Невинность палачей - Барбара Абель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Побудь тут, – продолжает она с успокаивающими интонациями в голосе, хотя сама как никогда далека от спокойствия. – Я развяжу остальных, а потом мы решим, как поступить. Просто посиди тут. Только не трогай ничего, хорошо?
– Будем надеяться, он вас послушается! – с горечью замечает Тома Пессен. – Тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми.
Алин и заложников разделяет всего пара метров, когда она вдруг замирает на месте.
– Что вы подразумеваете под словами «тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми»? – с ноткой враждебности интересуется она.
– Если бы он вас послушался, когда вы просили отдать оружие, ничего этого вообще бы не случилось! – отвечает молодой бухгалтер дрожащим голосом, который ясно демонстрирует, что и он уже на пределе.
– Да если бы он не вмешался, тот псих до сих пор держал бы вас под прицелом! – возмущается Алин, указывая пальцем на труп налетчика.
– Позвольте с вами не согласиться! Тот псих как раз уходил, когда явился ваш сын. Зато теперь мы все замешаны в убийстве!
– В убийстве… – повторяет за ним шокированная Алин. – Но… Но это же был несчастный случай!
– Хорош несчастный случай! – язвительно усмехается балансирующий на грани истерики бухгалтер. – Выстрел в спину и с расстояния меньше пяти метров до цели? Я лично думаю, что флики дадут парню медаль за меткость!
– В категории юниоров, – добавляет Жермен Дэтти с издевательской снисходительностью в тоне.
Алин лишается дара речи. Голова идет кругом, она пытается восстановить эпизод в памяти, идентифицировать элементы, которые доказывают, что со стороны Тео это была самозащита, что он такая же жертва, как и остальные. Картинки сталкиваются у нее в голове, смешиваются, перепутываются. Их размолвка, пистолет, Тео отказывается ехать с ней к дедушке, кассир связывает заложникам руки, игровая приставка PS4 валяется на полу, труп грабителя в луже крови…
Алин трясет головой, чтобы в ней хоть немного прояснилось. Это несчастный случай! Конечно же! Ее сын Тео мухи не обидит…
Тео не убийца!
Он не такой, как те дети, о которых пишут в газетах, – совершенно оторвавшиеся от реальности, поведенные на жестоких видеоиграх, которые палят по всему, что движется, и заканчивают свои дни в тюрьме или психиатрической больнице!
Тюрьма. Психиатрическая больница.
Алин закрывает глаза, сосредотачивается… Не время предаваться отчаянию. Мало-помалу события выстраиваются в ряд, словно переписываются набело, занимают свое место у нее в сознании: Тео не хочет ехать к деду, шумное выяснение отношений, Тео дуется, пока они едут в машине…
Вспышка, вторжение мужчины в балаклаве, крики, страх, опасность, вопросы, угрозы, рыдания…
Тео держит грабителя на мушке. Тео отказывается отдать ей пистолет, когда она приказывает…
В горле пересыхает, болью сводит живот, сердце начинает стучать быстрее и сильнее.
Тео наставляет пистолет на молодую женщину в спортивном костюме, и Алин не понимает, как это вышло…
Кровь застывает у нее в жилах.
Тео без предупреждения стреляет грабителю в спину…
Подавляя позывы к рвоте, она отчаянно ищет смягчающие обстоятельства, факты, которые бы доказывали невиновность ее ребенка.
Представлял ли грабитель какую-либо опасность, когда Тео в него выстрелил?
Кружится голова, становится тяжело дышать, тошнота бушует в животе, рвет внутренности, подкатывает к горлу…
Преступник удирал с награбленным, и Тео хотел остановить его, но вовсе не собирался убивать – убедительно ли такое объяснение?
Алин поворачивает голову. Пластиковый пакет все еще лежит на полу. Жо и не пытался его унести.
Земля уходит из-под ног, стены опасно нависают над ней, еще немного – и сплющат, раздавят, как насекомое…
– Он шевелится! – внезапно выкрикивает Софи Шене, глядя на труп расширенными от страха глазами.
Все головы поворачиваются в ту сторону.
– И зачем так кричать? – спешит возмутиться Жермен Дэтти.
– Я точно видела, как он шевельнулся… – жалобно бормочет молодая женщина. – Нога… У него дернулась нога!
– Если что-то и дергается, то у вас в голове, дитя мое!
Возглас молодой рецепционистки пробивается сквозь отчаяние Алин. Пронзительное эхо посреди маразма, он взрывает ей мозг, производит эффект спасительного электрошока. Она вздрагивает, собирает в кулак свои истощенные силы, свою агонизирующую энергию, быстро подходит к трупу грабителя и грубо, как мешок, переворачивает его.
Надежда улетучивается как дым. Хватает взгляда, чтобы понять, что той девушке все привиделось. Преступник лежит у ее ног, и его грудь застыла, в ней не осталось ни малейшего дыхания жизни. Его лицо по-прежнему скрыто под маской и солнечными очками. Колени у Алин подгибаются, и, чтобы не упасть, она хватается за ближайший стеллаж.
– Ну? – часто дыша, спрашивает Софи.
– Он умер, – загробным голосом объявляет Алин.
– Раз уж вы там, снимите с него балаклаву, – бесцеремонно предлагает Жермен Дэтти. – Хочется посмотреть, как выглядит этот проходимец на самом деле!
У Алин уже нет сил одернуть пожилую грубиянку. Она опускается на колени возле трупа и невольно задерживает дыхание. Потом дрожащей рукой хватает за край балаклавы, на уровне шеи, и начинает медленно тянуть вверх. Шерстяной чулок приподнимается, обнажая полоску кожи.
Первое открытие – и словно нож в спину! Она оказывается черной, как эбеновое дерево.
Black! Налетчик африканского происхождения!
Тео выстрелил в тело без лица – анонимное, неспособное выражать эмоции, нечеловеческое. Но по мере того, как съезжает маска, оно обретает черты личности – со своей историей и судьбой. Когда же из-под шерстяной балаклавы наконец появляется лицо Жо, небо обрушивается ей на голову – на голову матери пятнадцатилетнего подростка, который только что совершил непоправимое.
Веки сомкнуты, рот приоткрыт… И это застывшее навечно лицо очень молодо. Парню восемнадцать, ну, самое большее – двадцать лет.
Совсем еще мальчик. Ребенок, оставленный без присмотра. Покинутый родителями малыш.
Жертва.
– Надо же! – восклицает Жермен Дэтти, не давая Алин времени оправиться от удара. – Молодому блэку всадил в спину пулю маленький белый буржуа, да еще и докторский сынок в придачу! Желтой прессе будет чем поживиться…
Гийом Вандеркерен
Жизнь – маршрут, следующий вдоль линии времени. Для одних – прямая автострада, для других – путь на Голгофу, когда судьба резко меняет направление, когда впереди – перекресток и нужно выбирать, куда идти.
Налево свернуть или направо?
Идти дальше или повернуть назад?
Свернуть с проторенной тропы и углубиться в запретные земли с риском угодить в тупик?
Алин знает, что ей предстоит выбрать одну дорогу из двух. Притом что обе представляются ей тупиковыми. Но выбрать нужно, несмотря на риск заблудиться. Несмотря на то, что возможности вернуться не будет.
– Развяжите нас немедленно!
Голос, донесшийся откуда-то издалека, вырывает ее из состояния умственного отупения – этого эфемерного чистилища на прямом, безвозвратном пути в ад.
Потом другие голоса, крики, рыдания нарушают ее покой, заставляют остро осознать момент возвращения к реальности. Эти звуки – словно эхо биения ее собственного сердца…
– Мадам! Развяжите нас! Чего вы ждете?
– Я хочу домой! Ради всего святого, отпустите меня домой!
– Алло-алло! Луна? Земля на проводе!
– Эй! Вы нас развяжете или нет?
– Эта история превращается в настоящий цирк!
Алин выныривает на поверхность. Перед ней – заложники, которым надоело ждать, и они извиваются, дергают руками и ногами, пытаются освободиться. Гийом даже сумел встать и теперь твердым шагом направляется к электрическому щитку.
– Что вы собираетесь сделать? – спрашивает она и бросается следом.
– Хочу поднять жалюзи на окнах, – сердито отвечает Гийом. – И нажать на «тревожную кнопку».
– Не так быстро, приятель!
Алин в секунду настигает кассира, обходит и решительно встает перед ним, мешая двигаться дальше.
– Не будем спешить. Сперва нам нужно все обсудить.
Но парень не желает ничего слушать. Он только досадливо морщится и делает шаг в сторону, чтобы ее обойти.
– Поговорим, когда приедут флики!
Не давая ему времени сделать еще шаг, Алин отзеркаливает его движение и снова преграждает ему путь.
– Вот именно! Я хочу поговорить ДО появления фликов!
Гийом вынужден остановиться.
– А в чем проблема?
– В чем проблема? – повторяет она, отчаянно стараясь сохранить самообладание.
Алин бросает взгляд на сына, который все еще сидит за кассой, уставившись в пустоту. Несколько секунд сомнения, сердце готово вот-вот разорваться, ощущение, что тебя неотвратимо засасывает в глубину… Она вздыхает так глубоко, что в легких, кажется, совсем не остается воздуха.
– Вот она, моя проблема! – отвечает она, кивая на Тео.
