Серьга удачи знаменитого сыщика Видока - Мария Спасская

Честно говоря, Глеба Белозерского я заметила не сразу. Престижный вуз, новые друзья – шум, гам, веселье. Где там смотреть по сторонам! Первую неделю сентября я обращала внимание лишь на двух крепких мужчин в строгих черных костюмах и белых рубашках при галстуках, повсюду сопровождающих наш первый курс. Один всегда стоял у дверей аудитории, в которой проходили лекции, второй сидел рядом с одним и тем же парнем. Как позже выяснилось, сидел он рядом с Глебом. Невысокий, плотный, даже слегка рыхловатый, Белозерский производил впечатление домашнего мальчика. Тщательно причёсанные жидкие волосы и скошенный лоб, из-под которого на мир взирали боязливые глаза, только усиливали это впечатление. В середине первого семестра по потоку поползли слухи, что охрану к нашему однокурснику приставили не случайно – оказывается, его уже похищали конкуренты отца – преуспевающего банкира. И тут же нескладную фигуру Глеба Белозерского окутал романтический флёр, привлекая к нему, точно аромат диковинного цветка пчёл, внимание всех девочек курса.

– Какой же он милый, – шептала мне на ухо Ольга, сидя на лекции сразу за Белозерским и разглядывая его плоский затылок. – Как на ёжика похож! Знаешь, Сонька, о чём я мечтаю? Пусть Глеб станет бедным, и тогда никто не будет за ним бегать. И будет нужен он лишь мне. Видишь, как девчонки на Глеба таращатся?

И в самом деле, Лазарева смотрела на него не отрываясь. Она буквально пожирала Белозерского глазами. Пялилась так, что даже очки запотели. Это заметили не только мы с Ольгой, но и охранники. Два широкоплечих человека в чёрных костюмах не любили, когда на их подопечного слишком пристально смотрят. На всякий случай охранники ограждали Белозерского вообще от всяких контактов. Должно быть, поэтому сразу же после занятий Глеб незаметно растворялся в толпе студентов, никогда не задерживаясь, чтобы поболтать с однокашниками. Чтобы сходить в кино, на выставку, в театр. Или на худой конец двинуть куда-нибудь в парк, предварительно закупив пива и чипсов, как это делают все приличные студенты. Ну, или почти все, за исключением совсем уж законченных ботаников. И вдруг в начале прошлой недели Глеб сам подошёл к нашей компании, толпившейся на ступеньках университета, и, отчаянно краснея, пригласил к себе в гости, посулив заказать на дом итальянское сухое вино и пиццу. Как из-под земли рядом с Белозерским тут же выросла Лазарева и навязалась на нашу шею. Отказываться от приглашения из-за одной неприятной девицы было бы глупо, и шестеро парней, мы с моей Ольгой и Лазарева на двух машинах устремились на Арбат.

Белозерские проживали в доме в тихом переулке, в квартире, выходящей окнами во внутренний двор. В распоряжении семьи были пять комнат, просторная прихожая и кухня, оборудованная по последнему слову техники. Мальчишки уселись с вином и пиццей перед телевизором в гостиной, а мы, девочки, крутились на кухне, нарезая овощи для салата. И заодно с интересом рассматривали интерьер квартиры Белозерских. Стены огромной кухни украшали семейные фото в тонких бронзовых рамках. Нижний ряд на соседней с мойкой стене был отведён Глебу. Больше всего снимков оказалось посвящено какому-то концерту, на котором наш совсем ещё юный однокурсник был запечатлён на сцене со скрипочкой и смычком и в самом настоящем фраке. Остальные фотографии принадлежали Глебовой родне. Некоторые из размещённых на стенах снимков казались очень-очень древними. Изображённые на них дамы и господа были одеты по моде девятнадцатого века, и лица у всех были надутые и важные.

– Интересные картинки. – Ольга ткнула пальцем в фото мужчины с фатоватыми усиками и с тросточкой. – Как в хронике из жизни царской семьи. Знаете, когда показывают всяких фрейлин и личных лечащих врачей его императорского величества.

– А что, похоже, – соглашаясь, блеснула очками Лазарева.

Только я хотела сказать, что Лазареву никто не спрашивает, как вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд откуда-то из глубины многочисленных комнат. Обернувшись, увидела застывшую в дверях старуху. Пожилая дама казалась величавой и невероятно аристократичной, словно сошла с одной из старых фотокарточек. Длинное шёлковое платье цвета тёмного шоколада эффектно освежал кипенно-белый воротничок из брюссельского кружева. В комплекте к воротничку прилагались высокие манжеты. За манжетой был изящный носовой платочек, а у горла бабули поблескивала бриллиантовая брошь. Лицо её было узко и бледно, точно отлито из алебастра. Ноздри тонкого, с горбинкой носа подрагивали, как будто принюхиваясь. Бескровные, плотно сжатые губы кривились в вежливой улыбке, колючие глаза словно ощупывали пространство вокруг себя. Медленно ступая домашними туфлями по старому кафелю, старуха приблизилась к кухонному столу, остановилась рядом со мной и, грассируя, проговорила:

– Деточка, у вас породистое лицо. Как ваше имя?

– Соня Воронцова, – с лёгким удивлением вымолвила я.

– А я Екатерина Павловна, бабушка Глебушки. Неужели вы из тех самых Воронцовых? Кто ваши родители, Сонечка? В вас чувствуются аристократические корни.

Ольга скептически хмыкнула. Лазарева залилась жарким румянцем. Я смущённо потупилась. Не могу сказать, что мы такие уж аристократы. И до графов Воронцовых, владевших дворцами по всей необъятной России, нам так же далеко, как до луны. Бабушка по маминой линии рассказывала, что её предки пришли с Поволжья, спасаясь от голода, и устроились работать на Трёхгорку. Мамина мама подросла и двинулась по их стопам. Дослужилась до мастера и ушла на пенсию. Дед был вроде бы москвич, всю жизнь оттрубил водителем на автобазе. Предки отца прибыли откуда-то из Сибири. Все они тоже были простыми работягами, и только мои родители из всей семьи «выбились в люди» – то есть обзавелись высшим образованием. Отец и по сию пору прозябает в фотолаборатории Министерства лесной и деревообрабатывающей промышленности, через день упиваясь казённым спиртом, выдаваемым для протирки оптики. А мама, зевая от скуки, вот уже двадцать лет редактирует заводскую газету.

– Я плохо знакома с родовыми корнями, – туманно откликнулась я, доканчивая резать помидор и грозно глядя на хихикающую подругу. – Вполне вероятно, что аристократы и в самом деле присутствовали среди моих родственников. Отец у меня международный журналист, мама – главный редактор крупного издательского холдинга.

– Какие поразительные снимки, – чтобы увести разговор от неприятной темы, польстила старухе Лазарева. Было заметно, что она очень хочет понравиться родственнице Глеба. – Это ваши предки?

– Да, наша родословная древняя, – заглотила наживку Екатерина Павловна.

– А кто этот усатый франт? – встряла Ольга, вырывая инициативу у Лазаревой и перетягивая одеяло на себя.

– Это граф Белозерский, знаменитый адвокат, не уступающий по красноречию самому Плевако, – пустилась в пояснения старуха.

– А почему он с серьгой в ухе? – настырно допытывалась Ольга. – Разве адвокаты носили серьги? Я думала, что серьгами украшали себя только моряки и пираты. Когда пират брал корабль на абордаж, он прокалывал в ухе дырку. И когда моряк пересекал экватор, он тоже вдевал в ухо серьгу. Это было вполне обоснованно, отмечая таким образом некие вехи в судьбе обладателя серьги. Может, и среди адвокатов было заведено после выигранных процессов украшать себя серьгами?

– Вовсе нет, – обиженно поджала и без того узкие губы Екатерина Павловна, и по тому, как бабушка Глеба посмотрела на Ольгу, было понятно, что расположение старухи подруга моя безвозвратно утратила и девушкой Глеба ей никогда не стать. – Эта серьга – фамильный амулет, приносящий удачу. Она и сейчас передаётся в нашей семье по мужской линии.

– Неужели отец Глеба носит её в ухе? – жгла мосты Ольга, обиженная лестным замечанием в мой адрес.

– Деточка, вы слишком любопытны, – давая задний ход, проговорила старуха Белозерская. И, остановившись в дверях кухни, обернулась ко мне: – А вас, Сонечка, я приглашаю бывать у нас по-простому. Мы с Глебушкой будем рады видеть вас в любое удобное вам время.

Домой мы с Ольгой возвращались на такси, которое оплатил Белозерский.

– Не понимаю, что на меня нашло? – кусая губы, бормотала Ольга. – И чего я привязалась к этой серьге? Какая мне разница, где её носит отец Глеба?

Я молчала и смотрела в окно, стараясь улыбаться так, чтобы в темноте салона машины моё довольное лицо было не слишком-то заметно. Девочки из бедных семей, такие, как я, всегда мечтают о принцах. И вот он – Глеб Белозерский! Принц на белом коне! Пусть не слишком красивый, пусть не слишком умный и не очень-то мужественный. Скорее даже наоборот. Робкий какой-то и неуверенный в себе. Зато богатый. Что может быть романтичнее, чем выйти замуж за сына банкира? Так и вижу частный самолёт, на котором мы с Глебом летим на семейный обед к его папе в Майами. Стройный, подтянутый банкир Белозерский, с шоколадным загаром и ослепительной улыбкой, встречает нас на белоснежном лимузине и везёт в свою резиденцию. У банкира собирается весь бомонд – актёры, режиссёры, художники и певцы, и со всеми семья Белозерских на короткой ноге.