Без шума и пыли (сборник) - Светлана Алешина

— Ха, — усмехнулся он, — значит, мы коллеги, я тоже работаю в газете.

— Вы, наверное, художник? — предположила я.

— Ха, — он опять хохотнул, — как вы догадались? А-а, — он шутливо погрозил мне пальцем, глядя на меня поверх очков, — наверное, по моему экстерьеру, да?

Я не успела ответить, потому что лифт завершил свое движение и распахнул двери. Художник галантно пропустил меня вперед и вышел следом.

— Так вы к Лильке? — увидев, что я повернула направо, спросил он.

Вообще-то он меня начал немного раздражать, нет, не беспардонностью, а скорее настырностью, поэтому я решила его подколоть:

— А вот и нет, я в соседнюю квартиру.

— Ха, — снова усмехнулся он, — вот это здорово, значит, вы ко мне?

— С какой это стати? — Я уже была почти возмущена, еще, чего доброго, начнет приставать.

— Потому что в соседней живу я, — невозмутимо произнес художник.

— Тогда я к Лиле.

Я позвонила в квартиру Терещенко, а художник сбоку от меня начал греметь ключами, отпирая свою дверь.

— Лилька, наверное, еще на репетиции. — Он перешагнул порог своей квартиры, но дверь не закрывал.

В квартире Лили была мертвая тишина, и я, надавив на кнопку, несколько секунд держала ее прижатой, прислушиваясь к веселой трели звонка.

— Она скоро должна прийти, — сообщил художник. — Если хотите, можете подождать пока у меня. Да не бойтесь вы, я вас не укушу. У меня срочная работа: нужно сделать шарж на одного нашего крупного предпринимателя — его сотрудники заказали, — пояснил он, — на юбилей. Ну проходите, у меня мало времени.

Он сделал шаг в сторону, давая мне дорогу.

Ну не укусит же он меня, в самом деле, — я смело шагнула через порог.

— Меня зовут Александр. — Художник запер за мной дверь и пригласил в комнату.

— Ольга, — представилась я.

— Ха, — непонятно по какому поводу хохотнул Александр, — замечательно. Присаживайтесь.

Я огляделась по сторонам, примериваясь, куда бы можно было приземлиться. На диване лежала неубранная постель, а единственное кресло было завалено разнообразной одеждой. Наконец я заметила обшарпанный стул, на котором лежал лист ватмана. Я приподняла его, освобождая себе место, и положила на стол, поверх рулонов бумаги, акварельных красок, карандашей, фломастеров и баночек с гуашью.

Александр, не обращая на меня никакого внимания, готовился к работе. Он достал со шкафа тубус, вынул из него лист ватмана и прикрепил к чертежной доске, сняв с нее предварительно несколько небольших эскизов, которые бросил на стол поверх остального хлама. Затем он достал из внутреннего кармана куртки фотографии полного лысоватого мужчины и прикрепил их в ряд к верхнему обрезу чертежной доски. Только после этого он снял куртку и, бросив ее на кресло, устроился за импровизированным мольбертом.

— Александр, — спросила я, решив хоть как-то использовать сложившуюся ситуацию, — а вы хорошо знаете Терещенко?

— Лильку-то? — не оборачиваясь от доски, переспросил он. — Она здесь уже полгода квартиру снимает. Нинка — хозяйка квартиры — переехала к своему хахалю в центр, а квартиру решила пока сдать.

Александр быстрыми точными движениями сделал несколько легких эскизов в углу листа ватмана и, выбрав один, начал переносить его на большой лист.

— Она ведь не замужем? — снова спросила я.

— Кто, Нинка? — водя карандашом по бумаге, спросил Александр.

— Да нет, Лиля.

— Ха, — он как-то неопределенно мотнул головой, — до вчерашнего дня вроде была не замужем.

— А вы вчера ее видели?

— Видел, — кивнул он. — Я вчера утром у нее тридцатник занял на опохмелку, сегодня обещал отдать.

Да ты, дружок, поддаешь, как все люди искусства. То-то мне в лифте показалось, что пахнуло спиртным.

— А сегодня вы ее не видели?

— Нет, — он отрицательно покачал головой. — Сегодня у меня работы полно было, я рано ушел, а она обычно дрыхнет часов до одиннадцати.

— А вчера вечером?

— Ха, вчера я рано уснул, часов в девять, перебрал маленько, но до девяти ее точно не было. Хотя… — карандаш повис над листом ватмана, — кажется, ночью, сквозь сон, я слышал какой-то шум…

— Шум чего?

— Закрывающейся двери… — Он снова начал водить карандашом по бумаге.

— У вас здесь такая хорошая слышимость?

— Ха, так дом же у нас панельный — мне всегда слышно, когда у нее дверь хлопает. Да, Оля, — он вдруг как-то встрепенулся, но от работы не оторвался, — идите-ка на кухню — заварите чайку.

Я пожала плечами и, оставив «Никон» на стуле, отправилась в указанном направлении. Там был такой же беспорядок, как и в гостиной, которая одновременно служила и спальней, и мастерской, ну и так далее. Поставив чайник на плиту, я нашла чай, сполоснула заварочный чайник и пару стаканов. Мысль о том, куда запропастилась Терещенко, не давала мне покоя. Получается, что вчера, то есть сегодня ночью домой она вернулась. Неизвестно только, одна ли она пришла? Но если даже и не одна… Непонятно, где она находится сейчас? На работу она не явилась — значит, что-то с ней случилось. Нужно осмотреть ее квартиру, может быть, это что-то прояснит. Я вернулась в гостиную.

— Александр, у вас случайно нет ключей от квартиры Лили?

— Ха, вы что, думаете, что я… — Его плечи затряслись от смеха. Наконец он успокоился. — Нет, девушка, ключей у меня нет. Если хотите, можете сходить к Нинке, у нее есть запасные, только вот вопрос: даст ли она их вам?

— Вы знаете ее адрес? — с надеждой в голосе произнесла я.

— Сейчас посмотрю.

Нина Воротынцева жила на улице, носившей имя героя гражданской войны Василия Чапаева. Новый девятиэтажный дом стоял во дворе, проезд в который перегораживал полосатый металлический шлагбаум. Я остановила машину у арки, прикидывая, как быть дальше? Я уже собиралась выйти и повернуть полосатую трубу, чтобы освободить проезд, как рядом с моей машиной появился невзрачный мужичок в темно-синей замызганной куртке и в клетчатой кепке, из-под которой выбивались редкие сальные волосы.

— Куда направляетесь, дамочка? — прошепелявил он, потирая небритый подбородок.

— Пресса. — Я сунула ему под нос редакционное удостоверение.

— Вообще-то у нас проезд платный, — вздохнул он и поплелся открывать шлагбаум.

Наконец путь был свободен, и я въехала во двор. Уже начинало смеркаться, и на очистившемся от туч небе появились первые звезды. Вход в подъезд закрывала металлическая дверь с ручкой в виде шара, рядом с дверью был приделан домофон. Я набрала номер квартиры, в которой жила Воротынцева, и через несколько секунд мне ответил приятный женский голос, немного искаженный радиопомехами:

— Кто там?

— Меня зовут Ольга Бойкова, — сказала я в микрофон. — Мне нужна Нина Михайловна.

— Это я, а что вам нужно?

— Я разыскиваю вашу квартирантку Лилю Терещенко, она сегодня не пришла на работу.

— Не понимаю, что вы хотите от меня? Я не видела Терещенко с начала месяца.

— Нина Михайловна, если вы меня впустите, я вам все объясню.

В домофоне повисло тягостное молчание — видимо, Воротынцева соображала, что предпринять.

— Хорошо, заходите, — наконец услышала я.

Что-то щелкнуло в замке, и, потянув за ручку двери, я вошла внутрь и направилась к лифту. Когда я поднялась на четвертый этаж, из приоткрытой двери квартиры выскочил белый бультерьер с коричневой спиной и, обнюхав меня, снова исчез за дверью.

— Не бойтесь, — успокоила меня Нина Михайловна — дамочка с круглым холеным лицом, — проходите.

Опасливо поглядывая на собаку, я миновала широкую прихожую и очутилась в просторной гостиной.

— Присаживайтесь. — Воротынцева показала на огромное бежевое кресло, а сама устроилась на стуле и выжидательно посмотрела на меня. — Я работаю в газете. — Почему-то мне не хотелось посвящать Нину Михайловну в события предыдущей ночи. — Мы договорились с Лилей об интервью с фотографиями, но ее дома не оказалось, на работу она сегодня тоже не вышла…

— Как вы узнали мой адрес? — Она испытующе взглянула на меня.

— Мне его дал Александр.

— А-а, Саша. — Она понимающе кивнула. — Он делал эскизы для Жоржа… Я все-таки не понимаю, чем я могу вам помочь? — пожала она плечами. — Я даже не предполагаю, где она.

— Не могли бы вы съездить со мной на Лунную и посмотреть квартиру?

— Но…

Мне показалось, что Нина Михайловна собирается мне отказать, и я опередила ее:

— Я на машине, у нас не займет это много времени, ну, пожалуйста.

— Хорошо, — скрепя сердце согласилась она. — Только Жоре записку оставлю. А вы действительно из редакции?

— Конечно, вот мое удостоверение.

Она щурилась долго, рассматривая его, потом вернула мне.

— Сейчас я переоденусь.