Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль

Свена Хагстрёма он знал с пятидесятых годов, по работе, профсоюзу и хоккейной команде. Свен даже помогал ему таскать бревна, из которых на участке, доставшемся Рулле при дележе земли родителей, был построен этот самый дом, древесина самого худшего сорта, какую им удалось купить по дешевке, но тогда на это никто не обращал внимания. Зато дом до сих пор крепко стоит и дал крышу над головой четырем детишкам и жене, которая сейчас живет в Бьяртро.

На этих словах лицо старика омрачилось, но он тут же снова улыбнулся.

– Сорок семь счастливых лет. Пожалуй, больше, чем выпадает на долю большинства отцов.

Сам он оказался на лесопилке в Болльста, когда сплав леса прекратился и конторские крысы свалили отсюда вместе с последней партией бревен. Свен Хагстрём продолжил работать в лесу. В последние годы старые товарищи по работе не слишком часто пересекались. Фактически их общение прекратилось после того ужасного случая с его сыном и девочкой Линой. С годами Свен растерял свою оставшуюся семью и остался совсем один.

– Что-то ломается в человеке. В смысле, когда с ним такое происходит. – И Рулле Маттссон махнул бутылкой в сторону сада и леса в отдалении.

– Свен говорил о своем сыне?

– Никогда. Как будто его и не существовало. Я ведь помню Улофа еще ребенком, он играл с моими мальчиками. Но я никогда не замечал в нем ничего такого. Он был неуклюжим и мог ударить, как это делают мальчишки, и отводил взгляд, когда взрослые смотрели ему прямо в глаза, но я всегда считал его самым обычным парнишкой.

Рулле Маттссон проглотил остатки пива. Несколько назойливых ос кружились вокруг них, одна даже заползла в пустую бутылку.

– Неужто и впрямь это сын сделал? Как по-вашему?

– Мы не знаем, что произошло, – ответил ГГ, – но именно это мы и пытаемся узнать.

– А кто еще мог желать Свену зла?

– А Улоф желал зла своему отцу?

– Не то чтобы Свен когда-либо упоминал о чем-то подобном… Но все же нетрудно догадаться, если подумать. Выгнать из дома собственного сына и отправить его черт знает куда. А ведь он был еще ребенком. Так я порой думаю, хотя, конечно, я никогда не говорил об этом Свену. Нельзя вот так просто взять и перестать быть отцом родному сыну. Не знаю, как вы разбираетесь с этим делом у себя в Сундсвалле, но до нас дошло, что ваши парни ходят по округе и беседуют по душам.

– Случается, – отозвался ГГ.

Рулле Маттссон откупорил еще одну бутылку светлого.

– Это молчание, будь оно неладно, привычка держать все внутри себя. Смотрите, если увидите, что кто-то недовольно морщит брови, это может означать, что этот кто-то чертовски зол.

Они по очереди задавали ему другие вопросы, о том, с кем еще общался Свен Хагстрём и что сам Рулле Маттссон делал в то утро.

В это время у него гостили внуки, это нетрудно проверить – «если вы, конечно, готовы положиться на показания двух карапузов трех и пяти лет». Кажется, они смотрели мультик про Петтссона и Финдуса и ели на завтрак овсяные хлопья с шоколадом. А еще Рулле вспомнил, что лет семь-восемь назад Свен Хагстрём столовался у одной вдовы в Сёрвикене, которая торговала разными старыми вещами.

– Может, она и заставила его разоткровенничаться, женщины они ведь такие.

– Столовался?

Рулле рассмеялся.

– Между ними, как у людей одиноких, существовала своего рода договоренность. Мужик приезжает к бабе, та потчует его домашней едой, он помогает ей с чем-нибудь по хозяйству, где требуется мужская сила, потом они вместе приятно проводят время, после чего он уезжает к себе обратно домой. Никто не остается на ночь, не лезет друг другу в душу и не грузит своими проблемами.

Эйре показалось, что старик искоса бросил взгляд в сторону дома, в который она совсем недавно стучалась. Вдова, сравнивающая людей с акварельными красками. Улыбка, сквозящая в его голосе.

– Просто сказка, – одобрил ГГ.

– Однако меня поражало, – продолжал делиться Рулле Маттссон, – что Свен и о своей дочери тоже ничего не рассказывал, после того как она сбежала из дома. Я ведь помню ее, маленькая дерзкая девчонка, настоящая бунтарка. Не знаю, что с ней потом стало. Сам-то я постоянно хвастаюсь успехами моих детей.

– Еще бы, ведь каждый ребенок – гений, – поддакнул ГГ.

– Она живет в Стокгольме и работает на телевидении, и у нее есть дочь, – сообщила Эйра.

Рулле поймал рукой осу и отшвырнул в сторону. Сбитая с толку, та растерянно полетела прочь.

– Но тогда почему он мне ничего об этом не сказал?

– У тебя есть дети? – спросил ГГ, когда они покидали Сандслон.

– Пока нет, – ответила Эйра.

– Но ведь тебе уже за тридцать?

– Гхм.

– Не жалеешь?

– Им что, обязательно надо выезжать на дорогу? – Эйра притормозила, пропуская маленькую девочку, которая вырулила на велике с проселка и, неуверенно держась в седле, проехала довольно длинный отрезок пути по шоссе. – Нет, – сказала она следом. – Не жалею.

– Я просто так подумал, потому что моя девушка, она примерно твоего возраста… Я ведь сначала точно знал, что больше не хочу иметь детей, но когда у нас с ней завертелось, оказалось, что она вовсе не теряет надежд их завести. И вот тут я уже сам оказался перед выбором.

Эйра остановилась у опоры моста Хаммарсбру на пересечении двух дорог. Если бы рядом с ней сейчас сидел ее молодой коллега из Стокгольма, она бы велела ему оставить разговоры про личную жизнь дома и сфокусироваться на работе.

– Ну что, продолжим дальше опрашивать соседей? – вместо этого спросила она.

ГГ пробежался по списку.

– Нюдалены, – проговорил он. – Их сын Патрик задержал Улофа и оставил свидетельские показания, но вот родителей мы опрашивали только один раз. Все как обычно. Ничего не видели, ничего не слышали.

Он вздохнул.

– А еще этот Патрик звонил нам и допытывался, какие меры мы собираемся предпринять для защиты его семьи. Раз Улоф Хагстрём теперь снова на свободе.

Эйра притормозила у знака остановки, пропуская немецкий автофургон с жилым прицепом, направлявшийся из Соллефтео в сторону побережья. Она напомнила себе связаться с окружной полицией в Емтланде, если этого еще никто не сделал. На тот случай, если в их краях тоже случались взломы с отягчающими обстоятельствами, или какие-нибудь известные грабители только что отмотали срок и вышли на свободу или пребывали в краткосрочном отпуске. Они проверяли информацию только по своему округу, но ведь до соседнего всего десять миль вглубь