Верю-не-верю. Я тебя люблю - Зоя Анишкина

Ей тяжело было принять всю грязь и порочность это мира. Чистая по натуре, девушка не могла понять, зачем идти стреляться с кем-то. Я тоже не понимал. Пока не пришёл человек и не передал мне вещи сестры.

А потом он сказал, что она участвовала в русской рулетке и больше не вернётся. Я едва не забил его до смерти. Моя красавица сестра. Маша, маленький, нежный цветочек, который мы с братом оберегали всеми силами.

Как она там оказалась? Почему пошла, ведь знала, что это такое. Но главный вопрос… Как получилось, что она больше никогда не вернётся к нам? Почему она позволила убить себя?

С тех пор мы с Максимом поклялись, что убьём Иванютина и прикроем игры навсегда. Чтобы больше никто и никогда не страдал. Никто не испытывал боли потери и не относил алые розы на могилу восемнадцатилетних сестёр.

Но пока все шло далеко не по тому сценарию, которого бы нам хотелось. А Еве не обязательно знать такие подробности моей жизни. Ей хватает своей.

Я смотрел в ее глаза, ожидая ответа. Хотел прерваться. Закрыть эту больную тему. Но девушка проявила упрямство. Спросила о салочках и прятках. Хотела знать все. И я не стал ей отказывать…

Глава 18. Игорь

После смерти Маши и речи быть не могло о том, чтобы участвовать в играх. Они при этом были очень популярны. Самое смешное, что их создатель установил незыблемые правила и жестко карал за их нарушение.

Так создавалось впечатление, что это не беззаконие в чистом виде, а упорядоченное развлечение. А то, что в русской рулетке стало погибать все больше людей, а в салочках и прятках появляться все больше девушек, оказавшихся заложницами ситуации…

Людей не могло остановить это. Гениальный маркетинг и чокнутый создатель были практически безупречны. Но так не могло быть всегда. Игры, по сути, – это развлечение для глупых и отчаянных.

Иванютин пропал, оставив за собой кровавый след, а ещё заместителей на местах. Те творили многое такое, что не вписывалось в рамки. Одним из наказанных высшей мерой стал даже брат Цербера.

Потому что нарушил правила. Нарушил правила, когда мой брат принят участие прятках по собственной дурости. Я не осуждал Максима. Был зол, но каждый делает свой выбор.

Первым из нас был Марк в русской рулетке, потом Максим в прятках, скорее всего, случайно попал в салочки Олег. Оставался лишь я и… Нет, я никогда по доброй воле не сунусь ни в одну из игр.

Этого я Еве не говорил, но, думаю, она и сама поняла без лишних слов. Потому что смотрела своими прекрасными глазами и сочувствующе кивала. Пару раз за мой рассказ даже забывалась и срывалась.

Участливо касалась рукой моих раскрытых ладоней. Спрашивала больше про прятки. А я рассказывал про особняк и его обнаженных гостий. Как они прятались, а их находили. А потом…

А потом, в кулуарах роскошных интерьеров даже шторы окрашивались в алый от стыда. Страсть смешивалась с пороком, похоть торжествовала над простыми человеческими радостями.

Ева прикрывала глаза и тяжело дышала. И я видел в ней то, что заставляло ее краснеть. То, что раз за разом приводило на порог особняков пряток и рулетки людей.

Стыд и любопытство. Нет, не думаю, что Ева бы решилась на такое. Годы под гнётом отца все же давали о себе знать. Но в ней проснулось любопытство.

Ведь если все эти люди идут, значит, зачем-то им все это нужно? Значит, они получают что-то невероятное там? Вот и в глубине ее глаз я читал эти эмоции.

Вот на таких, как Ева, и рассчитано все это. На наивных, милых и не понимающих до конца всю соль этого мира. А ещё на мужчин, испытывающих отчаяние и бесконечную скуку…

Ева слушала внимательно, а взгляд ее становился все более отсутствующим. Она долго молчала, а потом словно собралась с мыслями и собралась что-то рассказать, но передумала.

Вот так мы и сидели, молча глядя друг на друга. В какой-то момент ушли каждый в свою голову. А потом она вздрогнула, будто вспомнила что-то, и тихонько спросила:

– А как же ещё одна игра? Про которую ты говорил…

Скрипнул зубами, поражаясь тому, как она все помнит. Единственно оброненное упоминание о самой странной, непонятной и на удивление не обременённой правилами игре…

А она запомнила. Вот так иногда в сердце врезаются мелочи, о которых ты даже подумать не можешь. А она теперь хочет знать подробности. И мне не осталось ничего иного, кроме как ответить.

Потому что она раскрыла мне душу. Дала заглянуть туда, куда ни одного человека не пускала. А я обещал ей ответить на все вопросы. Если обману – нарушу хрупкое доверие, что между нами возникло.

Этого допустить я не мог. Поэтому, подбирая слова, осторожно начал рассказ про четвёртую игру для взрослых, что придумал Иванютин. Он, правда, не особо любил ее и не продвигал, как остальные.

Словно она была нежеланным ребёнком. Но последователи не позволили этому действу зачахнуть. Хотя, как по мне, вот ее надо было прикрывать первой. После рулетки, разумеется.

В других играх шанс умереть или свихнуться был гораздо меньше.

Итак. Верю не верю. Игра, построенная на проблемах и противоречиях. Ее организаторы искали тех, чьи отношения на грани, на пике чувств. А потом выводили людей на чистую воду.

Они играли чувствами, задавая вопросы, а если ответы не сошлись… Происходящее скорее напоминало сумасшедший театр. Говорят, там работают бывшие психологи, которые выворачивают твою душу наизнанку.

Заставляют сомневаться во всем, что тебя окружает. И ты ошибаешься, сбиваешь с пути, в то время как тот, что сидит по ту сторону непрозрачного чёрного экрана, находится в такой же ситуации.

Никто и никогда из тех, кого я знаю, не признавался в участии в этой игре. Никто и никогда не рассказывал подробностей. Но все знали,