Записки социальной психопатки - Фаина Раневская

Последние несколько лет одиночество Раневской скрашивал Мальчик — бездомная дворняжка, которого ей когда-то принесли больного с перебитой лапой.

Как это нередко бывает с одинокими бездетными людьми, у которых остался огромный нерастраченный запас материнских чувств, к Мальчику она привязалась больше, чем ко многим своим друзьям. Она не просто заботилась о нем, а можно сказать — носилась с ним, сдувая пылинки. Каждый гость был обязан погладить Мальчика, ему доставались лучшие куски от обеда, а выгуливала его специально нанятая женщина.

«Кроткая моя собака, не нарадуюсь, как она спит, — писала Раневская в дневнике, — никто ее не обижает, ей хорошо у меня, и это моя такая радость — спасибо собаке!»

Правда, кроткой Мальчика считала наверное только сама Раневская, на самом деле характер у него был не самый приятный, да и неудивительно — она ведь сильно его избаловала. Но ей он был предан абсолютно и обожал ее не меньше, чем она его.

После смерти Раневской Мальчика взяла к себе ее приятельница Светлана Ястребилова, у которой он и прожил последние шесть лет своей жизни.

Одним из последних друзей Раневской стала певица Елена Камбурова.

«Талантливая Елена Камбурова. Услыхала ее однажды по радио, и я туда писала о ней с восхищением, — упомянула она в дневнике. — Ее преследуют за хороший вкус». Спустя несколько лет Камбурову случайно привел в гости к Раневской какой-то общий знакомый, они вспомнили про тот случай, про письмо на радио, и расстались с чувством взаимной симпатии. «У Вас такой же недостаток, как у меня, — сказала на прощание Раневская. — Нет, не нос. Скромность».

Но как-то так сложилось, что они встретились еще раз, потом еще, а потом настолько подружились, что три последних Новых Года в жизни Раневской — 1982, 1983 и 1984-й — они встречали вдвоем.

Спустя какое-то время после смерти Раневской на ее могиле на Новом Донском кладбище появилась бронзовая фигурка собаки — ее Мальчика. Никто не знал, кто ее установил, и только потом выяснилось, что это сделала Елена Камбурова. Она лучше других знала, как важен был для Раневской Мальчик в последние годы ее жизни, и сделала ей этот посмертный подарок.

Раневская не любила свои юбилеи и старалась их не праздновать.

Возраст давно был у нее поводом для невеселых шуток, и к юбилеям она относилась как к неприятному напоминанию о своей старости и одиночестве. «Терпеть не могу юбилеев и чествований, — говорила она. — Актер сидит как истукан, как болван, а вокруг него льют елей и бьют поклоны… Такой юбилей — триумф во славу подагры. Хороший спектакль — вот лучший юбилей».

Но в конце концов настало такое время, когда ее юбилейные даты перестали быть только ее личным делом. Она стала слишком знаменитой, слишком популярной, и теперь ее день рождения праздновали всей страной — писали статьи, рассказывали в новостях, ставили документальные фильмы о ней. И если от празднования 70-летнего юбилея ей еще удалось уклониться, то торжественно отметить 75-летие ее уговаривал весь Театра имени Моссовета во главе с Завадским, и Плятт даже пообещал побыть тамадой.

К 80-летию Раневскую наградили орденом Ленина. Узнав об этом, она заплакала. Все к ней пришло — и признание, и награды. А жизнь заканчивалась. И она это хорошо понимала.

В 1969 году Анатолием Эфросом был поставлен спектакль «Дальше — тишина» с Фаиной Раневской и Ростиславом Пляттом в главных ролях.

Этот спектакль по пьесе американки Вины Дельмар «Уступите место завтрашнему дню» Эфрос ставил конкретно под Плятта и Раневскую. Они играли пожилую супружескую пару, которой пришлось расстаться, потому что никто из их взрослых детей не пожелал взять к себе престарелых родителей.

И играли так, что зрители рыдали и устраивали им овации. Трагическая, щемящая история двух стариков, которых предали собственные дети, никого не оставляла равнодушным.

Раневской приходилось нелегко в ее возрасте и с ее плохим здоровьем играть такую эмоционально трудную роль. Но своего обычно сарказма она не растеряла: «Ко мне после спектакля входит пожилой, такой сверхинтеллигентный театрал. Голова слегка трясется. А я усталая, еле дышу. Он говорит: «Великолепно, великолепно! Извините, ради бога, но сколько вам лет?» А я говорю: «В субботу сто пятнадцать». Он: «Великолепно! Великолепно! В такие годы и так играть!»

В 1978 году записали телевизионную версию спектакля, но Раневской она страшно не понравилась. «Неумелые руки, бездарные режиссеры телевидения, случайные люди, — писала она. — Меня не будет, а это останется. Беда».

В 1980 году в Театре имени Моссовета был поставлен последний спектакль с Раневской — «Правда — хорошо, а счастье — лучше» по Островскому.

Эту роль Раневская себе выбрала сама. Она прочла книгу Владимира Лакшина об Островском и попросила его посоветовать ей какую-нибудь малоизвестную пьесу Островского, где нашлась бы роль и для нее. Лакшин предложил комедию «Правда — хорошо, а счастье — лучше», где была большая роль властной старухи Барабошевой. Но к его изумлению, Раневская, прочтя пьесу, пожелала играть няньку Фелициату — вроде бы куда менее интересного персонажа, к тому же отнюдь не главного.

Режиссер спектакля, Сергей Юрский, тоже пытался уговорить ее играть Барбошеву, но тоже безрезультатно — Раневская настояла на роли Фелициаты: «Я столько уродов сыграла. Я хочу хорошего человека играть».

Репетиции шли трудно — Раневская болела, капризничала, жаловалась на все подряд. Сергей Юрский вспоминал, что она все время боялась забыть текст, забыть выйти вовремя на сцену, но едва оказывалась перед взглядами зрителей, едва стихали приветственные аплодисменты… «Она одна на сцене. И в ней — все…»

Фаина Георгиевна Раневская умерла 19 июля 1984 года.

Последние свои дни она провела в Кремлевской больнице. Оторвался тромб, врачи предлагали операцию, но она отказалась.

Ее навещали друзья, коллеги. А она тосковала по Мальчику, пела и страшно боялась умирать…

Последней с ней виделась Марина Неелова: «Она без нас, а мы без нее! Я успела только попрощаться. Теперь всегда буду помнить эту палату, ее, спящую и держащуюся за треугольник, висящий из-под потолка, ее руки, похудевшие, с пятнышками на коже, но крепкие и нежные…»

Неелова тоже пыталась уговорить Раневскую на операцию, но безуспешно. Прощаясь с ней, Раневская сказала: «Благослови вас Господь, деточка. Будьте счастливы!» Это были ее последние слова. Она умерла на следующий день, в 10.30 утра.

Некрологи по случаю ее смерти появились во всех центральных газетах. Ее славили, вспоминали ее роли, Сталинские премии, ордена, вклад «в развитие театрального и киноискусства». А зрители вспоминали все ту же ненавистную ей «Мулю»…

Похоронили Раневскую, как она и хотела, на Донском кладбище, в той же могиле, где уже покоилась ее сестра Белла…

Записки социальной психопатки

Я не умею выражать сильных чувств, зато могу сильно выражаться

«Я не умею выражать сильных чувств, зато умею сильно выражаться».

Так, конечно, могла сказать только Фаина Георгиевна Раневская. Ее забавные словечки, смешные реплики, острые характеристики людей передавались из уст в уста.

Удивительна была ее популярность. Припоминаю, как мы однажды стояли с ней возле дома отдыха «Сер ебряный Бор», где как-то одновременно отдыхали. И откуда-то маршировала группа солдат. Проходя мимо нас, они приветственно замахали руками. Я вообразил, не скрою, что это относится ко мне, и собрался порадоваться своей известности. Но со стороны солдат дружно раздалось: «Муля, не нервируй меня!» Фаина Георгиевна устало помахала им рукой и сказала мне:

— Боже, как мне надоело это «Муля, не нервируй меня!».

Эта реплика из фильма «Подкидыш» стала настолько крылатой, что преследовала Раневскую на каждом шагу. Слышал от нее самой: как-то ее на улице окружила группа ребят с криками: «Муля, не нервируй меня!» Выйдя из себя, Раневская им скомандовала: «Пионеры! Стройтесь попарно и идите в задницу!» Любопытно, что сама Раневская считала эту роль из «Подкидыша» одной из самых незначительных, а после неожиданной популярности буквально ее возненавидела. И можно себе представить ее злость, когда, вручая ей орден за творческую деятельность, Леонид Брежнев, как она мне рассказывала, произнес осточертевшее ей: «Муля…» и т. д.

Поразителен сценический диапазон Раневской — от поистине трагических ролей, таких как в спектаклях «Странная миссис Сэвидж» или «Дальше — тишина», трогавших зрителей буквально до слез, до комических образов, таких как Спекулянтка в «Шторме» или мать невесты в чеховской «Свадьбе», вызывавших гомерический смех. Надо сказать, что нелегко давались Раневской эти сложнейшие психологические перевоплощения. Помню, как-то после спектакля «Дальше — тишина» мы с женой и внуком Витей зашли за кулисы с цветами для Фаины Георгиевны. Я захватил с собой и незадолго до того вышедшую книгу своих воспоминаний.