Когда зацветет папоротник - Светлана Алешина

— Ты, Ромка, наверное, пауков в детстве очень боялся, — сказала я, внутренне содрогнувшись от детского воспоминания. — Вот они тебе и мерещатся.

Я подошла к Кряжимскому и отстранила его от отверстия, ведущего в следующий коридор пещеры.

— А вы, Сергей Иванович, слишком впечатлительны, — сказала я. — Вам вредно много читать о кровожадных разбойниках вроде Степана Разина. Пустите-ка, я пойду теперь первой.

Я протиснулась в узкое отверстие и почувствовала, что ступени, которые я нащупала ногами, ведут по-прежнему вниз. Посветив фонарем, я увидела длинный ход, спускающийся глубоко вниз. До его конца свет фонаря не достигал, там чернела непроглядная тьма.

Вздохнув, я порадовалась, что нет пока ни обещанных Сергеем Ивановичем летучих мышей, ни другой неприятной пещерной живности, и начала осторожно спускаться. Я не оглядывалась, но слышала, что мои спутники последовали за мной.

Спуск был долгим и однообразным. По пути я рассматривала стены коридора, по которому мы спускались, и мне показалось, что он представляет собой огромную трещину в скале.

Меня волновало только одно — куда он меня приведет? А если это просто тупик, и мы сейчас спустимся на дно этой расщелины, постоим там, повздыхаем и вернемся обратно? Можно, конечно, утешать себя мыслью о том, что это небольшое путешествие — лучший отдых от утомительной газетной работы. Но ощущение близкой разгадки волнующей кровь тайны, а кроме того — неподдельный интерес к спрятанным в семнадцатом веке ценностям, не давал этой мысли укрепиться в моей голове и настаивал, требовал верить в успех нашего кладоискательского предприятия. Я хотела найти клад и, признаюсь, была бы жестоко разочарована, если бы этого не случилось.

Несколько успокаивала меня мысль о том, что ступени, по которым мы спускались, выдолблены в камне рукою человека, значит, здесь кто-то побывал до нас. А раз так, то не может эта расщелина оканчиваться тупиком.

Поэтому я даже не удивилась, когда спуск стал заметно положе и ход вывел нас в конце концов в небольшой зал, стены которого были выложены уже какой-то другой породой. После недолгого раздумья я решила, что это известняк, но не потому, что знала, как он выглядит, а просто мне попадались где-то упоминания об известняковых пещерах.

Зал был небольшой, но в нем можно было стоять во весь рост, не касаясь головой потолка, сплошь покрытого капельками воды. Влажность здесь чувствовалась довольно сильно. Даже воздух в пещере был какой-то густой и вязкий.

Я не знала, на какую глубину мы спустились, но, судя по тому, сколько времени продолжался спуск, мы находились где-то на глубине ста метров от верхушки скалы, то есть практически на уровне реки, а то и ниже, высоту самой скалы я не прикидывала, а сейчас мне было уже сложно сориентироваться.

Я спросила, что по этому поводу думают Кряжимский с Ромкой, и мы вывели среднюю оценку глубины, на которой мы находимся. Ромка насчитал восемьдесят метров, Сергей Иванович — сто двадцать. Поэтому решили придерживаться мнения, что мы на глубине ста метров.

Из зала, в который мы попали, вели две галереи, расходящиеся под углом друг к другу и имеющие небольшой уклон. Нужно было решить, по какой из галерей двигаться дальше. Мы извлекли на свет фонаря картину и принялись ее рассматривать.

— Вот же, вот этот зал, в самой южной части плана, — горячился Сергей Иванович. — Вот видите, от него отходят два хода, один ведет на восток и скоро заканчивается тупиком. Это можно понять, так как на левом берегу почва болотистая, и вряд ли пещера продолжается в ту сторону. А вот западный ход. Он гораздо длиннее и извилистее, чем восточный.

— И нам, конечно, придется идти по нему, — согласилась я. — Только вот я не знаю пока, зачем мы по нему пойдем. Ведь на плане не обозначено место, где спрятан клад. А у хода есть боковые коридоры, в которых легко можно запутаться.

— Смотрите сюда, — ткнул Кряжимский пальцем в план. — Видите, этот ход упирается в конце концов в большой зал, в центре плана. Я думаю, что в этом зале и следует искать то, ради чего мы сюда спустились. По крайней мере, если бы мне нужно было спрятать что-то очень ценное в этой пещере, я бы выбрал именно этот центральный зал.

— Ну, хорошо, — сказала я, — идем по западному ходу, но мы не должны забывать, что нам придется возвращаться домой по тому же самому пути. Нам и в самом деле нужно теперь оставлять метки на стенах, по которым мы сможем найти обратную дорогу.

Кряжимский полез в свою сумку и вытащил из нее пачку свечей. Он зажег одну из них спичкой и поднес к стене из светлого известняка. Коптящая свеча оставила на стене хорошо заметную в свете фонаря вертикальную черную черту.

— Вот и отлично, — сказал Кряжимский. — Так и будем оставлять метки. А заодно можно и батарейки в фонаре экономить. Давайте-ка посмотрим, как выглядит эта пещера при свете свечи.

Мы погасили фонари. Кряжимский держал свечу в руке, но ее света было явно недостаточно, чтобы осветить стены того небольшого зальчика, в котором мы стояли. Сергей Иванович укрепил свечу в камне и зажег от нее еще две — каждому из нас по одной.

Стало заметно светлее, только свет от свечей был каким-то призрачным и дрожащим. При таком освещении гораздо легче верилось, что здесь, в этой пещере, могут быть спрятаны сокровища.

Ромка тем временем продолжал изучать план пещеры, наклонившись, чтобы поймать трепещущий свет от свечи, которую держал в руке Кряжимский, он не заметил, как край картины коснулся пламени свечи, укрепленной на камне.

— Ромка! Осторожнее! — крикнула я. — Ты же ее спалишь!

Ромка отдернул картину от свечки и принялся рассматривать, не повреждена ли она пламенем.

— Смотрите! — вдруг воскликнул он. — Откуда на ней взялись эти буквы?

Он показывал нам тот угол картины, где на белом фоне была нарисована какая-то закорючка. Теперь рядом с ней отчетливо различалась часть какого-то малопонятного текста.

— Так-так-так-так! — затараторил Сергей Иванович. — Вот оно! Наконец-то! Я просто уверен, что в этой надписи на картине и содержится настоящий ключ к тому месту, где спрятан клад.

— Но откуда они взялись? — продолжал удивляться Ромка. — Здесь же раньше их не было. Я это очень хорошо помню. Мы рассматривали ее при дневном свете и ничего не увидели. А тут, при свечке…

— Вот именно — при свечке, молодой человек! — воскликнул Кряжимский. — Вы же сунули этот край картины прямо в пламя свечи! Это самая простая тайнопись, которая в древности была очень широко распространена. Прежде всего нужно как следует прогреть весь этот угол.

Он взял у Ромки картину и начал водить правым верхним углом над пламенем свечи. На наших глазах все четче проявлялись буквы и знаки знакомого начертания, среди них были и русские, но в осмысленные слова они не складывались.

— Видите, заметный красный оттенок чернил, которыми сделана надпись? — спросил нас Сергей Иванович. — Это известный старинный рецепт тайнописи. Я могу ошибиться, но кажется, что красный цвет дает какое-то из соединений кобальта, если растворить его в нашатырном спирте. Надпись тут же бледнеет, но она появится вновь, если бумагу или пергамент, на котором выполнена надпись, нагреть. Я думаю, что нам стоит тут же перерисовать эту надпись, иначе она через некоторое время пропадет. А я не уверен, что у нас хватит времени ее расшифровать.

— Вы думаете, что текст зашифрован? — спросила я. — А не слишком? Это был бы уже третий уровень защиты, выражаясь современным языком, — картина, симпатические чернила, теперь — шифровка!

— Оленька! — воскликнул Кряжимский. — Это только подтверждает мою оценку стоимости клада. Согласись, что чем дороже то, что спрятано, тем выше должен быть уровень защиты, как ты выражаешься.

Сергей Иванович старательно перерисовал надпись в блокнот, а я, кроме того, и сфотографировала ее. Вспышка на мгновение ослепила нас, высветив в мельчайших подробностях неровные стены пещеры, покрытые капельками влаги, наши осунувшиеся лица с горящими от возбуждения глазами, черные дыры двух галерей, ведущих из зала.

Только сейчас, увидев наши лица при свете вспышки, я посмотрела на часы. Они показывали уже второй час ночи, и я сразу же почувствовала, как я устала. Наверное, не меньше меня устали и мои спутники, просто им тоже было не до того, чтобы замечать это. Их мыслями владел клад, к которому мы подобрались так близко. Странно, но чем глубже, так сказать, увязала я в этой кладоискательской истории, тем меньше сомнений в реальности существования клада у меня оставалось.

— Вот что! — скомандовала я своему отряду. — Пора немного отдохнуть. Тем более, что сейчас у нас есть над чем подумать: рассмотрим надпись и попытаемся ее разгадать.

Возражать никто не стал. Мы расселись на камнях, которые были влажными, но, к моему удивлению, не холодными, и решили немного перекусить.