Тревога - Адыл Якубов

— Мы ведь уже были там. Да и переговорить без посторонних не удастся. Сейчас пошлем машину, вызовем его. А пока чаю нам дадут, надеюсь.

Рахимджанов пошел в партбюро. Джамалов подозвал Тильхата, распорядился насчет чаю и вызова Муминова.

Войдя в партбюро, Джамалов увидел, что представитель обкома сидит за большим столом, над газетной подшивкой. Неслышно ступая, Джамалов прошел в угол, опустился в кресло. Задумавшись, стал глядеть через окно во двор, где суетился у очага под тутовым деревом Тильхат. На душе у районного прокурора было как-то смутно, хотя неприятностей никаких не предвиделось. Неужели все из-за предстоящей встречи с секретарем райкома?

Встреча эта, казалось, не предвещала никаких сюрпризов. Сообщение в райком было основано на данных следствия, а следователь, хотя и молодой, парень дельный и сметливый. К тому же, очень кстати, неожиданно всплыло довольно серьезное дело о трубах. Но что же, в таком случае? Джамалов неожиданно для самого себя наткнулся на ответ: он торопится закончить расследование. Хотя вообще Джамалов никогда не торопился.

Дальше уже мысль заработала четко, стало складываться в систему то, что смутно ощущалось на протяжении последних месяцев. Джамалов торопился с этим делом потому, что в центре его стоял Мутал Каримов, именно он.

Из-за председателя Джамалов впервые столкнулся с Муминовым, и это до известной степени определило дальнейшие отношения первого секретаря и прокурора. А высокомерие, с каким вел себя Мутал в конфликте из-за деревьев тутовника?! Джамалов не мог забыть и простить того, что Каримов не проявлял и не проявляет ни малейшей почтительности к нему, районному прокурору, — той почтительности, к которой Джамалов привык давно и прочно. Мутал держался с ним независимо и ровно, как с любым другим начальством районного масштаба.

А разве может человек быть независимым от прокурора?

Джамалов работал в органах прокуратуры уже не первый десяток лет. И сколько прошло перед его глазами председателей колхозов, да еще каких председателей! Вспомнить хотя бы Палвана! Каждый из них почитал за счастье так или иначе сблизиться с ним. А этот мальчишка рассуждает иначе… Хорошо же!

При встрече с Рахимджановым Джамалову стало ясно, что представитель обкома настроен весьма решительно. Он дал понять, что будет действовать независимо от симпатий районного начальства и что секретарь обкома придает этому делу исключительно серьезное значение и считает, что виновные должны быть наказаны сурово, невзирая на лица. Это придавало смелости.

Джамалов взглянул на Рахимджанова — тот сидел, углубившись в чтение, теребя пальцами густые волнистые волосы. Джамалов тихонько растворил окно, чтобы принять от Тильхата поднос с чайниками. Тут в воротах показались Муминов и Муборак, секундой позже — Мутал.

— Пришли! — невольно воскликнул Джамалов.

Приехавшие вместе вошли в кабинет, видно ожидая, что разговор будет общий. Но, поздоровавшись, Рахимджанов сразу обратился к Муборак:

— Извините, товарищ секретарь. Нам хотелось бы переговорить с Эрматом Муминовичем с глазу на глаз.

— Пожалуйста! — Мутал рывком поднялся со стула, хотя к нему еще не обращались. Он Вышел первым, за ним Муборак.

Рахимджанов нахмурился. Кашлянув, он искоса взглянул на Джамалова. Тот поставил на стол поднос с чайниками, сам поудобнее устраивался в кресле.

Муминов присел на стуле возле двери, молча взглянул на Рахимджанова. Они не были близко знакомы. В орготделе обкома при встрече Рахимджанов учтиво пожимал ему руку, с готовностью уступал дорогу: «Пожалуйста, пожалуйста, Эрмат Муминович!» Сейчас они тоже встретились дружески, однако в манерах Рахимджанова что-то подчеркивало, что прибыл он сюда с особо важными полномочиями и со своим, особым мнением по поводу случившегося. Муминову вспомнилось, как представитель обкома разговаривал с Муборак.

Закурив, Рахимджанов сел против секретаря райкома, опять слегка нахмурился:

— Простите, Эрмат Муминович, я не смог предварительно побеседовать с вами. В райкоме вас не застал… Из членов бюро оказался один товарищ Джамалов, с ним и приехали сюда.

— В этом нет ничего дурного, — сказал Муминов.

— Вы ведь знаете, — Рахимджанов заговорил мягче, — секретарь обкома лично дал мне указание не медлить. Очевидно, нет надобности разъяснять вам, сколь серьезен этот вопрос. И даже, если хотите, щекотлив.

— Мм… да, — проговорил Джамалов. Он заерзал на кресле так, что оно заскрипело.

— Следствие уже закончено? — спросил Муминов.

Джамалов кивнул головой:

— Можно считать, да!

— Можно считать или?.. — Муминов повернулся к нему всем телом.

— Вполне можно считать, — повторил Джамалов и нервно погладил бритую голову. — Вы, вероятно, видели мое заключение в райкоме? Так или иначе факты свидетельствуют об одном: председатель допустил злоупотребление властью, оказал грубое давление на шофера.

Муминов с изумлением разглядывал Джамалова. Впервые он видел его таким возбужденным и резким.

— Простите, — сказал он, — а достаточно ли оснований для таких выводов? Не поторопились ли вы с ними, товарищ Джамалов?

В ответ Джамалов только пожал плечами, сдержанно улыбнулся. Потом он встал, подошел к столу и раскрыл кожаную папку, будто приготовляясь к докладу. Прежде, когда он носил густые с сединой волосы, он в таких случаях всегда напоминал ученого, выступающего на конференции. Однако и теперь, обритый, но уже поблескивающий сединой, он сохранил неторопливую важность движений, хотя и не было прежнего подчеркнуто интеллигентного облика.

— Во-первых, я досконально проанализировал, — сухо и четко заговорил Джамалов, — протоколы допросов. Во-вторых, лично беседовал со многими из опрошенных, в том числе с самим председателем. Заслуживает внимания факт: Мутал Каримов отказался подписать протокол допроса, держал себя вызывающе со следователем. И, наконец, я надеюсь, вы уже слышали об этом деле с трубами. Словом, все, что мне стало известно, пока не дает никаких оснований ставить под сомнение выводы, которые я изложил.

Он подчеркнуто произнес: «пока не дает никаких оснований».

— Что касается субъективных оценок, — помолчав, уже другим тоном, с полуулыбкой добавил Джамалов, — то я также считал председателя Каримова человеком достойным. Однако… Видимо, перед нами еще одно доказательство того, что все мы порой склонны переоценивать людей.

Муминов понял намек: в свое время Джамалов был одним из противников выдвижения Мутала на пост председателя колхоза.

Пока прокурор говорил, Рахимджанов сидел почти без движения, изредка постукивая папиросой о коробку. Кажется, и он тоже понял намек Джамалова.

— На вашем месте, — сказал Муминов, глянув на представителя обкома и опять обернувшись к Джамалову, — я бы все-таки не спешил с выводами.

Правильное красивое лицо Джамалова изобразило недоумение.

— Не понимаю вас, Эрмат Муминович. — Он широко развел руками. — Этого требует серьезность происшествия. Вы же сами предложили заняться только этим вопросом.

— Да.

— Но в таком случае…

— Что же тут неясного? Неужели вы не знаете, какие тут сложные и запутанные взаимоотношения, в этом кишлаке?

— Позвольте, а какое это имеет значение? Следствие основывается на фактах, и только на них!

— Значение имеет вот какое. — Муминов опять глянул на Рахимджанова: тот сидел теперь, опустив голову, рассеянно чертил тупым концом карандаша по сукну стола. — Некоторые свидетели могут быть умышленно необъективными. Прежде всего ваша Апа!

— Вот как! — медленно бледнея, обиженным голосом проговорил Джамалов. — Почему же это вдруг Апа сделалась моей?

— Я хотел сказать: ваша главная свидетельница. Простите, пожалуйста…

Джамалов переглянулся с Рахимджановым, пожал плечами.

— Признаться, я удивлен. Впрочем, нет нужды повторяться. Скажу только: свидетелей достаточно и кроме Апы. Если же говорить о главных, то среди них Валиджан Касымов, муж искалеченной комсомолки Шарофат. Надеюсь, его вы не станете подозревать в умышленной необъективности?

Муминов промолчал. Поведение Валиджана смущало его самого, и он не мог разгадать, в чем тут дело.

— Итак, для нас, во всяком случае, все ясно. — Джамалов сложил бумаги в папку. — Вопрос о партийной ответственности Каримова — дело райкома. Но считаю нужным предупредить: прокуратура будет защищать свою позицию, ибо этот факт с трубами, не говоря уже о катастрофе, еще раз подтвердил правильность нашего мнения о Каримове. Мнения, мягко говоря, не в его пользу, как руководителя и коммуниста…

Он хотел еще что-то сказать, но заметил, что Муминов собирается возражать, и замолчал.

— Вы, я слышал, побывали в Чукур-Сае? — спросил Муминов.

— Да, побывал, и даже, если хотите, сочувствую. Но… — Джамалов положил узкую белую ладонь на папку. — У меня тут официальная жалоба управления шахтами, Эрмат Муминович. Закон есть закон.