Божественная Зефирина - Жаклин Монсиньи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После недели молитвенных бдений и поста Зефирина похудела, но вернулась «выздоровевшей» в круг своих подруг. Она очень боялась встретиться с Альбиной, но с облегчением узнала, что госпожа ле Ля Рош-Бутэ увезла свою дочь, намереваясь выдать замуж за какого-то богатого кузена.
После ее отъезда Зефирина вздохнула свободно и попыталась забыть волнующие ощущения, которые испытала в объятиях этой девушки.
ГЛАВА VII
МАВЗОЛЕЙ
Две недели, данные маркизом де Багатель на сборы, пролетели очень быстро.
Утром в день отъезда Луиза и Зефирина, взволнованные тем, что покидают монастырь, где прошло их детство, захотели совершить последнюю прогулку по парку монастыря Сен-Савен.
Взявшись под руки, обе девушки, тоненькие и очаровательные в своих синих с белым платьях, болтали, с восторгом строя планы на будущее.
– Мы будем жить всего лишь в трех лье друг от друга.
– Имея Красавчика, я легко смогу навещать вас, Луиза!
– Каждый день!
– Обещаю.
– Ох, мне так не терпится, чтобы вы познакомились с моим братом Гаэтаном, Зефи.
– Мне тоже!
– Я часто пишу ему о вас в моих письмах…
– А что он вам отвечает?
– Что вы, разумеется, не такая красивая, какой я вас описываю!
Девушки прыснули со смеху.
– Если мачеха будет вам досаждать, Зефи, вы поселитесь у нас в имении Поссонньер, – предложила Луиза.
– Моя мачеха…
Внезапно лицо Зефирины помрачнело.
– Но, в конце концов, почему вы ее ненавидите, Зефи?
– Честно говоря, Луиза, не знаю! – признала Зефирина, склонив головку в белом чепце.
– Возможно, просто потому, что она вышла замуж за вашего отца, заняла место вашей матери?
– Да, возможно, – признала Зефирина. – Вы моя единственная подруга. Я признаюсь, что часто, по ночам… мне снится эта Сан-Сальвадор. Ее лицо закрыто вуалью, но я знаю, что это она; она наклоняется надо мной, мне страшно… и вдруг она начинает насмехаться: «Пока я оставляю тебе жизнь!» В сущности, Луиза, я, должно быть, сумасшедшая! – весело заключила Зефирина.
– Сумасшедшая… сумасшедшая… сумасшедшая! – словно эхо повторил чей-то насмешливый голос.
Любой другой, оказавшийся на месте Луизы и Зефирины, мог бы испугаться существа с пергаментным лицом, которое показалось из леса, но обе девушки-подростка очень хорошо знали мамашу Крапот, старуху-лесничиху, жившую в одиночестве на самом краю парка в плохонькой саманной лачуге.
– Здравствуйте, мамаша Крапот, – сказала Луиза.
– Или, скорее, до свидания! – поправила Зефирина.
– Я знаю, вы уезжаете, скверные девчонки. Я ждала вас… я искала вас… Так идите к черту, – проворчала старуха, согнувшись под огромной вязанкой хвороста.
– Должно быть, выпила! – прошептала Луиза со смешком. Действительно, мамаша Крапот, казалось, была во власти сильного возбуждения. Она ударяла по кустам сучковатой дубиной, продолжая бурчать:
– Они все уезжают, как эта воровка… никто об этом не знал, но мамаша Крапот ее видела, она об этом скажет… злая монашка.
– На кого вы сердитесь, мамаша Крапот?
Зефирина безбоязненно приблизилась к обливавшейся потом старухе.
– Ну-ка, дайте мне вашу ношу, матушка, это слишком тяжело для вас. Мы понесем эту вязанку вместе с моей подругой.
Старуха вызывала чувство жалости, и Зефирина, желая совершить доброе дело, к чему всегда призывал их Колченогий, освободила лесничиху от вязанки.
– Я давно тебя знаю, вот уже долгое время я наблюдаю, как ты растешь, ты очень смелая малышка, в этом тебе не откажешь…
Продолжая тяжело дышать, старуха вытащила маленькую фляжку из засаленного рукава и отпила три больших глотка. Сильный запах водки тотчас же распространился в свежем утреннем воздухе. Лесничиха с видимым удовольствием щелкнула языком, потом пошла впереди двух девушек, внезапно приободрившись.
– Сюда, милочки… Итак, вы уезжаете… Вы увидите много чудных вещей в свете… хи-ха… Они все сумасшедшие… сумасшедшие… сумасшедшие. Идите сюда, это я храню пергаменты этого дьявола. Он пишет всю ночь, этот дурной монах… всю ночь…
Мамаша Крапот вышла на маленькую поляну, окруженную березами, и дала знак девушкам положить вязанку на землю. Не обращая внимания на саманную лачугу, около которой хрюкал черный поросенок в окружении каркающих ворон, старуха направилась к крохотной часовне, скрытой от взглядов беспорядочно растущим колючим кустарником. Луиза и Зефирина встревоженно переглянулись. Должно быть, почувствовав их беспокойство, старуха усмехнулась, толкнув в ту же минуту расшатанную дверь часовни.
– Не бойтесь, милочки; вы были добры к мамаше Крапот; она привела вас сюда, чтобы сделать подарок.
Девушки прищурили глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Они находились внутри древнего склепа. Могильный камень весь зарос мхом и вьюнками. Однако мамаша Крапот была права: кто-то, должно быть, пользовался этим уединенным убежищем. Пол был усыпан листами пергамента. Наполовину оплывшие свечи стояли в нишах сырых стен.
Зефирина подошла к плохо сбитому колченогому столу. Листы толстой рукописи, где лишь недавно высохли чернила, казалось, ожидали прикосновения руки своего владельца.
Зефирина наклонилась, чтобы разобрать название, написанное красивыми готическими буквами:
– Бесценная… жизнь великого Гаргантюа, роман брата Франсуа Рабле… Ну и ну!
– Брат Франсуа! – повторила Луиза.
Девушки посмотрели друг на друга в полном изумлении; потом обе одновременно прыснули со смеху.
– Ах, он затворник! Пишет романы… Посмотрите, Луиза: Пантагрюэль, Козлонос, гер Триппа… Ох! – воскликнула шокированная Зефирина.
– Я вас спрашиваю, Зефи, кому придет в голову читать романы, написанные монахом, – насмешливо промолвила Луиза.
Зефирина не ответила. Она искренне любила брата Франсуа, и ей не хотелось, чтобы над ним смеялись.
– Не надо ничего трогать. Не трогайте его рукопись, – посоветовала она подруге.
Решив, что уже видели все, они захотели выйти на свежий воздух.
– Что сказано, то сказано! Не уходи без подарка, малышка. Именно тебе я должна его отдать! – проворчала мамаша Крапот. – Ну-ка, иди, помоги мне.
Старуха, опустившись на колени на каменные плиты, с трудом повернула с помощью деревянного бруса подставку под двумя погребальными урнами, на которых Зефирина с удивлением прочитала надпись: «Гуго и Гортензия Сен-Савен. Их тела и сердца были соединены в жизни. Они соединятся и в смерти. 1170–1190».
– 1190. Третий крестовый поход. Это мои предки, Луиза. Им было по двадцать лет. Но почему они здесь?
Более взволнованная, чем бы ей хотелось, Зефирина повернулась к своей подруге.
– Ничего удивительного, Зефи. Это аббатство всегда принадлежало семье твоей матери.