Победа над смертью. Как побороть самый большой страх в жизни - Эрвин Люцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Представьте себе этих молодых людей, судорожно пытающихся хватать ртом воздух в то время, как их легкие наполнялись водой. В вечность они вошли уже трезвыми. Их разум был более светлым и лучше воспринимал окружающее, чем когда-либо при земной жизни. Они осознавали – прекрасно осознавали! – кто они, помнили свои семьи в Чикаго и те возможности, которые они безрассудно растеряли. И сейчас эти парни с ужасающей ясностью понимают, что у них уже нет ни единого шанса сделать судьбоносный выбор, ни возможности улучшить ситуацию, заглушив свои ноющие чувства очередной дозой алкоголя. У них остались возвышенные желания, но они уже не в состоянии осуществить их.
Смерть лишает нас возможности принимать значимые решения.
Через мгновение после смерти мы уже не можем избирать себе профессию, решать, где нам жить: в Далласе или Денвере, или размышлять о поездке в Европу. И, как только вечность официально заявит о своих правах на нас, мы уже не сможем избрать, где ее провести!
Конечно, даже в земной жизни наши решения весьма ограничены. Да, мы можем избрать, где жить, что есть и на ком жениться (или не жениться!), но решить не жить вечно – не в наших силах. Мы не можем абсолютно ничего предпринять для того, чтобы предотвратить наше вечное существование. Спустя тысячи лет, вы будете более живым, чем когда-либо прежде, и какие бы усилия вы сегодня ни прилагали, этот факт останется неизменным.
Прежде, чем совершить самоубийство, людям следовало бы поразмышлять о том, насколько велика вечность. Им кажется, что их сиюминутные беды дают им повод поставить точку там, где должна была бы стоять всего лишь запятая. Впрочем, хотя люди и могут собственноручно положить конец своей земной жизни, они бессильны сделать то же самое с жизнью грядущей. Они проходят через завесу только для того, чтобы обнаружить, что их осознанное существование продолжается – или посреди невообразимого блаженства, или в месте, которое можно представить разве что по фильмам ужасов.
Гамлет, размышляя о возможности самоубийства, спрашивает себя: «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?»[19] Суицид возможен только в этой жизни, но не в грядущей. По другую сторону смерти наши тела будут неподвластны разрушению. Возможно, в рамках этого нового бытия мы и сможем принимать какие-то решения, однако наш фундаментальный статус будет неизменен. Кому-то придется изо всех сил приспосабливаться к своему вечному страданию, другим же – благополучно привыкать к вечному счастью и блаженству. По ту сторону завесы существует только два места обитания; умирают люди только двух типов; нам предложены только две дороги.
И кто же решает, какую дорогу мы изберем? Кто решает, где проведут вечность двое утонувших юношей? У кого есть власть открыть врата небес для одних и закрыть их для других? Как нам обрести уверенность в существовании рая или ада? И каким образом выбор, который мы делаем в этой жизни, определяет нашу сферу обитания в жизни грядущей?
СЛАВА И ВЕЛИКОЛЕПИЕ
У каждого есть определенное мнение об Иисусе. Большинство людей считают Его великим учителем, любившим сажать Себе на колени маленьких детей. Помнят, как он прикоснулся к стенающему прокаженному и накормил обедом какого-то мальчика многотысячную толпу. Мы думаем, что такого Иисуса нечего страшиться, поскольку Он, выражаясь словами известного гимна, «кроток и милосерд».
Однако после Своего воскресения Иисус предстал в совершенно ином, ослепительном свете. Апостол Иоанн увидел Его в видении облаченным в длинное одеяние до пят. Далее он пишет: «Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей» (Откровение 1:14-16).
«Солнце, сияющее в силе своей»! Только представьте: полкилограмма тепловой энергии в массовом эквиваленте достаточно, чтобы нагреть двадцать миллионов тонн камней почти до полутора тысяч градусов! Если всего лишь полкило тепла способно превратить столько камней в лаву, то подумайте о солнце, излучающем четыре миллиона тонн энергии в секунду! Такая сила не умещается у нас в голове, однако это помогает нам понять потрясающее величие воскресшего Христа.
Неудивительно, что Иоанн пал к Его ногам, как мертвый. Однако Иисус, возложив на апостола Свою правую руку, сказал: «Не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (стихи 17-18).
Этими словами Иисус отделяет Себя от компании других «спасителей». Он предстал Иоанну не просто как мудрый Учитель и добрый Пастырь. Только Он один обладает властью открывать двери рая для одних и закрывать их перед другими.
НАЧАЛО И КОНЕЦ
Перед самым описанием своего видения Иоанн приводит слова Иисуса: «Я есмь Альфа и Омега, … Который есть и был и грядет, Вседержитель» (1:8). Альфа – это первая буква греческого алфавита (да, именно от нее произошло слово «алфавит»), а омега – последняя. Мы могли бы сказать, что Иисус – это «А» и «Я», – и, конечно же, все, что заключено между этими двумя буквами. «Энциклопедия Британника» состоит из 26 томов, однако все ее исторические, научные, географические и прочие статьи написаны с помощью английского алфавита, состоящего всего из 26 букв. Иисус – это «А» и «Я», и в Нем «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Колоссянам 2:3).
Иисус заявляет о Своем существовании во всех трех категориях времени. Он – Бог прошлого: «Я есмь Альфа… Который… был». Христос – начало всего сущего. Он существовал прежде всего остального. Он был в начале, потому что не имел начала. Если кто-нибудь спросит у вас, кто создал Бога, – ответьте, что у Бога нет творца. Он был всегда.
Да, я понимаю, что мы не можем постичь, каким образом Сущий может существовать от самой вечности, однако само ваше существование подтверждает, что это действительно так. Поразмышляйте об этом. Если бы не было никого, кто вечно существовал в прошлом, ничего не существовало бы и в настоящем. Если бы ничего не было в начале, то ничего
