Вдовец - Жорж Сименон

Пожилая пара вошла туда вслед за ним, и, когда он назвал служащему свое имя, женщина громко сказала:

— Говорила же я тебе, это он и есть.

Служащий, по-видимому, был уже в курсе дела.

— Эти господа уже давненько вас дожидаются, — сказал он. — Как видно, вам придется договориться между собой, прежде чем оформлять документы.

Весьма нелюбезным тоном женщина отрекомендовалась:

— Мы — родители Жанны.

И, толкая локтем мужа:

— Поговори-ка с ним ты, Жермен.

У него было загоревшее на солнце, задубевшее от морской воды лицо. Видно было, что он чувствует себя неловко в своей новой черной паре, крахмальной рубашке и лаковых туфлях, которые, видимо, ему очень жали.

— Мы, значит, как утром приехали, так сразу прочли в газете… — начал он, — а ехали мы, значит, ночным поездом, оттого что раньше было не выехать, и потом, если другим поездом — пришлось бы делать пересадку в Пуатье…

Она прервала его и почти угрожающим тоном:

— Короче говоря, только здесь мы узнали, что дочка наша сама на себя руки наложила, такого в нашей семье сроду не бывало. И никто вам теперь не поверит, что она была с вами счастлива, коли ей понадобилось бежать убивать себя где-то в гостинице. А я-то себе голову ломаю, почему это она нам не пишет, почему в гости не едет. Ну уж теперь, во всяком случае, никто не скажет, что мы оставили ее в этом проклятущем городе, который принес ей одни несчастья…

Она выпалила все это залпом, бросая на мужа торжествующие взгляды, и прибавила, как бы призывая в свидетели служащего в окошке:

— Я же говорила давеча этому месье и еще скажу: мы до высокого начальства дойдем, чтобы ее отдали нам, пусть похоронена будет как полагается, в родной деревне, будет хоть кому на могилку прийти, кому цветочков принести…

— Хорошо, — только и произнес Жанте.

У него пересохло горло. Служащий удивился:

— Как? Вы согласны?

Он пожал плечами.

— И тем не менее, заявление о кончине надлежит сделать вам.

— Да, я принес документы.

Совсем как тогда, в среду, повторял тот иностранец в полицейском участке, только и разница, что у него-то документы в порядке. Кажется, одна бумага оказалась даже лишней, и служащий, заинтересовавшись необычным случаем и боясь ошибиться, стал звонить в комиссариат VIII участка, прося разъяснений.

Заполняя бланки, Жанте тихо сказал, обращаясь к супругам Муссю:

— Да, гроб я уже заказал.

— Ну и что? О чем же тут разговаривать?

— Так куда мне его доставить?

— Куда доставить?.. Она сейчас где? Все в этом институте, как его там, а, Жермен?

— Запамятовал название…

— Да, она все еще там.

— Ну тогда… Я думаю, там все это и сделают.

— А потом?

— Что потом? Вы отправите тело к нам, в Эснанд, и дело с концом. Разве мы с вами не договорились?

Несколько минут назад, говоря о перевозке тела, она сказала:

— Пусть это дорого обойдется, наплевать.

Не встретив, против ожидания, никакого сопротивления с его стороны, она уже воспользовалась этим, чтобы отнести перевозку на его счет.

— Хорошо.

Спорить он не стал, но почувствовал облегчение уже от того, что гроб не придется привозить домой и не будет всей этой церемонии похорон, которая привлечет внимание всего квартала.

— А как же ее вещи? С ними как будет?

— Какие вещи?

— Ну все ее добро, всякие платья, все, что у нее было? Это может пригодиться ее сестрам.

Она была зла на мужа, что он все не решается заговорить о том, о чем они заранее условились.

— Кажется, ты собирался о чем-то спросить, Жермен?

Муж густо покраснел, делая вид, будто роется в своей памяти.

— Ах да! Это насчет денег.

— Каких денег?

— Должны же были быть у нее какие-то деньги… И мебель… Словом, как водится у приличных людей….

— Когда она пришла ко мне, у нее было одно платье, то, что на ней.

— Но ведь к тому времени она уже два года как работала…

Что было на это отвечать? Служащий подозвал его к окошку, чтобы он расписался в нескольких местах.

— Не угодно ли будет и вам расписаться в качестве свидетеля? — спросил он отца.

— Расписаться мне, как ты думаешь?

— Ну, раз месье тебе это предлагает…

Она доверяла служащему, но не доверяла Жанте, этому зятю, которого они никогда в глаза не видели, из-за которого умерла их дочь.

Он вышел в вестибюль, супруги последовали за ним. Они неотступно шли за ним, ни на шаг не отставая до самого выхода, и Жанте недоумевал, что им от него еще нужно.

— Ну, так как же насчет платьев?

— Идемте со мной…

Втроем они гуськом зашагали по тротуару; по дороге госпожа Муссю бросала осуждающие взгляды на витрины магазинов; поднимаясь по лестнице дома на бульваре Сен-Дени, она неодобрительно качала головой.

Квартира не произвела на нее никакого впечатления, взгляд ее тотчас же приковала к себе швейная машинка.

— Это, надо думать, ее машина? Ее сестре, той, что вышла замуж в Нейи, она пригодится…

Она заявила, что заберет машину вместе с платьями, — с критическим видом она пересмотрела их и осталась недовольна.

— И это все, что было у нее из одежи?

И, обращаясь к мужу:

— Стоило ради этого жить в Париже!

Жанте не решился предложить им отправиться на улицу Берри, чтобы забрать вещи, найденные в номере гостиницы. Сестрам, должно быть, они пришлись бы больше по вкусу.

— Как же мы все это унесем, а, Жермен?

— Я думаю, надо пойти за такси.

— Здесь на бульваре, как раз напротив, есть стоянка.

Как только муж вышел, она повела атаку с другой стороны.

— Надеюсь, вы не собираетесь ехать в Эснанд на похороны?

— Об этом я еще не думал.

— В наших краях не больно-то станут сочувствовать мужу, который будет лить слезы над гробом жены после того, как довел ее до такого состояния, что она жизни себя решила…

Он усмехнулся — впервые с той среды, с тех шести часов…

Безрадостная это была усмешка, но она, тем не менее, привела женщину в страшное негодование.

— И это все, что вы можете ответить матери?

Вошел запыхавшийся муж.

— Пошли, Жермен! Скорее вон отсюда, не то я здесь сейчас задохнусь! Бери машину, я понесу остальное…

Он смотрел, как они уходят, унося свою добычу, и женщина в последний раз обернулась, чтобы бросить ему угрожающий взгляд.

— Смотрите же, тело отправьте немедленно. Большой скоростью!

Этажом ниже, с правой стороны, принимал какой-то судебный исполнитель, в квартире напротив — какие-то девушки делали искусственные цветы, возможно, для погребальных венков. Никогда прежде это не приходило ему в голову. Та полуслепая старуха, что живет над ним, не любит его за то, что Жанна, как она выразилась, «даже не пыталась быть счастливой».

Тогда он просто запомнил эти слова и только. Теперь он спросил себя, что же мадемуазель Кувер хотела этим сказать… Впрочем, не было у него сейчас времени разбираться в этом. Лучше сначала покончить со всеми формальностями, сделать то, что он обещал этим людям из Эснанда — своей теще, своему тестю…

Служащий похоронного бюро был разочарован — фирма теряла заказ и на панихиду, и на организацию похорон в Париже. Он не скрывал своего недовольства.

— Это ж, если действительно такова воля ее семьи…

Не очень-то он этому верил, подозревая, что клиент попросту хочет избавиться от неприятных хлопот.

Пока Жанте в зале ожидания просматривал какой-то журнал, этот человек успел созвониться с Отделом железнодорожных перевозок, связаться с представителем фирмы в Ларошели и под конец — с Институтом судебной медицины.

— Они там, на железной дороге, немного поартачились, но, в конце концов, мы договорились. Так что считайте, что вам повезло. Только гроб теперь обойдется дороже, он должен ведь соответствовать определенным требованиям. Его отправят сегодня, в семнадцать ноль-ноль, большой скоростью, завтра утром он будет уже в Ларошели, а оттуда погребальным транспортом его доставят в Эснанд. Есть у вас точный адрес?

— Нет. Напишите так: Жермену Муссю, ракушечнику. Эснанд. Думаю, этого достаточно.

— Я вынужден просить вас уплатить вперед. Одну минуточку… Вы позволите?

Он занялся подсчетами, заглядывая в какие-то таблицы, звонил в какие-то учреждения, снова связывался с Отделом перевозок, добавил какие-то налоги, чаевые.

Наконец он протянул Жанте длинный счет.

— Платить будете чеком?

— Нет.

Деньги у него при себе были, он пересчитал купюры, служащий пересчитал их в свою очередь.

— Вы отправитесь этим же поездом, в семнадцать ноль-ноль?

Он отрицательно мотнул головой и ушел. Ему безразлично было, что тот о нем подумает.

Теперь можно было считать, что с этим действительно покончено, он освободился от «тела» и может, как прежде, остаться с глазу на глаз с Жанной. И, однако, он сам, по собственной воле, еще немного отдалил желанное это мгновение.