Родное небо - Василий Молоков

13 апреля мы с четырех часов утра начали готовиться к последнему полету. На льдине осталось шесть человек. Надо было спешить забрать их, а то погода зловеще менялась. Вылетели втроем - Каманин, Водопьянов и я. Минуя предательский частокол торосов, благополучно сели на уцелевший аэродром. Как всегда, порядок здесь был образцовый. Моторист А. Е. Погосов, бессменный комендант ледового аэродрома, поставил дело, как в настоящем аэропорту. Не хватало только диспетчера, объявляющего по радио время посадки и взлета.

Пустынно на площадке, нет уже той оживленной толпы, что встречала нас прежде. Последние пассажиры с грустью оглядывают снежное поле, окруженное торосами. Поди же ты, привыкли!

Торопим их: "Скорее, товарищи, пора взлетать!" Заместитель О. Ю. Шмидта А. Н. Бобров с радистами Э. Т. Кренкелем и С. А. Ивановым идут к самолету Водопьянова, Каманин забирает боцмана А. А. Загорского. Кроме того, к нему помещают восемь собак, которых надо вернуть чукчам. Ко мне садятся капитан О. И. Воронин и моторист Погосов. Последний, как комендант аэропорта, должен отправить прежде первые два самолета, а потом уже мой. Когда машины Водопьянова и Каманина поднялись со снежного поля, Погосов стал раскачивать за крылья мою "двойку", чтобы оторвать примерзшие к снегу лыжи. Уже на ходу он ухватился за борт кабины, и Воронин быстро втащил его. По просьбе капитана я сделал два круга над лагерем. Видно, он хотел еще раз взглянуть на место гибели своего корабля.

Все! Мы в воздухе! А через некоторое время нас уже встречали на аэродроме в Ванкареме. Спасены все до одного! Подвожу личный итог: на своем самолете я вывез тридцать девять человек.

На Ванкаремском аэродроме ликование, нас, летчиков, поздравляют как героев, обнимают, качают. А мы и не думали о наших полетах, как о каком-то геройстве. Это была наша работа, правда, очень тяжелая и опасная.

Не напрасно мы тревожились и спешили. На следующий же день началась метель. Небо закрылось облаками, и трудно сказать, что сталось с аэродромом там, на льдине. Но теперь все позади. Люди на твердой земле. Мы переправляли их на самолетах и на собачьих упряжках сначала в Уэлен, принимавший поздравительные телеграммы со всего мира, а затем в бухту Лаврентия и дальше - в бухту Провидения, куда прибыл пароход "Смоленск". Он принял на борт всех нас - и челюскинцев, и летчиков.

22 мая пароход снялся с якоря. Теперь, пока мы плывем на "Смоленске", можно немного и отдохнуть, послушать челюскинцев, хотя их уже атаковали журналисты. А вот со мной журналистам трудно - совсем не умею рассказывать о своих переживаниях. Годы, проведенные в Арктике, приучили меня к сдержанности. В тишине полярных просторов, вынужденном долгом пребывании в ожидании хорошей погоды в занесенной снегом избушке или яранге, как правило, мало говоришь, но много думаешь, размышляешь, узнаешь истинную цену людям и без слов.

В светлый июньский день "Смоленск" приближался к Владивостоку. Здесь весна была в самом разгаре. Как только показался город, над нами пронесся самолет, осыпав палубу букетами ландышей, сирени, приветственными листовками. Вслед за этой машиной в небе появилась эскадрилья самолетов, а на воде - целая флотилия судов, возглавляемая ледоколом "Добрыня Никитич". Окруженный почетным эскортом, наш корабль вошел в залив Золотой Рог, и сразу же мощно заревели гудки заводов, пароходов, в том числе и иностранных. Орудийные залпы салюта потрясли воздух, зазвучала музыка оркестров. Перед нами предстала праздничная панорама города. Владивосток был расцвечен алыми знаменами, плакатами, близ порта возвышалась арка, на колоннах которой портреты летчиков и руководителей легендарной экспедиции. Тут же помещалась гигантская карта, где были изображены путь "Челюскина" и лагерь Шмидта. Сотни людей заполнили улицы и ближние сопки. Они приветственно махали нам руками, скандировали: "Слава героям Арктики!" Выступления на коротком митинге в порту заместителя О. Ю. Шмидта А. Н. Боброва и летчика М. Т. Слепнева были встречены восторженными овациями... Мы были буквально ошеломлены такой встречей.

На вокзале для нас подали специальный экспресс Владивосток - Москва. В вагонах цветы, на столиках подарки каждому. Толпы провожающих растянулись от станции километров на пятнадцать. Это было совершенно сказочное путешествие! На каждой станции полыхали красные знамена, гремели оркестры, тысячами огней сияла иллюминация, взлетали фейерверки, перекрещивались ослепительные лучи прожекторов. На перронах выстраивался почетный караул, отряды пионеров салютовали нам дробью барабанов, толпы людей окружали вагоны. Приветствия, речи... Казалось, вся страна обнимала нас с восторгом и любовью.

Перед маленькими станциями и полустанками поезд лишь замедлял ход, чтобы принять добрые пожелания собравшихся здесь людей, желающих хоть на миг увидеть нас, передать свои скромные гостинцы. На вокзалах крупных городов возникали митинги. С подножек вагонов выступали челюскинцы и летчики, а затем все мы включались в общее веселье. Даже меня (кажется, в Хабаровске) вытащили в круг пройтись в барыне. Наш поистине триумфальный путь закончился 20 июня в Москве.

Улицы и площади столицы были усыпаны цветами и листовками. По Красной площади, приветствуя челюскинцев и летчиков, разместившихся на трибунах у мавзолея В. И. Ленина, торжественным маршем прошли летчики, пограничники, кавалеристы, физкультурники, а в небе пронеслись эскадрильи самолетов. Над площадью то и дело гремело оглушительное "ура!", звучали здравицы в честь виновников торжества - взволнованных, радостных, смущенных от такого небывалого приема. Двадцатью одним пушечным залпом салютовала челюскинцам столица. С музыкой, цветами и улыбками вступили на Красную площадь колонны москвичей. Над веселым, шумящим потоком людей плыли искусно выполненные макеты парохода "Челюскин" и голубой льдины с палатками и разломанным надвое бараком, с нашим Р-5 над ней... Да, видно, хорошо знали москвичи, как все это было. Потому-то с такой теплотой приветствовали они спасенных и их спасителей... А вечером на Красной площади состоялось народное гуляние. Музыка, песни, пляски...

Я много размышлял в эти дни. Почему нам оказана такая честь? Ведь мы просто выполняли свой долг. Но потом, когда я снова и снова вспоминал все эти волнующие встречи, начиная от бухты Провидения и до Красной площади, я понял: в поведении челюскинцев, не склонивших голову перед лицом смертельной опасности, в действиях спасательных экспедиций, с огромной решимостью преодолевавших все преграды на пути к лагерю Шмидта, как в капле воды, отразился характер советского человека, мужественного, доброго, сильного. А в челюскинцах и летчиках, спасавших их, народ видел своих лучших сыновей. Именно тогда и родилось звание народного героя - Героя Советского Союза. Нам, семерым летчикам, доставившим челюскинцев на землю, выпала честь первыми получить это высокое звание.