Повелительница грез - Эмма Дарси

Шонтэль в своем незатейливом платьице и домашних сандалетах на секунду почувствовала себя оборванкой. Так или иначе, пришлось встретить Эльвиру Розу Мартинес в том, в чем была. Она решила, что не так уж это и страшно — Луис, во всяком случае, никогда не критиковал ее внешний вид. Впрочем, он предпочитал видеть ее обнаженной.

А потом они сели в машину Эльвиры и проехали расстояние, которое проще было пройти пешком. Видимо, в мире Эльвиры Розы Мартинес не принято ходить по улицам. Они подъехали к парадному входу, оставив позади извилистую аллею и массивные металлические ворота.

Это был не просто дом — дворец. Невозможно было объяснить Луису, человеку, который вырос здесь, какое впечатление произвел на нее этот дом. На всем был отпечаток богатства. Великолепная мебель из Испании, Франции и Италии в каждой комнате. Огромный зал для приемов весь в зеркалах напоминал Версаль. И она, видя свое отражение в зеркалах, чувствовала себя неприкаянной, жалкой.

Разумеется, Эльвира Роза Мартинес была слишком деликатна, чтобы делать какие-то замечания, но этого и не требовалось — все и так было ясно. Показывая семейные реликвии и портреты именитых предков, упоминая о подвигах и заслугах Мартинесов перед Аргентиной, мать Луиса ясно дала понять, что брак с иностранкой для ее сына неприемлем.

Луис сидел неподвижно, но чувствовалось, как он весь напрягся.

— И какие же выводы ты сделала о моей настоящей жизни?

Шонтэль сделала вид, будто не заметила вызова в его тоне.

— Догадайся сам, Луис.

— Экскурсия по этому мавзолею произвела на тебя сильное впечатление. Все мои предки, чьи портреты ты видела… накопившие богатства при помощи разбоя, эксплуатации… Уверен, мать не упустила подробностей.

Его отзыв о предках удивил Шонтэль.

— Благодаря им ты сейчас сказочно богат. Разве это не главное?

— Они заплатили за свое богатство куда более высокую цену. А Клаудия присутствовала на этом уроке семейной истории?

— Нет.

Шонтэль глубоко вздохнула, вспоминая давно забытые подробности. Клаудия была представлена ей чуть позже: копна черных вьющихся волос, матовая, оливкового цвета кожа, черные бархатистые глаза. На ней было изысканное шелковое платье сочных осенних тонов, на шее — ожерелье, в ушах — серьги, и все из золота, прекрасной работы.

— Клаудия появилась около двенадцати, пояснила Шонтэль, предвосхищая очередной вопрос Луиса.

— И ты была представлена ей как моя любовница?

Кровь прилила к ее щекам.

— Твоя мать с присущей ей тактичностью объяснила Клаудии, что я сестра твоего друга Алана и на некоторое время остановилась в Буэнос-Айресе.

— Тактично! — злобно усмехнулся Луис. — Но это было скорее в твою пользу. Разве кто-то пытался убрать тебя из моей жизни?

Может, и нет. Даже если и так, разве у Клаудии не было причин избавиться от Шонтэль, спавшей с Луисом? Вернувшись из Европы, она узнала, что суженый развлекается с другой женщиной. Хотя планы насчет Луиса, в которые она посвятила Шонтэль во время обеда, звучали вполне правдоподобно. Сидя за столом, Шонтэль совсем потеряла аппетит. Ей уже не хотелось ни есть, ни разговаривать с ними, ни оставаться с Луисом. Единственное, чего она хотела, — поскорее взять билет и улететь домой, в Австралию.

Она вспомнила роскошный обеденный стол и стоящую в центре его серебряную вазу в форме раскидистого дуба, под которым отдыхали три оленя. Прекрасные свежие розы завершали этот пейзаж. Эффект был ошеломляющий, а запах роз предательский и коварный. Красные розы — символ любви. Шонтэль с тех пор возненавидела их.

— На левой руке у Клаудии было обручальное кольцо? — спросил Луис.

— Нет, но она говорила об обручальном кольце, которое себе присмотрела. Большой, овальной формы бриллиант желтого цвета в обрамлении небольших белых бриллиантов.

Луис пробормотал что-то на испанском, но, что именно, Шонтэль не поняла.

— И после всего этого, — процедил он наконец, — ты все равно вернулась в нашу квартиру тем вечером.

— Я не могла поверить в услышанное и увиденное. Не могла поверить в то, что ты так меня использовал. Хотела переубедить тебя, чтобы ты не женился на Клаудии.

— Так почему ты ничего не сказала? Потому что было бы ужасно, если бы все оказалось правдой. Потому что она все еще желала его. Потому что она, скорее всего, ни на что не решилась бы… если б не телефонный звонок.

— Тем вечером тебе позвонила твоя мать. К нам домой. Она обещала мне, что позвонит около девяти, и она позвонила, не так ли, Луис?

— Да.

— Чтобы пригласить нас с тобой на обед в воскресенье?

— Чушь.

— Луис, я слышала, как ты отказал ей. Ты был раздосадован самой возможностью такого поворота событий.

— Она просила пойти с Клаудией на вечеринку. Это не имело никакого отношения к тебе. Ни малейшего! — Он издал нервный смешок. — Так я, во всяком случае, полагал в то время. Я не думал, что она доберется до тебя. Думал, ты в безопасности. В безопасности! Матерь Божья!

Последние фразы Луиса привели Шонтэль в замешательство. Так значит, он боялся своей матери? Какую же власть она имела над ним?

— То есть вы с моей матерью запланировали этот ее звонок для проверки моих чувств к тебе? — произнес Луис дрожащим от ярости голосом.

Она вспомнила тоскливое чувство, охватившее ее, когда Луис произнес слово «нет» в телефонную трубку.

— Я думала, что это просто разговор двух женщин, что она пытается помочь мне.

— И когда я отказал ей, ты решила, что я хочу, чтобы ты продолжала оставаться моей тайной возлюбленной, так?

— Так, — подтвердила она.

— И пламя твоей любви ко мне погасло той же ночью.

Она не смогла отказать себе в желании провести с ним еще одну, последнюю, ночь, но отдаться Луису с былой страстью оказалось невозможно. Лицо Клаудии Гальярдо стояло у Шонтэль перед глазами.

— Я подумала, что ты… использовал меня, тихо сказала она.

— И решила отплатить мне тем же.

— Да.

— Значит, или замужество, или ничего? Он не имел права так говорить. Ее любовь была бескорыстной, она ничего не требовала взамен.

— Мы не заходили так далеко, Луис, — сердито напомнила она.

— Нет. Вот почему я не спешил знакомить тебя с матерью, у которой на мой счет были совсем другие планы.

— И ты о них прекрасно знал, — настаивала Шонтэль. — Они были слишком очевидны. Он не мог сдержать возмущения.

— Тот звонок! Умышленный, чтобы поссорить нас! Если бы ты поговорила со мной… но нет, ты решила иначе. Решила, что я должен жениться на Клаудии и у нас с тобой ничего не получится.

— Решила, что ты женишься на Клаудии и у меня ничего не получится. Я себя имела в виду, а не нас, — поправила она его.