоки. – Эти парни идут на выборы с лозунгом «Нет, мы не можем» и надеются одержать победу»[114].

«Многие сравнивают нынешнюю ситуацию с 1994 годом, когда республиканцам удалось переиграть администрацию Клинтона, завоевав большинство в обеих палатах конгресса, – писал профессор Висконсинского университета Джон Колеман. – Однако есть и противоположный пример: на промежуточных выборах 1982 года, несмотря на все пессимистические прогнозы, команда Рейгана сумела сохранить преимущество республиканцев в законодательном корпусе»[115].

Отказавшись от компромисса с умеренными республиканцами, Обама рассчитывал на поддержку либерального электората, продолжая проводить «новый курс», который подразумевал масштабные государственные затраты. По примеру Франклина Рузвельта он предлагал решить проблему безработицы, вкладывая средства в строительство железных дорог, автомагистралей и мостов. Кроме того, он планировал выделить около 100 млрд. долларов на научные исследования и развитие высоких технологий.

Под впечатлением от провалов демократических кандидатов в губернаторы, которых активно поддерживал Обама, рядовые конгрессмены-демократы стали шарахаться от президента, опасаясь лишний раз появиться с ним на публике. «В результате, – писала The New York Times – партия отказывается сформулировать общую предвыборную стратегию, рассчитывая, что в каждом избирательном округе будет вестись своя кампания. Стоит оговориться, что такой подход привел к поражению республиканской партии на выборах 2006 года, ведь победить в 435 стычках намного сложнее, чем дать одно генеральное сражение»[116].

Серьезным просчетом политтехнологов Обамы стало его заявление о том, что строительство мусульманского культурного центра в Нижнем Манхэттене, неподалеку от места, где стояли башни-близнецы, не противоречит законам США. «Такая позиция непопулярна в американском обществе, – отмечал редактор вашингтонского бюро журнала Time Майкл Даффи, – и президент льет воду на мельницу евангелистов, обвиняющих его в секуляризме, безбожии и тайных симпатиях к исламу»[117].

Ошибки правящей партии, казалось бы, должны были придать республиканцам уверенности в собственных силах. Однако, как это ни удивительно, Великая старая партия оставалась не в лучшей форме. Представители партийного истеблишмента все чаще сталкивались с правыми радикалами – организаторами чаепитий, отстаивающими принципы «чистого консерватизма».

Пожалуй, именно эти люди стали главными героями кампании. И если в 2008 году американцы с интересом следили за политическим шоу демократов, подаривших публике молодого темнокожего сенатора, призывающего к переменам, то теперь их внимание было приковано к бунтарям-республиканцам, которые отстаивали американскую свободу словно первые колонисты в эпоху бостонского чаепития.

Организаторы чаепитий являлись наиболее яростными критиками администрации. Один из активистов движения Марко Рубио охарактеризовал политику Обамы как «пренебрежение нашими друзьями, умиротворение наших врагов и отказ от наших обязательств». «Чаевникам» удалось переиграть умеренных республиканцев в штатах Аляска, Кентукки и Делавэр, и они надеялись отстоять свои взгляды на будущее партии.

Как мы помним, придя к власти, президент обещал по примеру Линкольна и Рузвельта превратить свою администрацию в «эффективную команду соперников». Однако, по словам колумниста The New York Times Томаса Фримана, «эта схема, похоже, не сработала. Обаме не хватило лидерских качеств, и вместо команды соперников он создал стаю врагов, в которой каждый тянет одеяло на себя и не готов воспринимать президента в роли высшего арбитра»[118].

Еще один исторический пример, который вдохновлял Обаму, это, конечно, администрация Джона Кеннеди. Как утверждал стратег демократической партии Питер Фенн, «35-й президент США обсуждал ключевые проблемы в тесном кругу людей, которых он давно знал и чьим суждениям доверял. Эта группа, которую политологи окрестили «Камелот», по сути, и определяла политику Кеннеди. Еще во время предвыборной кампании 2008 года стало очевидно, что Обаме такой управленческий стиль очень импонирует»[119].