Наложницы. Тайная жизнь восточного гарема - Шапи Казиев

«Свободная по рождению женщина имеет право выходить из дома и наносить визиты, – писал Ж. Нерваль. – Власть мужа ограничивается лишь тем, что он велит рабыням сопровождать жен, по это тщетная предосторожность, поскольку женам ничего не стоит взять рабыню в сообщницы или, переодевшись, улизнуть из бани или из дома подруги, пока сопровождающие ждут их у дверей. Покрывало и одинаковые одежды и впрямь предоставляют им больше свободы, чем европейским женщинам, склонным плести интриги. Забавные истории, которые вечерами рассказывают в кофейнях, часто повествуют о приключениях любовников, когда мужчины переодеваются в женское платье, чтобы проникнуть в гарем. Воистину, нет ничего проще, хотя добавим, что подобные истории порождены скорее воображением арабов, нежели турецкими нравами, уже два столетия царящими на Востоке. Мусульманин вовсе не склонен к адюльтеру и счел бы для себя оскорбительным любить женщину, которая ему не принадлежит».

Гаремные женщины кормят голубей. Художник Жан-Леон Жером

Руки женщин были закрыты перчатками. Обувь, как правило, была без задников. Костюм дополняли различные дорогие украшения: вееры, тросточки, зонтики, зеркальца и т. д.

Поначалу разнообразие загадочных одеяний поражало путешественников, напоминая грандиозные карнавалы. Но очень скоро они и под этими покровами начинали различать женщин по возрасту, красоте и нраву.

Восточные дамы отнюдь не были чужды веяниям моды, даже иноземным. Одалиски со всех сторон света неизбежно оказывали влияние на гаремные костюмы, да и модные журналы поступали в гаремы постоянно и в пугающих евнухов количествах.

«Если бы европеец смог каким-то чудом проникнуть в сераль Султана, не будучи предупрежден о том, в какое место он попал, он в первый момент посчитал бы, что видит перед собой европейских дам, собравшихся на феминистский конгресс, – писал Д. Дорис. – В самом деле, туалеты этих дам по своей форме и покрою все больше и больше приближаются к образцам тиранической парижской моды.

…Одно время каждая из них старалась так подобрать свое платье, чтобы оно сочеталось с муслиновыми энтари, которые носил Султан. И когда Его Величество надевал розовое энтари, все эти дамы, готовясь принять его, тоже одевались в розовое. Однако Господин, неизвестно почему, усмотрел что-то дурное в этом кокетливом обычае и формально запретил его».

Т. Готье описывает наряды обычных турчанок: «Ханум была нарядно одета: у турчанок принято одеваться дома пышно, особенно если они ждут гостей. Ее черные волосы, заплетенные во множество мелких косичек, рассыпались по плечам. На голове сверкала, словно алмазный шлем, маленькая, небесно-голубая атласная тюбетейка, которую почти целиком покрывали нашитые на нее бриллианты изумительно чистой воды. Этот великолепный убор очень шел к ее строгой и благородной красоте, блестящим черным глазам, тонкому орлиному носу, алому рту, удлиненному овалу лица и всему надменно-благосклонному облику знатной особы.

Длинную шею украшало колье из крупного жемчуга, а распахнутый ворот шелковой рубашки приоткрывал маленькую грудь – форма ее была прелестна и не нуждалась в корсете, неудобства которого неведомы восточным женщинам. На ней было атласное гранатового цвета платье, открытое спереди, наподобие мужской шубы, с боковыми разрезами до колен и со шлейфом, точно придворное одеяние. Оно было обшито белой лентой, присобранной кое-где в сборки. Персидская шаль стягивала в поясе широкие шальвары из белой тафты, прикрывавшие желтые сафьянные бабуши, от которых виден был лишь носок, загнутый кверху, как у китаянок.

…Те, у кого красивые руки, умеют как бы невзначай показать тонкие, крашеные хной пальцы. Есть способы сделать непроницаемым или прозрачным муслин яшмака, удваивая складки или укладывая их в один слой; можно чуть приподнять или опустить несносную маску, сделать шире или уже щель между нею и головным убором. Между двумя этими белыми покровами блестят, как черные алмазы, как агатовые звезды, самые восхитительные в мире глаза, еще более яркие от подведенных век и словно вобравшие в себя всю выразительность лица, наполовину скрытого».

Жены и фаворитки султана никогда не появлялись перед ним в одном и том же платье. Султан и сам любил менять наряды. Отправленные в отставку костюмы поступали в распоряжение слуг.

Гаремные правила регулировали и повседневные наряды наложниц. Как писал Осман-Бей, «Обычай требует, чтобы никто во дворце не носил шуб, шалей, кофт и проч., и чтобы полудекольтированное платье было форменной одеждой. Единственный лица, имеющие право тепло одеваться и кутаться сколько угодно, это принцессы крови и жены султана. В силу этого закона все кальфы, ученицы и пр. должны проходить по залам и большим мраморным лестницам по сквозному ветру, в одной легкой энтари на плечах. Летом подобный этикет не представляет неудобств, но зимой он может иметь печальный последствия для здоровья бедных девушек, которые иногда по целым часам ожидают приказаний какой-нибудь султанши. И действительно, как говорят, зимой случаи заболевания горлом и грудью чрезвычайно часты в серале».

На картинах, посвященных гаремной жизни, мы действительно видим наложниц в весьма декольтированных нарядах, что за пределами сераля вызвало бы бурю общественного негодования.

В «Тысяче и одной ночи» описан особый ритуал открывания невесты в семи платьях: «А затем певицы забили в бубны и засвистали в свирели, – и появились прислужницы, и посреди них дочь везиря; ее надушили и умастили, и одели, и убрали ей волосы, и окурили ее, и надели ей украшения и одежды из одежд царей Хосроев. И среди прочих одежд на ней была одежда, вышитая червонным золотом, с изображением зверей и птиц, и она спускалась от ее бровей, а на шею ее надели ожерелье ценою в тысячи, и каждый камешек в нем стоил богатства, которого не имел тобба и кесарь. И невеста стала подобна луне в четырнадцатую ночь, а подходя, она была похожа на гурию; да будет же превознесен тот, кто создал ее блестящей! И женщины окружили ее и стали как звезды, а она среди них была словно месяц, когда откроют его облака.

А Бедр-ад-дин Хасан басрийский сидел, и люди смотрели на него; и невеста горделиво приблизилась, покачиваясь, и горбатый конюх поднялся, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась и повернулась так, что оказалась перед Хасаном, сыном ее дяди, – и все засмеялись. И видя, что она направилась в сторону Хасана Бедр-ад-дина, все зашумели и певицы подняли крик, а Бедр-ад-дин положил руку в карман и, взяв горсть золота, бросил ее в бубны певицам; и те обрадовались и сказали: «Мы хотели бы, чтобы эта невеста была для тебя». И Хасан улыбнулся.

Танец фаворитки. Художник Отто Пильн

…И прислужницы открыли ее в первом платье, и Хасан уловил ее облик, и она принялась кичиться и покачиваться от чванства и ошеломила умы женщин и мужчин, и была она такова, как сказал поэт:

Вот солнце на тростинке над холмамиЯвилось нам в гранатовой рубашке.Вина слюны она дала мне выпитьИ, щеки дав, огонь яркий погасила.

И это платье переменили и одели ее в голубую одежду, и она появилась словно луна, когда луна засияет, с волосами как уголь, нежными щеками, улыбающимися устами и высокой грудью, с нежными членами и томными глазами. И ее открыли во втором платье, и была она такова, как сказали о ней обладатели возвышенных помыслов:

В одеянье она пришла голубом к нам,Что лазурью на свет небес так похоже,И увидел, всмотревшись, я в одеяньеМесяц летний, сияющий зимней ночью.

Затем это платье переменили на другое и укрыли ее избытком ее волос и распустили ее черные длинные кудри, и их чернота и длина напоминали о мрачной ночи, и она поражала сердца колдующими стрелами своих глаз.

Турецкая одежда XVII века. Слева-направо: одежда для улицы, костюм султанши, костюм султана, костюм танцовщицы

И ее открыли в третьем платье, и она была подобна тому, что сказал о ней сказавший:

Вот та, что закутала лицо свое в волосыИ стала соблазном нам, а кудри – как жало.Я молвил: «Ты ночью день покрыла». Она же: «Нет!Покрыла я лик луны ночной темнотою».

И ее открыли в четвертом платье, и она приблизилась, как восходящее солнце, покачиваясь от чванства и оборачиваясь, словно газель, и поражала сердца стрелами из-за своих век, как сказали о ней:

О солнце красы! Она явилась взирающимИ блещет чванливостью, украшенной гордостью.Лишь только увидит лик ее и улыбку устДневное светило – вмиг за облако скроется.

И она появилась в пятой одежде, подобно ласковой девушке, похожая на трость бамбука или жаждущую газель, и скорпионы ее кудрей ползли по ее щекам, и она являла свои диковины и потряхивала бедрами, и завитки ее волос были не закрыты, как сказали о ней: