Главная тайна горлана-главаря. Вошедший сам - Эдуард Филатьев

Продолжение «человека»

Рождение пьесы

В автобиографических заметках «Я сам» есть очень краткая главка «18-й ГОД» (мы её частично уже приводили). В ней – о том, что происходило тогда с Владимиром Маяковским:

«РСФСР не до искусства. А мне именно до него. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской».

Сейчас мало кто сходу поймёт, что такое Пролеткульт, и кто такая Кшесинская, к которым «заходил» поэт.

Культурно-просветительные организации пролетариата (Пролеткульты) появились в России сразу же после Февральской революции. Всероссийский Пролеткульт был создан профсоюзной конференцией в сентябре 1917 года по предложению большевика Анатолия Луначарского – для развития пролетарской культуры. В стране Советов ей предстояло полностью заменить культуру буржуазную.

Кшесинская сотрудницей Петроградского пролеткульта не была. Это Пролеткульт располагался в особняке, некогда принадлежавшем известной российской балерине Матильде Феликсовне Кшесинской, возлюбленной Великого князя Николая Александровича, когда тот ещё не был царём Николаем Вторым. После февраля 1917 года этот дом (на углу Большой Дворянской улицы и Кронверкского проспекта) захватили большевики, и он стал главным штабом ленинцев. С октября 1917-го в особняке Кшесинской располагался Петросовет, в том числе и организации Пролеткульта.

В культурной жизни Северной Коммуны заправляли те, кто не поехал вместе с большевиками в Москву Одной из них была, как мы помним, жена Алексея Максимовича Горького, актриса Мария Фёдоровна Андреева. Владимир Маяковский, надо полагать, не просто «заходил в Пролеткульт», а шёл туда по её приглашению.

Брики и Маяковский, встречаясь с Горьким, не один раз выслушивали, как он крыл последними словами этих «мерзавцев» (большевиков), закрывших его «Новую газету». Говорили и о новом пролетарском театре – «театре трагедии, романтической драмы и высокой комедии». Декрет о его создании театральный комиссар Мария Андреева подписала в августе 1918 года. Этот театр, фундамент которого вместе с нею закладывали Алексей Максимович Горький, Анатолий Васильевич Луначарский и Александр Александрович Блок, существует и поныне – он называется Большим драматическим театром (БДТ).

Идею его создания Брики наверняка поддержали, а Маяковский ещё и напомнил о заказанной ему пьесе. И вот тут-то Мария Андреева и могла спросить у него:

– А в партии вы состоите? Нет? Почему?

Вопросы были явно поэту не по душе. Это видно из того, что написано в «Я сам»:

«Отчего не в партии? Коммунисты работали на фронтах. В искусстве и просвещении пока соглашатели. Меня б послали ловить рыбу в Астрахань».

Ловить рыбу в Астрахани Маяковскому, конечно же, очень не хотелось – у него были совсем другие планы и заботы. Их описал Бенгт Янгфельдт:

«Маяковский рисовал, они собирали грибы, а но вечерам играли в карты. <…> В перерывах между рисованием, собиранием грибов и игрой в карты Маяковский работал над пьесой "Мистерия-буфф" – революционной феерией».

Аркадий Ваксберг:

«Маяковский работал, отвлекаясь только по вечерам, меняя письменный стол на картёжный. Лиля загорала и читала старые книги. Осип тоже читал, меланхолично наблюдая за тем, как разворачивается на его глазах весьма необычный роман. Там, в Левашове, Лиля и объявила ему, что чувства проверены, что теперь, наконец, она убедилась в своей "настоящей любви" и, стало быть, Маяковскому она уже не просто товарищ и друг, а вроде как и жена. Осип принял к сведению то, в чём и так не сомневался, – все трое порешили остаться ближайшими друзьями и никогда не расставаться».

Иными словами, на всё события той поры, совершавшиеся в стране Советов (в том числе и весьма судьбонос-нейшие), Владимир Владимирович откликался сочинением пьесы.

Юрий Анненков по этому поводу потом заметил:

«Маяковский торопливо переодевался в официального барда марксистской революции».

Так ли это?

«Переодевался» ли Маяковский в большевистского «барда»?

И что принесла стране эта «марксистская революция»!

Большевистский террор

Летом 1918 года в Москву из Пензы приехал 21-летний Анатолий Борисович Мариенгоф, впоследствии написавший (в «Романе без вранья»):

«Первые недели я жил в Москве у своего двоюродного брата Бориса (по-семейному Боб) во 2-м Доме Советов (гост<иница> "Метрополь") и был преисполнен необычайной гордости. Ещё бы: при входе на панели – матрос с винтовкой, за столиком в вестибюле выдаёт пропуска красногвардеец с браунингом, отбирают пропуска два красноармейца с пулемётными лентами через плечо».

С чего это вдруг брат его Борис («по-семейному Боб») оказался в столь престижной большевистской гостинице, автор «Романа без вранья» не сообщает. Но объяснение найти нетрудно – в одном «пломбированном вагоне» вместе с Ульяновым-Лениным в Россию из эмиграции возвращались Илья Давидович Мирингоф и его жена Мария Ефимовна, дядя и тётя Анатолия Мариенгофа. Борис, которого в семье звали Бобом, был их сыном. Поэтому не удивительно, что по рекомендации Бухарина, с которым Анатолий познакомился в том же «Доме Советов», он вскоре устроился работать в издательство ВЦИК, располагавшееся на углу Тверской и Моховой улиц Москвы. И вот однажды…

«Стоял тёплый августовский день. Мой стол в издательстве помещался у окна. По улице ровными каменными рядами шли латыши… Впереди несли стяг, на котором было написано:

МЫ ТРЕБУЕМ МАССОВОГО ТЕРРОРА

Меня кто-то легонько тронул за плечо:

– Скажите, товарищ, могу я пройти к заведующему издательством Константину Степановичу Еремееву?

Передо мной стоял паренёк в светлой синей поддёвке. Под синей поддёвкой – белая шёлковая рубашка. Волосы волнистые, жёлтые, с золотым отблеском…

– Скажите товарищу Еремееву, что его спрашивает Сергей Есенин».

Константин Еремеев был видным большевиком: командовал отрядами Красной гвардии при штурме Зимнего дворца, потом возглавлял войска Петроградского военного округа, участвовал в формировании первых частей Красной армии, а во время мятежа левых эсеров руководил охраной Кремля и Большого театра, где проходил V Всероссийский съезд Советов.

Сергей Есенин постоянного местожительства в Москве не имел.

Молодая поэтесса Надежда Александровна Павлович писала:

«В 1918 году я была секретарём литературного отдела московского Пролеткульта, а Михаил Герасимов заведовал этим отделом. Жил он там же в бывшей ванной – большой, светлой комнате с декадентской росписью на стенах; ванну прикрыли досками, поставили письменный стол, сложили печурку.

Бывая в Пролеткульте, в эту комнату заходили к Герасимову Есенин, Клычков, Орешин, а Есенин иногда оставался ночевать».

Герасимов и Клычков с Орешиным тоже были поэтами. Жилплощадь у многих поэтов тогда просто отсутствовала. Но это не мешало им с энтузиазмом воспринимать действительность, о чём свидетельствует Надежда Павлович:

«Все мы были очень разными, но все мы были молодыми, искренними, пламенно и романтически принимали революцию – не жили, а летели, отдаваясь её вихрю. Споря о частностях, мы все сходились на том, что начинается новая мировая эра, которая несёт преображение (это было любимое слово Есенина) всему – и государственности, и общественной жизни, и семье, и искусству, и литературе».

Так протекала жизнь в Москве.

А Петроград, неподалёку от которого (в посёлке Левашово) Владимир Маяковский сочинял свою «революционную феерию», продолжал превращаться в умирающий город. Борис Савинков писал:

«Пустые улицы, грязь, закрытые магазины, вооружённые ручными гранатами матросы и в особенности многочисленные немецкие офицеры, с видом победителей гулявшие по Невскому проспекту, свидетельствовали о том, что в городе царят "Советы и Апфельбаум-Зиновьев"».

Апфельбаум – фамилия матери Григория Зиновьева.

Но правившие Петроградом большевики смотрели на город с оптимизмом. Не случайно же 11 августа «Красная газета» опубликовала «Песню Коммуны», сочинённую любимцем Зиновьева Василием Князевым:

«Нас не сломит нужда,Не согнёт нас беда,Рок капризный не властен над нами,Никогда, никогда,Никогда! никогда!Коммунары не будут рабами!»

Стихи вскоре положили на музыку и «Песню» Князева стали распевать как гимн Северной Коммуны. Но мало кто из распевавших знал, что слова припева являются всего лишь слегка перелицованным текстом английского гимна:

«Никогда, никогда, никогдаангличане не будут рабами»

Впрочем, петроградцам в ту пору петь не особенно хотелось – слишком часто новая большевистская власть производила в городе аресты. По малейшему подозрению. А оказавшимся в застенках петроградского ЧК (ПЧК) было не до песен. Так, ещё 10 июля к чекистам Петрограда поступила бумага, в которой говорилось о том, что в Михайловском артиллерийском училище существует контрреволюционный заговор. И весь следующий день чекисты проводили там повальные обыски и аресты. В числе прочих был задержан и прапорщик Владимир Борисович Перельцвейг.