Эмпузион - Ольга Токарчук

Ужасно довольный собой Август вскоре рассказал ему, что Гёрберсдорф является наиболее выдвинутым на север местом в этой части Европы, где появляются богомолы. И все это по причине формирования территории, температуры и отсутствия ветра. Он тут же начал бамбуковой тростью вычерчивать на песке карту Европы, которую, говоря по правде, Войнич никак не распознавал.

- Прошу поглядеть, сколь длительную дорогу должны преодолеть эти несчастные создания из самого бассейна Средиземного моря. Это как раз оттуда к нам все и приходит, дорогой мой. И то, что красиво, и то, что уродливо, - выразительно усмехнулся он.

Вскоре они поднялись с места и направились в сторону курхауса, пройдя мимо фрау Вебер и фрау Брехт, которые сидели перед домом, на сей раз, сложив руки, словно бы греясь в последних лучах солнца. Войнич отметил, что у одной из них очень опухли ноги, втиснутые в специально пошитую, доволно небрежно, обувь; вторая была настолько уродлива, что это было даже любопытно. Ее вывернутая нижняя губа делала ее похожей на какую-то старинную скульптуру, изображающую создание родом из Гадеса. Август, заметив, что Войнич приглядывается к старухам, прибавил, снизив голос:

Вроде бы как имеется еще и третья, но она не выходит наружу; и вот уже несколько лет ее никто не видел.

Войнич недоверчиво поглядел на него, а тот ему подмигнул. В течение всей прогулки Август одаривал Мечислава своими размышлениями, принимающими форму перипатетических бесед, как определил их сам Август, хотя, собственно, говорил только лишь он один, так что все это походило на лекции. Вонич не сопротивлялся, все было весьма интересным, только он не мог на них сконцентрироваться, поскольку жадно наблюдал проходящих мимо них курортников, в особенности – дам, красиво одетых и уделяющим преувеличенное внимание своим головным уборам.

- Ну да, дорогой мой мальчик, - рассуждал Август, - каждый из нас достигает некоего потолка своих возможностей и с этого момента перестает развиваться. В этом и заключается старость, являющаяся неспособностью к переменам. Мы останавливаемся на своем пути. У одних это случается в половине пути, у других – сразу же после окончании школы. А вот другие, но это редкость, развиваются до поздней старости, собственно, до самой смерти.

Он задумался, словно должен был еще чего-нибудь прибавить, но потом от свего намерения отказался. Замолчал, потому что мимо них прошла группа молодых людей, разговаривавших по-польски. Войнич опустил глаза, делая вид, будто бы ничего не понимает. Август, похоже, заметил это и, возможно поэтому, продолжал, словно ничего и не произошло:

- Некоторые неясно понимают, что остановились. Они плохо чувствуют себя; для них это неподвижность, их тянет в прошлое, как будто бы там они пытались обнаружить нечто их возбуждающее, хе-хе… Именно тогда человек начинает интересоваться собственной семьей, вычерчивать генеалогические деревья, в воскресенья после обеда рассматривать фотографии, как будто бы его бедное естество должно было раствориться в большей, семейной форме.

И действительно, в том, что говорил Август, было много правды. Отец и дядя, - так думал Войнич, - наверняка уже задержались в своем развитии. Все время они делали и говорили то же самое, словно бы их закрыли в манеже, ограничений которого они никак не понимали. Он начал размышлять о других людях. Но, прежде всего, однако, о себе: застрял ли он навечно, или же в нем имеется какое-то движение?

- Но, видите ли, женщины развиваются вообще не так, их психика функционирует совершенно иначе по сравнению с мужской, подобное рзвитие, как у нас, их никак не включает. В каждой женщине всегда видны ее три стадии развития одновременно, ибо, если в мужчине детский, юношеский и взрослый возрасты сменяют друг друга линейно, у женщин они сосуществуют как бы независимо: внимательный наблюдатель увидит в них девочку, женщину в расцвете сил и старуху одновременно.

Они завернули и вновь прошли мимо фрау Вебер и фрау Брехт.

- Поглядите на них под этим углом, - прибавил Август вполголоса, почти что шепотом. – Меня изумляет, как возможно это состояние тройного сосуществования. Наверняка это некий не имеющий разгадки атавизм.

Идя дальше, они увидели четырех санитаров, несущих гроб из курхауса в морг – продолговатое, низкое здание рядом с санаторием, которое должно было стать местом для вскрытий, но выглядело, скорее, будто котельная или мастерская. Весьма часто доктор Семпервайсставил перед ним свой современный автомобиль, один из трех в Гёрберсдорфе. То был красивый мерседес 37/90 hp, всего лишь двухлетний, с вытянутым блестящим капотом, остальная часть корпуса из полированной экзотической древесины и удобными кожаными сидениями. Все в этом автомобиле было совершенным, начиная с откидной крыши, вплоть до изумительно красивых колес со светлыми покрышками. От этого чуда техники бил настолько победный оптимизм, что для всех, кто приходил им полюбоваться, смерть должна была казаться каким-то заскорузлым элементом старого порядка, первичной слабостью, из которой человечество выкарабкается, лишь только реализует свое желание современности и навсегда доверится технике. То, что близится, наверняка не будет плохим, поскольку поддастся контролю стерилизованных, блестящих инструментов, приборов и приспособлений. А их можно ремонтировать, следовательно – они почти бессмертные.

Герр Август объяснил Войничу, что ближайшие кладбища находятся во Фридланде и Лангвальтерсдорфе; именно туда возят тела, чтобы совершить приличные захоронения. Следовательно, Гёрберсдорф похорон никогда и не видел. Ведь подобный вид мог понизить моральное состояние солдат, сражающихся за здоровье своих легких.

- Тем самым Гёрберсдорф является спокойным и наполненным радостью жизни местечком. Здесь отмечают именно жизнь, а не смерть. Ведь мы же не обращаем внимания на смерть, правда?

Август фамильярно коснулся плеча Войнича.

Тот усмехнулся, развеселенный подобной игрой в бессмертие.

- Выходит, фрау Опитц вывезут отсюда?

- Да, дорогой мой приятель, и это наверняка уже произошло. Она исчезла отсюда, поскольку не соблюла правил игры. Здесь живут только живые. Мертвые исчезают, и больше мы ими не интересуемся. Мы игнорируем смерть.

Это тоже понравилось Войничу.

- И вы считаете, будто бы так может быть вечно? Что в Г1рберсдорфе ты бессмертен?

- В каком-то смысле – так. Раз мертвых нет. Быть мертвым – это стыдно.

- Я видел фрау Опитц, которая лежала мертвой на столе…- сказал через какое-то время Войнич, не глядя на собеседника.

- Да ну, вы же и сами толком не знаете, что видели. Вот что вы видели?

- Ее башмаки, ее юбку и вышитый фартук, ее…

- Вот именно. Это все вещи, а не сам человек.

Тперь они поднялись чуть повыше, над прудами, где перед ними открылась чудная аллейка, обсаженная туями, в конце которой стояло небольшое строение, похожее на маленькую часовню.

- Я ошибся! – воскликнул, увидев ее, герр Август и начал театрально стучать себя в грудь.