Университет языков (СИ) - Андреева Александра Сергеевна

Ниа нерешительно переминалась с ноги на ногу, не зная, куда пойти.

— Можешь сесть туда, — пришла на помощь Ливора, — там три места свободны, — она указала на середину стола.

— Спасибо, — поблагодарила её Ниа.

Она выбрала среднее место. Положила на стол письмо, прикрыла его тетрадью, приготовилась слушать и только тогда подняла глаза.

Напротив неё, рассеянно-равнодушным взглядом разглядывая стены, сидел профессор Альгеди.

Ниа быстро опустила голову, раскрыла тетрадь и уставилась в клетчатые листы.

— Итак, мы начинаем августовское заседание, — сказал заместитель ректора. — Перед тем как подвести итоги за июль и сообщить вам об основных задачах на август, хочу представить нового преподавателя. Профессор Вирго, встаньте, пожалуйста.

Ниа встала, чувствуя себя очень неудобно.

— Это Ниа Вирго. Она прибыла к нам из Лабрии и является, следовательно, преподавателем лабрийского языка.

Девушка поклонилась, глядя в стол. Она знала, как менялись лица людей, впервые смотревших в её глаза, а если они ещё и понимали алгольский язык.

— Ну, вот, теперь и среди нас есть такая, — проворчал кто-то.

— Можете садиться. По традиции я представлю вам наших преподавателей. Ливору Атис вы уже знаете, она преподаёт цанийский язык.

Он по очереди называл имена преподавателей.

— Это профессор Прону Ридэнс, он преподаёт менкентский язык.

Толстоватый профессор с улыбкой наклонил лысеющую голову.

— Это профессор…

Большинство профессоров университета были пожилыми. Ровесницами Ниа, кроме Ливоры, были две девушки. Одну звали Кримина Сементис. Она, как и Ливора, преподавала цанийский язык.

Вторую Ниа сразу заметила, она выделялась среди степенного профессорского состава ярко-красным ёжиком волос и дерзкими фиалковыми глазами. В каждом ухе девушки красовалось по семь дырок (правда, серёжек было только четыре). Над губой зарастала дырочка от пирсинга — видимо, этого заместитель ректора стерпеть уже не мог.

— Профессор Рейчел Рубер, она преподаёт эгерийский язык.

Рейчел тоже сразу заметила Ниа: всё это время она смотрела на неё с нескрываемым отвращением. Это было даже хуже, чем взгляд профессора Альгеди.

— Профессор Солус Альгеди, он преподаёт алгольский и некоторые другие языки.

Профессор перевёл взгляд со стены на Ниа, причём выражение его лица не изменилось.

Заместитель ректора продолжил представлять преподавателей.

Ниа рассеянно слушала, пытаясь понять, почему Рейчел так на неё смотрела. Девушкам обычно хочется быть самыми красивыми, но Ниа-то ей совсем не конкурентка! Из-за имени? Но она может и не знать алгольского.

— Профессор Хидори Сатабиша, — представил очередного преподавателя советник Ситис. — Он преподаёт разные языки.

Ниа забыла про Рейчел и во все глаза уставилась на профессора Сатабиша. Вот кому её учитель просил передать письмо! Хидори Сатабиша оказался невысоким старичком с немного раскосыми глазами, из уголков которых дружно разбегались морщинки; на голове ещё сохранились остатки серебристых волос. Профессор вежливо улыбнулся девушке, но во взгляде были удивление и даже боль. Уж он-то, наверняка, знал алгольский.

Тем временем заместитель ректора назвал имена ещё двух профессоров и перешёл к подведению итогов работы университета за июль. В основном он говорил о группах, закончивших обучение в июле, коснулся нескольких случаев нарушения дисциплины как студентами, так и преподавателями. Конечно, речь шла о Рейчел Рубер. Девушка стойко защищала свою правоту, но советника Ситиса переубедить не удалось, и она, фыркнув, села на своё место.

— Теперь перейдём к основным задачам на август. Сегодня у нас начала заниматься группа студентов из Матара. Как успехи, профессор Вирго? — Доминик строго посмотрел на Ниа.

Девушка медленно встала под его тяжёлым взглядом.

— Мы… я… — она всегда начинала запинаться, когда волновалась, — Об успехах пока рано ещё говорить. Но мы все очень старались.

— Вы, как я понимаю, не имеете никакого опыта работы? — спросил Доминик.

— Не имею, — она опустила голову.

— Как я уже говорил, наш университет славится высочайшим качеством образования. Не забывайте об этом. Кроме того, обучаемые заплатили за год обучения, и в ваших интересах, чтобы они захотели проучиться весь год. Вам понятно?

— Да, — тихо ответила Ниа, сжав руки.

— Садитесь.

— Да.

— Больше новых групп у нас не было, так что мы можем начать заслушивать доклады.

Ниа плохо понимала, что это за доклады, зачем нужно их зачитывать, а главное, зачем слушать. Ей показалось, что она даже перестала понимать албалийский язык.

Выступили две пожилых женщины, потом заместитель ректора передал слово профессору Ридэнсу. Толстячок с трудом поднялся. Он рассказывал что-то о заимствованных словах. Слушая его, Ниа невольно улыбнулась: у него было очень смешное произношение.

— И последний доклад сделает профессор Альгеди, — сообщил заместитель ректора.

Ниа внутренне напряглась, ей очень хотелось посмотреть на профессора, но она боялась.

— Я не задержу вас надолго. Понимаю, всем хочется побыстрее вернуться к своим делам, — сказал Солус Альгеди. Его албалийский был безупречен, но в нём по-прежнему звучало странное презрение. — Работая в одной из библиотек Хатисы, я познакомился с интересной рукописью. В ней рассказывается о том, что в древности на территории этой страны жил народ, создавший необычную письменность. Возможно, это всего лишь легенда, но мне она показалась любопытной. В алфавите того языка было тридцать три буквы: шесть букв обозначали гласные звуки, двадцать — согласные, пять букв обозначали сразу два звука, а две вообще звуков не обозначали. Но интересно то, что звуки обозначались не графическими знаками, а цветами. Гласные звуки обозначались тёплыми цветами, а согласные — холодными. Чтобы написать слово, люди, владеющие этим языком, брали краски и наносили специальными кистями в ряд несколько мазков. Это напоминало цветовую шкалу на карте. Мазки получались почти равными по длине и ширине. Для букв, обозначающих два звука, составляли один мазок из двух более узких. Для букв, не имеющих звукового соответствия, использовались пустой прямоугольник, нарисованный чёрной краской, и прямоугольник с одной диагональю. Но нам было бы нелегко сейчас выучить этот язык. Люди, создавшие его, брали краски у самой природы, поэтому и названия цветам давали соответствующие. Если хотите, я прочитаю их.

— Да, Солус, пожалуйста, — попросил профессор Сатабиша.

Заместитель ректора нахмурился.

Профессор Альгеди сказал, что прочитает, но с самого начала он ни разу не заглянул в лежащие перед ним листы. Не посмотрел он в них и сейчас.

Ниа потихоньку раскрыла тетрадь и стала записывать то, что он говорил. Когда профессор закончил, Ниа попробовала собрать из этих букв-цветов своё имя. «Н» — цветок у озера, «И» — капли клюквенного сока, «А» — лучи восходящего солнца. Она радостно улыбнулась: и никакой пыли!

— Если ни у кого нет вопросов… — начал заместитель ректора.

— У меня есть вопрос, — Ниа робко подняла руку.

— Да, — в равнодушных чёрных глазах показалось что-то, слабо напоминающее удивление.

— А где находится Хатиса?

Некоторое время профессор Альгеди просто смотрел на Ниа, пытаясь понять то ли смысл, то ли причину такого глупого вопроса, потом ответил:

— Хатиса — это одна из стран, окружающих долину, в которой расположен Университет языков, она находится на юго-востоке.

— Спасибо.

— Больше вопросов нет? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс заместитель ректора. — Тогда все свободны, до встречи в сентябре.

«Письмо!» — вспомнила Ниа.

Схватив тетрадь и ручку, она побежала к профессору Сатабиша.

— Извините, пожалуйста, — сказала она, стараясь как можно правильнее выговаривать албалийские слова.

— Да, — профессор остановился и внимательно посмотрел на девушку.