Генерал Кононов. Том I - Константин Черкассов

С большим трудом прорыв был ликвидирован. Советский отряд откатился назад, оставив нам четыре станковых пулемета. Тут-же невдалеке стояла какая-то полуразваленная хата. Выдолбив штыками в мерзлой земле кое-как окоп для пулеметного расчета, мы укрылись в хате от ледяного ветра и разыгравшейся пурги. Каждые пол-часа приходилось сменять дежуривших у пулемета. Леденели ноги и руки, нестерпимый холод сковывал все тело.

Всю ночь справа и слева по всему фронту шла беспрерывная перестрелка. Трассирующие пули и ракеты освещали р. Кубань. К утру перестрелка участилась. Советские войска повели сильный артиллерийский огонь по нашей обороне. Справа от нас в станице Старокорсунской кипел сильный бой — беспрерывно захлебывались пулеметы и слышались крики «ура».

К утру, когда стало светать, к нам прибежало трое солдат из добровольческого азербайджанского батальона. Они сообщили нам, что советские части прорвали их оборону и заняли станицу Старокорсунскую, что весь их батальон попал в плен и только им троим удалось уйти.

Утренний свет озарил р. Кубань. На белоснежном покрывали вырисовывались одна за другой наступающие цепи советских частей. Беглым минометным огнем засыпались наши окопы. Уже второй раз раскаленный до отказа пулеметный ствол приводилось сменять. Что-бы не подпустить близко к своим окопам противника приходилось вести огонь не прекращая его ни на минуту. Справа от нас мы видели, как взвод урядника Карюка уже в третий раз отбил атаку советских воинов, заставив их откатиться назад.

Помнится два или три часа после того, как рассвело, мы вели ожесточенное сопротивление, но в конце концов нам пришлось его прекратить — у нас не стало чем стрелять. Пулеметные ленты были пусты, а в патронных ящиках не было больше ни одного патрона. У нас остались лишь ручные гранаты, да по нескольку патронов на винтовку. Отступать нам было некуда. Становилось совершенно ясно, что нам и тем казакам и немцам, которые дрались под станицей Васюренской отход отрезан. Однако в Васюренской еще кипел страшный бой: очевидно советским частям не удавалось сломить сопротивление ее защитников.

Между тем, стихнувший было бой в станице Старокорсунской, неожиданно вновь разгорелся. Мы прислушивались к отдаленным, доносившимся ветром, крикам и старались понять, что происходит в станице Старокорсунской, которая для нас была в этот момент спасительным маяком.

Наступающие на нас цепи советских частей были совсем близко; мы уже видели, как они перебегают почти не ложась, а многие просто во весь рост идут на перевес с ружьями. Становилось ясно для каждого из нас — как только они кинутся в атаку, мы будем все убиты или должны будем сдаться в плен. Ни того, ни другого мы не желали. Оставалось только-одно: — оставшиеся ручные гранаты «использовать» для себя.

Командир нашего отделения, урядник Е., положив перед собой две ручные гранаты, сказал: «Одна пойдет туда, а другая для меня, кто желает, следуйте моему примеру».

Страшно умирать… Тот, кто говорит что он не страшится смерти, нагло лжет. Правда натянутые до предела нервы притупляются, наступает какое-то необъяснимое подавленное безразличие. Я хорошо помню это, охватившее меня, чувство; думается, что в тот момент оно владело также и другими казаками.

Мы все последовали примеру нашего храброго молодого командира, и молча смотрели на приближающихся советских воинов.

«А у меня дома птенчики остались», — сказал казак И. П., тот самый, которого мы под Таганрогом взяли в блиндаже советской обороны. Я видел, у него по щекам катились слезы. Никто ему не ответил ни слова. Не у него одного остались дома дети, жены, матери и отцы. Война брала свои жертвы, не считаясь ни с чем.

В эти страшные для нас минуты, со стороны станицы Старокорсунской появилась, мчавшаяся к нам наметом, пара коней, впряженных в сани. Стоящий во весь рост казак, размахивая вожжами, беспощадно порол лошадей. «Наша, наша станица!» — кричал он, пожирая нас горящими глазами. Это был все тот-же сотенный балагур и весельчак и до безумия храбрый казак, Иван Сусоев.

Как задыхающемуся без воздуха, поданный кислород возвращает жизнь, так и слова «наша станица» вернули нам жизнь.

Сусоев привез нам несколько ящиков патронов, бак горячего кофе с ромом, хлеб, консервы и шоколад. С лихорадочной быстротой набивали мы окоченевшими пальцами пулеметные ленты. Через несколько минут вновь заработал наш пулемет.

В это время за нашими спинами открылся ураганный артиллерийский огонь; подошли немецкие горные стрелки на машинах на гусеничном ходу, присланные из тыла ненецким командованием и стали засыпать артиллерийским огнем наступающие советские части.

Казак Сусоев рассказал нам, что ночью несколько советских рот, прорвали фронт у азербайджанцев и ворвались в станицу. Казаки, старики из хозяйственного взвода, организовали круговую оборону, где стоял тыл нашей сотни и продержались там до утра. Вызванная по радио ротмистром Шеллером помощь, подоспела во время. Немцы охватили Старокорсунскую со всех сторон и отрезали отход прорвавшимся советским отрядам к р. Кубани. После небольшого боя они сдались в плен. Сразу же после этого ротмистр Шеллер послал Сусоева к нам, приказав ему, живому или мертвому, доставить нам патроны и продукты питания. Сильный артиллерийский огонь остановил наступление советских частей, а через некоторое время заставил их отступить. Ободренные, мы бросились преследовать. Ворвавшись в плавни, мы обнаружили ту же картину, что и прошлым утром: в плавнях сидело много советских солдат. Без единого выстрела они подымались и шли навстречу нам, сдаваясь в плен. Это были серые, обездоленные, голодные и полураздетые люди — рабы сталинской империи. В вещевых мешках они имели паленую пшеницу, кукурузу, лук и брюкву.

Охваченные радостью вернувшейся к нам жизни, мы радостно пожимали руки этим несчастным людям — нашим братьям по крови и духу, с которыми политические авантюристы — Сталин и Гитлер — принуждали нас вести братоубийственную войну. Мы угощали их горячим кофе с ромом, отдавали им свои продукты. Охваченные тем-же чувством, что и мы, они крепко пожимали нам руки, благодарили и проклинали Сталина и его сатанинскую власть.

К вечеру мы вернулись в станицу Старокорсунскую. Переночевав в уцелевших хатах, на другое утро мы продолжали отступление. На этот раз приходилось отступать пешими. Наши кони, находившиеся в станице Старокорсунской, в течении ночного боя в станице, были почти все перебиты. Уцелевших лошадей пришлось использовать для обоза. Сотня стала пешей…

В описываемых мною боях у станиц Васюренской и Старокорсунской и ранее описанном бое на Северном Кавказе, в ауле Сахрай, есть большая разница.

В Сахрае, как уже было сказано, дрались яркие выразители двух крайне враждебных слоев сталинской империи — рабов и господ.

У станиц Васюренской и Старокорсунской дрались — с одной стороны, советские солдаты-рабы, гонимые в бой сталинскими опричниками, с другой — в лице казаков, сбежавшее от Сталина те же рабы, которые, приняв немцев в начале войны за союзников в борьбе против Сталина, попали в величайшее предательство и оказались невольными рабами Гитлера.

Первые — в силу сталинской системы террора вынуждены были нападать, вторые, — естественно, защищаться.

Братоубийственная кровавая бойня происходила по вине двух величайших политических преступников — Сталина и Гитлера — ввергнувших человечество в ужасное бедствие.

Отрицать только-что сказанное могут только люди без всякого стыда и совести, или же умалишенные.

Вновь оторвавшись от противника мы отходили в направлении Краснодара. На своем пути мы часто встречали небольшие отряды кубанских и терских казаков. В одном месте нашей разведке пришлось встретиться с разведкой крупной казачьей части.

Подошедшие к нам казаки имели красные погоны. На плечах их командира были погоны казачьего хорунжего. После взаимных приветствий мы разговорились. Они нам сказали, что их разъезд из казачьего, Атамана Платова, полка. (Генерал граф М. И. Платов — легендарный герой и Атаман Войска Донского из времен Отечественной Войны 1812 г.).

Хорунжий сообщил, что он бывший сержант Красной Армии. Наш урядник Е. ответил ему, что он бывший лейтенант Красной Армии.

«Вот мы и поменялись чинами», — смеясь, сказал хорунжий. Перекинувшись несколькими шутками мы разошлись.

С большим трудом мы, наконец, вновь сели на коней. Хотя это и были в большинстве «колхозные клячи», подобранные нами по пути, но все-же кони, и мы снова стали конными.

Краснодар (бывшая столица Кубанского Войска — Екатеринадар, переименованная большевиками в Краснодар) мы проезжали ночью. Город был окутан дымом и пламенем. В воздух взлетали взрываемые дома. Немцы, оставляя город, старались разрушить его, как только могли. Сильный с морозом ветер раздувал пламя и огненное зарево далеко освещало кубанскую степь.