Главная тайна горлана-главаря. Вошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И «Человек просто» призывает посетить его «рай», его царство «всех, кроме нищих духом»:
«Идите все, кто не вьючный мул.Всякий, кому нестерпимо и тесно,знай: / ему —царство моё небесное».
Как новозаветный Иисус, «Человек просто» обещает людям землю обетованную:
«Где? / На пророков перестаньте пялить око,взорвите всё, что чтили и чтут.И она, обетованная, окажется под боком —вот тут!»
Согласно Ветхому завету, Господь, прекратив потоп, стал для Ноя и его потомков мудрым советчиком и покровителем. Стало быть, и «Человек просто» должен был повести «нечистых» по указанной им дороге – к счастью. Но в пьесе Маяковского «Человек просто» неожиданно исчезает, а «нечистые» начинают кричать о том, что им не нужны никакие поводыри:
«БатракМы сами теперь громоногая проповедь.Идёмте силы в сражении пробовать!..
РыбакДовольно пророков! / Мы все Назареи!Скользите на мачты / хватайтесь за реи!»
И пролетарии («нечистые») отправляются на поиски своего счастья, и идут они напролом. Встреченный по пути ад их не страшит – «нечистые» рвутся в чистилище, охраняемое чертями, сокрушают его и следуют в рай. Но и рай их не привлекает. «Разгромив» его (превратив в кучу «обломков»), «нечистые» создают трудовую коммуну, которую дружно прославляют в самом финале пьесы:
«Славься!/ Сияй,солнечная наша / Коммуна!»
В новой пьесе Маяковского не было ничего нового. Она лишь констатировала, что где-то на Земле произошла революция, которая вполне закономерна, а потому просто обречена на победу.
Пока шло сочинение «Мистерии-буфф», лето 1918 года закончилось.
Трагедии осени
Начавшаяся осень 1918 года тоже была переполнена чрезвычайными событиями. Мы выберем из них те, что имели (или будут иметь в будущем) какое-то отношение к нашему герою.
Так, в небольшом украинском городке в семье местного врача Георгия Бажанова подрастал его сын Борис. Через двенадцать лет он напишет воспоминания, к которым мы будем прибегать неоднократно. Начинаются они так:
«Я родился в 1900 году в городе Могилёве-Подольском на Украине. Когда пришла февральская революция 1917 года, я был учеником 7-го класса гимназии. Весну и лето 1917 года город переживал все события революции и прежде всего постепенное разложение старого строя жизни. С октябрьской революцией это разложение ускорилось. Распался фронт, отделилась Украина. Украинские националисты оспаривали у большевиков власть на Украине. Но в начале 1918 года немецкие войска оккупировали Украину, и при их поддержке восстановился некоторый порядок, и установилась довольно странная власть гетмана Скоропадского, формально украинско-националистическая, на деле – неопределённо консервативная.
Жизнь вернулась в некоторое более нормальное русло, занятия в гимназии снова шли хорошо, и летом 1918 года я закончил гимназию, а в сентябре отправился продолжать учение в Киевский университет на физико-математический факультет».
А в Петрограде 1 сентября состоялись похороны Урицкого. На них выступил «красный Беранже» – Василий Князев. Он прочёл стихи «Око за око, кровь за кровь», опубликованные в тот же день в «Красной газете»:
«Мы залпами вызов их встретим —К стене богатеев и бар! —И градом свинцовым ответимНа каждый их подлый удар…
Клянёмся на трупе холодномСвой грозный свершить приговор —Отмщенье злодеям народным!Да здравствует Красный террор!»
Там были ещё и такие выражения: «довольно миндальничать с ними, пора обескровить врага», «наступила беспощадных расстрелов пора», «друзья, не жалейте ударов, копите заложников рать!»
Леонид Каннегисер хорошо помнил строки поэта Князева, опубликованные десять лет назад в еженедельнике «Сатирикон»:
«Нейтрален политически,На жизнь смотрю практически,Умея артистическиНос по ветру держать!»
И в камере петроградской ЧК их автору был дан такой ответ:
«Поупражняв в СатириконеСвой поэтический полёт,Вы вдруг запели в новом тоне,И этот тон вам не идёт.
Язык – как в схватке рукопашной:И "трепещи" и "я отмщу".А мне – ей богу – мне не страшно,И я совсем не трепещу.
Я был один и шёл спокойно,И в смерть без трепета смотрел.Над тем, кто действовал достойно,Бессилен немощный расстрел».
Леонида Каннегисера расстреляли где-то от 18 сентября до 1 октября 1918 года – точная дата осталась неизвестной. Через десять лет (27 марта 1928 года) в издававшейся во Франции белогвардейской газете «Единение» Константин Бальмонт опубликует стихотворение «Кремень», в котором будут строки:
«Люба́ мне буква "К",вокруг неё сияет бисер.Пусть вечно светит свет венкабойцам Каплан и Каннегисера.
Князь Меликов, в чью квартиру вбежал Леонид Каннегисер и, надев снятое с вешалки первое попавшееся пальто, помчался к выходу, тоже был расстрелян чекистами. Грозил арест и Сергею Есенину – ведь многие помнили стихи Каннегисера, в котором автор, обращаясь к «другу Серёже», собирался:
«С светлым другом, с милым братомВолгу в лодке переплыть».
Помнили и ответ Есенина «другу Лёне»:
«У голубого водопояНа шишковидной лебедеМы поклялись, что будем двоеИ не расстанемся нигде».
Но Есенина в тот момент в Петрограде не было, и это его спасло.
Другой поэт, Нестор Махно, к тому времени уже возглавил повстанческое движение в Екатеринославской губернии. Его партизанский отряд совершал дерзкие налёты, затем мгновенно исчезал, чтобы неожиданно появиться совсем в другом месте.
Однажды, переодевшить в форму гетманского офицера, Махно вместе со своими хлопцами явился на именины, которые отмечал один из помещиков. Когда был поднят тост за скорейшую поимку «бандита Махно», Нестор бросил на стол гранату. Оставшихся в живых гостей закололи штыками. Усадьба была сожжена. Пока она горела, батька Махно и его хлопцы пели свою любимую песню:
«Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,С нашим атаманом не приходится тужить».
Гуляйпольцы к чёрной гвардии анархистского атамана относились с любовью и всячески поддерживали батьку Махно, потому что он (в отличие от белых, красных и уж тем более от воинства оккупантов) никогда не грабил местных жителей.
В тот момент части Красной армии готовились к штурму Казани, и Ульянов-Ленин, выздоравливавший от ранения в Горках, 10 сентября 1918 года отправил секретную телеграмму наркому по военным и морским делам:
«Свияжск, Троцкому.
Удивлён и встревожен замедлением операции против Казани, особенно если верно сообщённое мне, что вы имеете полную возможность артиллерией уничтожить противника. По-моему, нельзя жалеть города и откладывать дольше, ибо необходимо беспощадное истребление…»
В тот же день Красная армия штурмом взяла Казань. Эта победа большевиков (одна из первых в гражданской войне) добывалась на глазах Ларисы Рейснер, о которой (в книге «Энциклопедия тайн и сенсаций. Тайны государственных переворотов и революций») сказано так:
«В ходе боёв под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье "валькирия революции" – жена и адъютант командующего Фёдора Раскольникова».
Лев Троцкий впоследствии тоже написал о Ларисе Рейснер:
«Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий ум и мужество воина».
Лариса Рейтер
Не удивительно, что Лариса закрутила роман с нарком-военмором, заявив о нём:
«С Троцким умереть в бою, выпустив последнюю пулю в упоении, ничего уже не понимая и не чувствуя ран…»
А Фёдор Раскольников осенью 1918-го стал членом Реввоенсовета Республики.
