Начало династии - Виктория Холт

— Напрасно судьба сделала тебя королем.

— Это верно. Мое сердце отдано церкви. Я часто думаю, что надо было отказаться от короны.

— Как ты, сын короля, можешь отказаться?

— Мне порой кажется, что Господь недоволен мной. Мы уже шесть лет женаты, а детей у нас нет.

— Да, долго нас заставляют ждать, — согласилась Элинор.

— Что мы сделали… или не сделали? Чем я прогневил Бога? — Король затрясся. — Сердце мне подсказывает: сожжение Витри — это смертный грех.

— Перестань думать об этом

— Я не могу, не могу не думать, — простонал король.

Элинор стало ясно, что в таком состоянии он командовать армией не сможет.

— Нам надо вернуться в Париж, — сказала она.

Людовик с радостью согласился:

— Да, распускаем армию. Возвращаемся. Войну объявляем оконченной.

— Нет. Армия останется здесь, а мы вернемся в Париж, у тебя возникли неотложные государственные дела. Там передохнешь и забудешь про Витри. Ты должен знать, что на войне такое случается.

Война продолжилась. Министры умоляли короля прекратить бессмысленную войну. Король был готов с ними согласиться, но боялся осуждения королевы. Людовик не мог разобраться в своих чувствах к жене. Она будто его околдовала. Что бы он ни возразил королеве, стоило ей упрекнуть его за слабость, он тут же уступал.

Приехал аббат Клэрво, предсказавший гибель принца Филиппа, после чего стал считаться едва ли не пророком. Аббат осуждал королевскую политику и пришел просить короля согласиться на мир. Элинор не желала даже слушать об этом и стала с жаром объяснять аббату, что согласие на мир означает бесчестье для ее сестры и, хотя это лишь одна из причин, побудивших Людовика начать войну, это очень важная причина.

— Такая война гневит Господа, — сказал ей аббат. — Разве это не очевидно? Господь отвернулся от вас во всех ваших начинаниях. Король пребывает в скорби. После сожжения Витри он не знает покоя.

— Это было и до Витри, — заметила Элинор с горечью. — Он оставляет меня бездетной… Говорят, вы вершите чудеса… Не могли бы вы сделать хотя бы одно и для меня?

Аббат подумал и сказал:

— Получите вы благословение на ребенка или нет — это все в руках Господних.

— Как все, что происходит и случается. Но про вас говорят, что вы можете сотворить чудо. Сделайте это для меня!

— Я не могу помочь в этом деле.

— Значит, вы не хотите?

— Будь у вас ребенок, вы вели бы себя совсем по-другому. Возможно, вам действительно нужен ребенок, — рассудил аббат.

— Очень нужен! Не только как наследник французского престола. Я мечтаю о ребенке для себя.

Аббат согласно кивнул. Элинор схватила его за руку.

— Сделайте это, прошу вас.

— Ваше величество, я не могу. Это в руках Господа.

— А если я уговорю короля закончить войну и объявить мир…

— Если вы уговорите, Господь, может быть, услышит ваши молитвы.

— Я все сделаю ради ребенка.

— Тогда помолимся вместе. Но прежде склонитесь смиренно перед Господом. Просить бессмысленно, неся на душе грех такой войны.

— Если будет мир, вы сделаете это чудо?

— Если будет мир, молясь, я смогу просить Господа об этом.

— Я поговорю с королем, — обещала Элинор.

Она поговорила с королем, и между Людовиком и Теобальдом был заключен мир.

К великой радости Элинор, она забеременела. Заслуга в этом чуде, по ее мнению, принадлежала аббату Бернару. Теперь ее союз с Людовиком по прошествии шести лет будет увенчан рождением ребенка. К удивлению всех ее придворных, Элинор стала помягче. Она готовилась к появлению ребенка, как простая женщина.

В свое время родилось дитя: девочка.

Элинор не огорчилась, хотя Людовик, подобно всем правителям, желал сына.

— Но почему, — вопрошала Элинор среди своих дам, — все так поклоняются мужчинам? Я, например, женщина, но стала наследницей своего отца, — напомнила она. — Зачем нам с королем печалиться, что у нас родилась дочь?

Франция тогда жила по «Салической правде», древнему закону германских племен, по которому женщина не может править страной. Трон должен переходить следующему за ней в роду мужчине. Такой закон противоречил правилам Элинор, и она сказала себе, что положит этому конец. Но ее дочь еще пребывала в младенчестве, и у нее достаточно времени подумать о ее будущем.

Девочку назвали Марией, и весь следующий год Элинор поглощали только заботы любящей матери.

Жизнь приняла монотонный характер. Маленькой Марии исполнилось два года. Элинор продолжала оставаться заботливой матерью, но в то время, когда девочка находилась на попечении нянек, королева правила двором. Песни снова стали сладострастными; в них преобладали темы безответной страсти и счастья разделенной любви. Петронелла постоянно находилась при королеве, а та завистливо следила за сестрой с мужем. Какая счастливая парочка! «То, чего я совершенно лишена», — вздыхала Элинор.

Сначала она привязалась к Людовику. Он так был ею очарован, так предан, что у нее появилось к нему самое теплое чувство. Но страстной натуре Элинор этого оказалось мало. Людовик мог быть ее рабом, и это доставляло ей какое-то удовлетворение, но его набожность угнетала ее, а склонность к покаянию просто выводила из себя. Кроме церкви его ничто не занимало, он все время то на одном, то на другом богослужении. Из церкви он возвращался сияющим и умиротворенным, но быстро вновь погружался в меланхолию. Ему все мерещился треск пламени и крики горящих заживо стариков и детей. И город с того времени у них стал называться Витри-Сожженный.

Людовик подолгу ходил по спальне взад и вперед, а Элинор наблюдала за ним с их ложа. Она могла распустить свои волосы по обнаженным плечам и была соблазнительно зовущей, но он ее все равно не замечал. Перед его глазами стояли лица безжалостных солдат-убийц. Когда же она заговаривала с ним, ему слышались голоса молящих о пощаде. Элинор много раз ему говорила:

— Это деяние войны, его лучше забыть.

— До скончания моих дней я не забуду это, — говорил он в ответ. — Запомни, Элинор, все тогда свершалось от моего имени.

— Ты делал все, чтобы остановить это. Но тебя не слушали.

Тут ее губы кривились. Каким же он оказался ничтожеством! Солдаты вознамерились убивать и не повиновались королю! А он не знал, как это все пресечь. Ему следовало идти в монахи. Элинор устала от такого мужа. Слушая плаксивые излияния мужа, Элинор думала: нет, довольствоваться этой жизнью она не станет. Ее безрассудная душа бунтовала. Она блестяще вышла замуж, стала матерью. Этого ей мало. Ее влекли приключения.