Дочери Урала в солдатском строю - Валерий Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юные ленинцы Киевского района Москвы, где одна из школ носит имя Кати Будановой, узнали от ее боевой подруги о местонахождении могилы летчицы. Тамара сообщила им и подробности того последнего боя.
Обо всем этом, о дальнейшей судьбе многих своих однополчанок узнала Ирина Ивановна Смахтина из писем боевых подруг. Жизнь ее после войны сложилась небезоблачно. Она потеряла мужа, военного летчика.
Они познакомились на прифронтовом аэродроме. Михаил Афанасьевич Смахтин был командиром эскадрильи в соседнем истребительном полку. Свадьбу сыграли после Победы. А потом Михаил Афанасьевич осваивал самолеты МиГ-15 и МиГ-17, а Ирина Ивановна получила предписание вновь стать инструктором аэроклуба. Мирный день не предвещал несчастья, и ей было трудно поверить, когда сообщили о смерти Михаила Афанасьевича. Заботливое отношение курсантов помогло ей пережить горе, поставить на ноги детей. Дочь и сын фронтовой летчицы получили инженерное образование.
Десятки будущих пилотов впервые подняла в воздух на учебном самолете инструктор Свердловского аэроклуба ДОСААФ Ирина Смахтина. По-матерински заботилась она о курсантах, помогала им осваивать нелегкую летную профессию.
Боевая летчица в выцветшей фронтовой гимнастерке встречала самолеты своих подопечных. Вместе с курсантами радовалась их первым самостоятельным вылетам. Немало ее бывших выпускников работает на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке.
В аэропорту Кольцово воздушные лайнеры Ил-18 поднимают в небо А. Арапов, Л. Зотиков и Г. Мезин, в Тюмени — Ф. Быков и В. Романов, в Магадане — Г. Лошманов. Все это «крестники» Ирины Ивановны. Они помнят об отважной летчице, прошедшей дорогами войны. Они унаследовали ее летный почерк.
Ирина Ивановна вместе с другими ветеранами войны выступает в школах и профессионально-технических училищах, встречается в авиаспортклубе с будущими летчиками. Она рассказывает о своих боевых подругах из 586-го истребительного полка.
Звучит неторопливый рассказ. И словно вновь над аэродромом у Волги идут самолеты боевых подруг. Ровно гудят моторы. Внизу зеркальная лента реки. Тут начинался их путь — фронтовая молодость, крылья самолетов, опаленные огнем боев.
На том самом аэродроме в приволжском городке, помнится, неподалеку от взлетной полосы, вскинулись к небу колосья пшеницы. Невесть откуда принес сюда ветер зерна. Они дали всходы. Растения прижились, выстояли рядом с грохочущей полосой. Каждый раз, когда взлетали самолеты, горячий ветер пригибал колосья к земле. А потом они выпрямлялись и опять, словно стрелы, тянулись ввысь — к чистому небу и к тем, кто его охраняет.
П. Бабоченок
ЕЕ ЛЮБИЛ ВЕСЬ ОТРЯД
Еще в детстве Алевтина Николаевна Щербинина мечтала стать врачом. Часами простаивала под окнами амбулатории и аптеки, наблюдая, как лечат больных, как готовят лекарства. Школьницей вступила в кружок Красного Креста, вместе с подружками навещала знакомых в больнице.
Жила Алевтина с матерью. Отец умер, когда ей было три года. Зинаида Михайловна, добрая, отзывчивая женщина, сумела привить дочери любовь к труду, чуткое отношение к людям.
Учителя в Верещагинской школе, где училась Алевтина и где преподавала ее мать, считали, что Алевтина могла бы стать хорошей учительницей. Еще будучи школьницей, она вела занятия в ликбезе. И артисткой могла бы стать — увлекалась художественной самодеятельностью.
Но когда пришло время выбирать профессию, Алевтина твердо решила: медицинский институт.
Вступительные экзамены сдала успешно. Училась с охотой. Хватало времени и на танцевальный, хоровой кружки и парашютным спортом успевала заниматься в секции аэроклуба.
Самым счастливым днем в юности Алевтины стал день вступления в комсомол. Комсомольский билет хранится у нее и сегодня. После бюро райкома комсомола записала она тогда в своей заветной тетради слова любимого писателя А. М. Горького:
«Лучшее наслаждение, самая высокая радость в жизни — чувствовать себя нужным и близким людям…»
Эти слова великого гуманиста и стали девизом всей ее жизни.
Быстро промчались студенческие годы. А когда пришло время распределения, Алевтина попросила комиссию послать ее за Полярный круг, в Ныду.
Вместе с дочерью в дальние края решила поехать и мать. По-разному отнеслись к этому их шагу родные и знакомые. Одни пугали:
— Ой, не дурите. Не сотни ведь жизней даровано вам. А на Севере — долгие ночи, холод, вечная мерзлота.
В ответ на это Зинаида Михайловна отшучивалась:
— А мы с Алькой давно мечтаем прокатиться на оленях и собаках, северное сияние посмотреть.
Другие, оправдывая свою трусость, злорадствовали над Алевтиной:
— Блажь! Вот хлебнет горя — скиснет и образумится. Балетом и музыкой там негде заниматься.
На такие разговоры Щербинина-младшая отвечала резко и серьезно:
— Если считать диплом охранной грамотой и мечтать только о танцульках, а не о врачебной практике, то это так. Поживем — увидим, кто из нас прав.
«Ямал» по-ненецки означает «конец света». Вот туда и приехали жить мать с дочерью.
Суровый климат в этом краю. Как шутят здесь местные жители: восемь месяцев зима, а остальные четыре проходят в ожидании лета. Невыносима «комар-пора», когда тучи кровожадных назойливых насекомых повисают в воздухе и, кажется, нет от них нигде спасения.
Часто приходилось молодому врачу неделями носиться по тундре на оленях, пешком преодолевать десятки километров, закутавшись с головой от свирепого холодного ветра. Ночевки в факториях и чумах, нелепые пережитки и обычаи старины — все это было.
Зинаиду Михайловну назначили завучем школы, Алевтину Николаевну — заведующей поселковой больницей, а позднее избрали депутатом местного Совета.
Комсомольцы поселка доверили Алевтине руководство своей организацией. В доме Щербининых всегда людно. Шли к ним люди потолковать о разных делах. Многие заходили просто «на огонек» — поиграть в шахматы, шашки. Эти игры очень любили рыбаки и охотники тундры. Пригодились Алевтине Николаевне и те знания, которые она получила в школе и институте по музыке, балету.
Как говорят на Севере, молва здесь ходит неведомыми путями и летит быстрее ветра. Вскоре о санпросвещении, организованном при больнице, о совместных концертах, которые организовывали медики и школа, стало известно далеко за пределами поселка. Перед каждым занятием в медкружке, выступлением художественной самодеятельности мать и дочь выступали с докладом или беседой.
Нет, Север для них не казался холодной пустыней. Ненцы, ханты, селькупы, коми — честные, работящие люди, чувствуя неподдельное внимание к себе, привязались к молодому врачу всем сердцем. Где бы ни появлялась Алевтина Николаевна, ее встречали с улыбкой: «Токтор! Ань торова!» Русское слово «здорово», видно, в таком произношении вошло в местный язык.
Места эти Щербинины покидать не собирались. Алевтина Николаевна получила за два года большую практику как врач, твердо встала на ноги как общественница. Интересная, богатая была жизнь и у Зинаиды Михайловны Щербининой.
Были ли трудные случаи во врачебной практике? Конечно, были. Первое время оленеводы и рыбаки неохотно ложились в больницу, даже убегали. Не нравилась им больничная пища, требовали сырого мяса и мороженой рыбы. Со многими болезнями пришлось встречаться впервые, а посоветоваться не с кем. Хорошо, что книги привезла с собой. Читала здесь Алевтина Николаевна, пожалуй, не меньше, чем в институте. Нередко приходилось браться и за ответственные хирургические операции. А куда денешься? Человек погибает, а на сотни километров один врач, который в любом случае должен помочь.
Двадцать второго июня мать и дочь решили ехать в отпуск, в Пермь. В радостном настроении приехали к Оби на пристань. Что и говорить: соскучились за два года по родным местам, по друзьям и знакомым. Но что это? Вместо веселой суеты отъезжающих какая-то гнетущая тишина. Многие женщины плачут, сидя на узлах и чемоданах. Война!..
Вернулись домой. На другой день Алевтину Николаевну призвали в армию.
На передовой пробыла недолго. После упорных оборонительных боев Сибирская дивизия оказалась в окружении. Тяжело это для всех, а для врача медсанбата тяжелее во много раз. Она не могла, не имела права оставить раненых, думать о себе. Не только воинский долг, но и профессия обязывала делить с ними все тяготы и лишения.
Измотавшись вконец, кружа под огнем по бездорожью, шофер санитарной машины, отозвав как-то Щербинину в сторонку, испуганно зашептал:
— Бросим машину и бежим, товарищ военврач. Иначе и мы, здоровые, в плен угодим.
Посмотрела Алевтина Николаевна на кузов, где, вплотную прижавшись друг к другу, лежали изувеченные люди. Они заметили, что врач и шофер о чем-то шепчутся, заволновались, но ничего не требовали, ни о чем не просили. С болью и немым укором и ожиданием смотрели в их сторону. Шофер не выдержал их взглядов и быстро юркнул в кабину, стал заводить мотор, а Щербинина громко сказала:
