Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений - Павел Нерлер

3

Пребывание О.М. в Грузии в 1920 году было недолгим, но всё же оставило след в литературной жизни Батума и Тифлиса. Газета «Эхо Батума» сообщила о вечере поэта 19 сентября в батумском «Обществе деятелей искусства» (ОДИ), а «Батумская жизнь» 18 сентября поместила отчет об этом вечере В. Зданевича[100].

Даже берлинский журнал сообщал в январе 1921 году о том, что О.М. «жил в 1920 г. в Крыму и Коктебеле близ Феодосии. В настоящее время находится в Закавказье. Устраивал вместе с И. Эренбургом в Батуме и в Тифлисе вечера поэтов, на которых читал свои стихи»[101]. Примерно в то же время в издававшемся на грузинском языке журнале «Гантиади» появилась заметка о том, что Н. Мицишвили организует в Париже грузинское издательство, к работе в котором он намерен привлечь и русских писателей —О.М., Эренбурга, Городецкого[102].

Прибыв в Тифлис и повстречав там вскоре И. Эренбурга, О.М. ненадолго окунулся в гущу довольно-таки бурной – «столичной» – художественной жизни. Пестрота здесь нашла на пестроту: разнообразие эстетическое, политическое, национальное. Из русских писателей необходимо отметить старого знакомца О.М. – Сергея Городецкого, приехавшего в Тифлис еще в 1917 году. Он редактировал журнал «АRS» (издавался на средства Анны Антоновской, средств хватило на четыре номера) с обширной интернациональной программой, организовал при журнале «артистериум» и вел в нем самые различные курсы, устраивал выставки и т. д. Он же вел и русский сатирический журнал «Нарт», печатал свои стихи и фельетоны в газете «Кавказское слово» и выпустил поэтический сборник «Ангел Армении». Он же создал, по образцу петербургского, тифлисский Цех поэтов, из участников которого упомянем Олега Дегена, Нину Пояркову, Анну Антоновскую, Алексея Крученыха, Татьяну Вечорку (Толстую), Нину Лазареву и Сергея Рафаловича[103].

Сергей Рафалович – с помощью бакинского издательства «Книжный посредник» – в 1919–1920 годах редактировал журнал «Орион» (совместно с С. Городецким) и газету «Понедельник».

Однако уже в этот приезд О.М. в центре его внимания и общения оказались в первую очередь грузинские поэты – Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Валериан Гаприндашвили и другие. 26 сентября в Консерватории состоялся единственный, как было заявлено в газетных объявлениях, вечер О.М. и Ильи Эренбурга. Вечер открыл Григол Робакидзе, произнесший слово о новой русской поэзии. Затем Эренбург сделал доклад «Искусство и новая эра», после чего оба поэта читали свои старые и новые стихи, а под самый конец стихи обоих читал актер Н.Н. Ходотов[104].

Те две–три недели, что О.М. в сентябре–октябре 1920 года провел в Тифлисе, отогрели его[105]. Поддержку нашел О.М. и со стороны Полномочного представительства РСФСР в Грузинской Демократической Республике, размещавшегося в то время сразу по трем адресам – на Ртищевской улице, 4, на Вельяминовской, 12, и в гостинице «Северные номера» на Николаевском спуске[106]. Здесь ему выдали российский паспорт и даже формально приняли на работу, после чего всей мандельштамовско-эренбурговской пятерке выправили визу и отправили их в качестве дипкурьеров в Москву. Именно нота, испрашивающая пропуска, датирует отъезд О.М. с братом и Эренбурга с женой и Я.И. Соммер из Тифлиса в Россию самым началом октября 1920 года.

Заметим, что все это время – и в Крыму, и в Грузии – у Ядвиги Соммер был на руках примечательный документ – удостоверение о работе инструктором Театрального отдела Киевского народного отдела образования, на котором стояли красноречивые подписи обоих ее спутников – Эренбурга и Мандельштама[107]. Если бы он вдруг всплыл – всем троим сильно не поздоровилось бы.

Документы

‹1›

Нота Полномочного Представителя Р.С.Ф.С.Р. в Грузии в Министерство иностранных дел Грузинской Демократической Республики № 2062 от 29 сентября 1920 года о выдаче пропусков на проезд из Тифлиса в Москву О.Э. Мандельштаму и другим лицам

В МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГРУЗИНСКОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

29 сентября ‹192›0

№ 2062

По поручению врид Полномочного Представителя Р.С.Ф.С.Р. в Грузии прошу вас не отказать выдать пропуска на выезд из Тифлиса во ВЛАДИКАВКАЗ гр.:

1. И.Г. ЭРЕНБУРГУ;

2. Л.М. КОЗИНЦЕВОЙ–ЭРЕНБУРГ;

3. А.Э.МАНДЕЛЬШТАМУ;

4. О.Э. МАНДЕЛЬШТАМУ;

5. Я.И. СОММЕР,

командированным Полномочным Представительством Р.С.Ф.С.Р. в Грузии в Москву.

ЗАВЕДУЮЩИЙ КАНЦЕЛЯРИЕЙ Полномочного Представителя

Р.С.Ф.С.Р. в Грузии

АВП РФ. Ф. 209. Оп. 1. Портфель 2. Папка 1. Л. 104. Незаверенная копия. Другая копия этого документа, заверенная делопроизводителем МИД Грузии, с пометами: «В‹есьма› срочно» и «30/IX. № 8107» (очевидно, дата и номер визы) сохранилась в архиве МИД Грузии (сообщено Ш. Уриевичем).

Стоят слева направо: Н. Ходотов, А. Мандельштам, И. Эренбург. Сидят слева направо: П. Яшвили, Я. Соммер, Л. Эренбург. Тифлис, 1920 (собр. Б. Фрезинского)

Объединенное Государственное политическое Управление СССР (1934):

Сталинская премия за 1934 год

1

Подготовка ареста и арест

И всю ночь напролет жду гостей дорогих…

О. Мандельштам

За О.М. пришли в ночь с 16 на 17 мая 1934 года. Около часа ночи раздался отчетливый, характерный стук: электрического звонка у Мандельштамов-новоселов не было.

На пороге стояли пятеро непрошеных «гостей дорогих» – трое гэпэушников и двое понятых. Всю ночь – до семи утра – продолжался обыск.

Ордер на арест-обыск О.М. был выписан 16 мая 1934 года – ровно через неделю после того, как умер номинальный председатель ОГПУ Менжинский. На первое место в чекистской иерархии уверенно шагнул Генрих Ягода, и даже померещилось, что именно его, Ягоды, размашистая подпись стояла на ордере: но это не так – не наркомовское это дело[108].

Подписал ордер «на Мандельштама» Яков Агранов – к этому времени уже фактически второе лицо в ОГПУ[109]. Так что Бухарин, заступаясь за О.М., был абсолютно точен, когда первым делом обратился за разъяснениями именно к нему[110]. С самого начала своей работы в ОГПУ «Яня» пас интеллигенцию – следил за ней, вербовал в ее рядах агентов. Посещая салоны и лично вращаясь вместе с красавицей-женой в литературных кругах, он дружил со многими (с Пильняком и Маяковским, например), на деле же «разрабатывал» этих многих, как и всех остальных: пистолет, из которого застрелился Маяковский, по слухам, был именно его, Агранова, подарком[111].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});