Крутая дамочка или Нежнее чем польская панна - Екатерина Вильмонт

– Ты слишком любишь командовать, Марго, это не женственно.

– Мне плевать. Для тебя это будет очередная интрижка, а для нее может обернуться трагедией.

– Ладно, не бесись! Мне тоже ни к чему лишняя головная боль. Я как-то не подумал, что это внутри семьи… Ты права, Маргоша. Ты с детства была такой рассудительной, справедливой. Тебе было года четыре, и ты мне, двадцатилетнему балбесу, помню, объясняла, что нельзя шуметь, папочка спит, и если я его разбужу, то мне же будет хуже…

Лев Александрович ласково потрепал сестру по плечу и с горечью отметил, что у нее усталые и грустные глаза. Бедная девочка, она одна тащит на себе все, а я почему-то принимаю это как должное. Я уехал в Америку, думал, что навсегда, а ей было девятнадцать, когда умерла мама и все обрушилось на нее. Она молодчина, не растерялась, выдюжила, но, по-моему, она не слишком счастлива…

Часть вторая

Семейные тайны

Марго любила свое детство. Оно пахло югом, солнцем, пряностями, сдобой… и любовью. Младшая дочка, поздняя, единственная после двух сыновей, младшая сестренка… Все ее любили, все баловали, старший брат Левка таскал ее на плечах, подбрасывал в воздух с криком «Держись, уроню!» Она визжала, ни секунды не веря, что он ее уронит. Еще он катал ее на раме своего велосипеда и называл почему-то «Королева Марго». Мама низким, как жужжание шмеля, и сладким, как красная чурчхела, голосом пела ей колыбельные песенки, а папа качал на ноге и шептал на ухо: «Ты у меня самая главная, мальчишки, они уже большие, противные, а ты у меня маленькая любимая девочка. Самая лучшая на свете, самая красивая, самая умная»…

Ей было пять лет, когда у отца началась новая полоса неприятностей. Советской власти не понравилась музыка, которую он написал, один раз не понравилась, два, а потом на его имя словно клеймо поставили… И родители на два года отправили Марго в Тбилиси к теткам. Эличка с мужем и сыном Гией жили в трех комнатах странной коммунальной квартиры, где двери всех комнат выходили на открытую галерею, туалет, общий с соседями, находился на черной лестнице, ванной не было, но в туалете сделали душ. Во дворе все всех знали, соседка тетя Зейнаб называла Марго на грузинский лад «Ритико» и угощала ее мацони с корицей. Гия был такой красавец, что Марго могла смотреть на него, не отрываясь. Он заменил ей братьев, оставшихся в Москве, она любила его «до смерти». Сама всегда говорила: «Гиечка, я люблю тебя до смерти!» Он смеялся и тоже подбрасывал ее в воздух… У Гии была девушка с гордым именем Медея, тоненькая, с огромными глазами, нежная и воздушная как фея. Ее мама, тетя Цицино, не отпускала Медею никуда вдвоем с Гией, но если Гия брал с собой Марго, то отпускали и Медею. Они брали Марго с двух сторон за руки и шли гулять. Если у Гии были деньги, они шли на проспект Руставели и Гия угощал их сначала пончиками с заварным кремом, а потом знаменитой водой Лагидзе. Сам он пил воду с тархуновым сиропом, зелененькую, Медико пила с лимонным, а Марго больше всего любила сливочную. Иногда они поднимались на Мтацминду фуникулером, а спускались на специальном трамвайчике с открытыми вагонами и когда трамвайчик шел почти вертикально вниз, Марго что было мочи визжала от сладкого ужаса, хотя Гия ее крепко держал и все трое хохотали как сумасшедшие. А один раз денег у Гии не оказалось, и они отправились гулять в Авлабар, где в каком-то закоулке им встретилась сказочной красоты трехцветная кошка с целым выводком котят, таких же прекрасных, как мать. Марго вцепилась в одного котенка и сразу начала рыдать в голос. Гия не мог выносить ее слез и пошел узнавать, чья это кошка и нельзя ли взять одного котеночка. Разрешение было получено и счастью Марго не было предела. Но тетя Эличка, детский врач, не слишком обрадовалась приобретению. Котенка взяла себе Нуцико, у которой он прожил до глубокой старости и носил имя Марлон. Нуцико обожала Марлона Брандо. Мужа Элички, дядю Котэ, Марго почти не помнила. Он редко бывал дома, а потом и вовсе сгинул, никто не знал куда. Кто-то говорил, что видел его в Ленинграде, но тетя Эличка его не искала, видимо, знала или догадывалась, что он ее бросил ради другой. А Гия потом тоже уехал в Москву, учиться на кинорежиссера, Марго уж тогда жила дома, в Москве, и Гия нередко приходил к ним с какими-то веселыми парнями, двое из них потом стали знаменитыми режиссерами, а Гию убили в пьяной драке… Никто не хотел убивать, просто его толкнули, он неудачно упал и стукнулся виском о чугунное ограждение бульвара… А мама умерла, когда Марго было девятнадцать и она уже училась на втором курсе истфака МГУ. Левка к тому времени женился на американке и уехал с ней. Он даже не прилетел на похороны, его не пустили… Сережа, любивший мать самозабвенно и даже как-то истерически, винил во всем отца, который после смерти жены окончательно пал духом и вот тогда Марго поняла, что именно она должна спасти семью. Сережа тогда уже был женат на актрисе Театра юного зрителя, крошечного роста травести по имени Тамара, жил у нее и столь же самозабвенно, как любил мать, предавался скорби о ней. Он был Марго не помощник. Тогда она взялась за отца со всей силой любви и молодости. Она долгими часами разговаривала с ним, пытаясь убедить его в том, что жизнь еще не кончена, что пусть здесь, в Союзе, его не признают, но это ведь не так важно, если весь остальной мир объявил его гением, и кто знает, может, скоро и здесь это поймут, вон как травили когда-то Шостаковича, а потом все-таки поняли.

– Ни черта они не поняли, просто Запада испугались, – откликнулся вдруг отец и это уже было первой победой Марго, до этого момента он просто молчал.

– Папочка, вот увидишь, еще немного и они опять испугаются Запада. И потом, это же не травля даже, а просто замалчивание…

– Это еще хуже, обо мне здесь просто забыли!

– Ну и что? А там-то помнят! Это не твоя беда, это беда государства, которое лезет куда не надо! Ничего не смысля в музыке. Ты должен писать, просто обязан!

Но темы для отчаяния находились постоянно.

– Я никому не нужен… После смерти мамы я один как перст… Ее смерть – возмездие за мои грехи… Я был очень виноват перед ней… Она была талантливой певицей, из любви ко мне не пошла на сцену, родила мне таких детей, а я…

– Папочка, но ведь ты музыкант, ты должен иногда освежать свои чувства…

Эту мысль когда-то внушила ей тетя Манана, ближайшая подруга мамы. Мама пожаловалась ей, что у отца опять роман, Манана грустно улыбнулась подруге и сказала: «Этери, детка, он же музыкант, великий музыкант, и я сейчас скажу, конечно, абсолютно расхожую истину, даже вероятно, пошлость, но для музыканта легкая влюбленность просто необходима. Если взять весь путь Саши, творческий путь, то посмотри – вот ваш роман, он совсем еще юный композитор, но первый его большой успех – «Грузинская рапсодия» – это ты! А потом была эта Татьяна и какой скрипичный концерт, а?