Письма (1855) - Иван Гончаров

Н. А. НЕКРАСОВУ

Ноябрь 1855. Петербург

Заглавия статье я еще никакого не придумал, любезнейший Николай Алексеевич: если дело идет об объявлении в газетах, то нельзя ли сказать глухо, а я пока выдумаю. Всё дело заключается в урагане на Китайском море, потом в приезде на острова Бонин-Сима, но назвать в заглавии - "Ураган" не хочется, много претензии. За статью я еще не принимался, всё отвлекает служба и другие дела, так что спина трещит. Обедать завтра - приду и благодарю за приглашение. Вот бы завтра вместе выдумали заглавие. Пожалуй, напишите ("Ураган на Китайском море и острова Бонин-Сима"(41 или нет, лучше просто "Острова Бонин-Сима": это скромнее, а ураган уж пусть будет сюрприз для читателей. Именно так, пожалуйста. До завтра, до 4 1/2 часов.

Среда.

Ваш Гончаров.

Спешу ужасно.

Н. А. ГОНЧАРОВУ

1 декабря 1855. Петербург

1 декабря, 1855 г.

Вчера только, любезнейший брат Николай Александрович, узнал я о случившемся с Елизаветой Карловной несчастии и душевно опечален этим. Поклонись ей и изъяви глубокое мое сожаление, да сделай дружбу, уведомь поскорее, лучше ли ей и кончится ли повреждение ноги благополучно, без последствий. Вчера мне сказал об этом Петр Карлович, и он узнал от кого-то от посторонних.

Я получил давно твое письмо, где ты пишешь о редакторской своей должности. И очень хорошо делаешь, что не перепечатываешь моих статей: ведь журналы в Симбирске получаются, зачем же одно и то же повторять дважды?

Мне очень недосуг, оттого и пишу такое микроскопическое письмо. Приехал адмирал Путятин, с которым я плавал, и выпросил у министра откомандировать меня месяца на два писать отчет Государю об экспедиции.

Сестра Анна Александровна вручит тебе экземпляр отдельно вышедшей моей книжки о Японии, составленной из статей, помещенных в "Морском сборнике".

Уведомь, здоровы ли твои дети, и кланяйся семейству Рудольфов. Поздравляю тебя с наступающим днем твоих именин. Будь здоров и не забывай преданного тебе брата.

И. Гончаров.

Е. В. ТОЛСТОЙ

1 декабря 1855. Петербург

1 декабря 1855

Милостивая государыня

Елизавета Васильевна.

Упорное молчание, конечно, есть верное средство к прекращению бесполезной переписки с бесполезными друзьями, но Вы, вероятно, предполагали, что, после Вашего дружеского расположения и двух-трех ласковых писем к Вашим старым знакомым, молчание это породит тьму вопросов, внушаемых участием: здорова ли она? не уехала ли оттуда? ленится? рассердилась? и т. п. Майковы спрашивают у меня, я у них, у Юнии Дмитриевны. В доказательство прилагаю при этом записку Евгении Петровны ко мне, при которой она прислала мне мои заграничные письма (для извлечения кое-чего в путевые впечатления), и спрашивает о Вас. Что я мог сказать ей? Я всё говорю, "что не получил от Вас ни одного письма, что жду ответа на посланное в Москву и, вероятно, не дошедшее до Вас письмо". Я в самом деле ждал, что Вы напишете мне и приложите строки три к ним или поклон. Всё бы это ничего: поговорили, поговорили да и заплатили бы Вам тем же, то есть молчанием (но отнюдь не забвением): если маменька, по словам Вашим, сердится на Вас за молчание и если полученное здесь, через карантин, письмо упрекает в том же, то нам, простым смертным и знакомым, и подавно сердиться нельзя, а можно только жалеть, что мы и исполняем до степени огорчения, ей-богу! Но у Майковых остались Ваши вещи, браслет, портреты, еще что-то: они не знают, отправлять или ждать известий от Вас, а чего ждать? Писать Вы, по-видимому, не расположены, даже в ответ на письмо Евгении Петровны, посланное к Вам недели три назад. Я, однако ж, советовал подождать, полагая, что молчание Ваше происходит от какой-нибудь важной причины и что как скоро эта причина минует, нездоровье, например, то Вы и напишете. Неважные я все перебрал и не знаю, на какой остановиться: если б Вы уехали, то, конечно, дали бы знать, чтоб Вам не писали туда: этого требует самый обыкновенный и принятый порядок. Забыли, то есть охладели к приятелям: это не помешало бы написать холодную страничку, для приличия, хоть затем, чтоб прикрыть забвение. Самая болезнь позволила бы написать два слова, чтоб не оставлять в друзьях сомнений и беспокойств насчет молчания. Лень: не верю: можно лениться день, два, десять, но лениться пять недель, не отвечать на все теплые дружеские призывы - это лень, простирающаяся до степени варварства, преступления. Вы, верно, не захотели бы возбудить в приятелях весьма основательных и серьезных беспокойств насчет аккуратного получения их писем. Рассердились или оскорбились: да и тогда лучше же - отвечать с достоинством, чем с достоинством молчать, что показывает не совсем доброе сердце. Но кем и чем? Не больным ли моим приятелем, который доверчиво и болтливо поверял свою душу, все свои сомнения и противоречия, в которые беспрестанно впадал (признак страстей: немало я издевался над ним!)? Или, может быть, за друга детства? Евгения Петровна сказала просто: "напишите ей, как он нашумел и чего наговорил у Левицкого". - "Зачем?" - спросил он. "Затем, чтоб она знала, какой он". И только, а мой приятель развел это собственными рассуждениями, которых никому и в голову не приходило. Наконец, если б Вы нашли почему-нибудь неудобным для Вас переписываться, то и об этом бы дали, конечно, знать, чтоб не писали больше к Вам. Мне кажется, что приятель мой чуть ли не напугал Вас созданным его беспорядочным воображением фантомом, которого испугался и сам. А Вы так и приняли это за чистую монету и лишили его большого наслаждения. Да притом, он только полагался на Ваше мнение, а Вы и замолчали. Не снимете ли этот обет молчания: Вам больше gr(ce, то есть грация, к лицу, нежели гордость, гнусный порок. Но что бы ни было, это не изменяет дела, факт остается тот же: Вы молчите. Письмо Ваше к Майковым сделало на всех их преприятное впечатление: ожидают еще вести. Не затрудняет ли Вас мысль, что если напишете к ним, то надо уж написать и к нему, а к нему, то есть к моему приятелю, писать же не хочется? Не затрудняйтесь, напишите к ним: он похандрит, похандрит да и впадет в свою обычную апатию. Или напишите ко мне, как к давнишнему приятелю, тем более что я сегодня послал на Ваше имя, по деревенскому адресу, обещанные две книги - Вам и кузине (тетушке не смел, потому что не был ей представлен). Я надеюсь, что Вы из свойственного Вам чувства приличия удостоите уведомить как о получении книг, так и писем от 4-го (кажется) и 14-го ноября. Если Вам тяжело, лень писать много или рассердились и т. п., то дайте знать коротко и сухо о получении - и Бог с Вами. Но это необходимо. Я посылаю книги по обещанию, а обещания я привык исполнять. Других не исполняю, потому что Вы молчанием даете понять, что не желаете этого. И мне не всегда нужно mettre les points sur les ii.42

Перемен с Вашими знакомыми никаких, кажется, не случилось. Если Вы знали в Екатерининском институте классную даму, какую-то Семенову, то с ней только произошла перемена, и довольно важная: она умерла. Да со мной готовятся кое-какие перемены: не хожу на службу, освобожден месяца на два писать... вот это письмо пока, а отчет об экспедиции, для которого уволен, еще не начат, между тем письмо, как видите, идет к концу. А уж прошло недели две моей свободы. Да едва ли я пойду опять туда на службу. На днях один министр, на вечере у себя, сделал мне предложение занять место у него, где жалованья много, больше даже, нежели сколько мне нужно, а дела еще больше, нежели жалованья. Однако ж, я принял, и в январе это должно состояться. Ужас берет меня, когда подумаю, что надо искать другую квартиру, больше, покупать мебель и переезжать, потому что должность эта требует немного другого образа жизни и побольше презентабельности. Евгения Петровна и Юния Дмитриевна взялись, по доброте своей, всё это мне устроить. А жаль мне своей дрянной квартиры - по многим причинам. Жаль и лени своей: я было мечтал перейти на старинную свою должность и оканчивать роман, мечтал даже, что Вы хоть на неделю приедете, по обещанию, выслушать его. Третьего дня вечером я читал некоторые главы из этого романа у того ж министра и увидал, что поправить бы немного да прибавить главы две, так первая часть и готова. Новая должность едва ли позволит это, хотя на службу ходить и не понадобится, даже вовсе можно не ходить, а служить лежа. Угадайте, что это за служба, если есть охота, если Вы не уехали, не больны, не сердитесь, если... если... и т. д. Не знаю, как подписаться после Вашего молчания.

Ваш покорнейший слуга,

или votre tout devouй ami, tombй en disgrвce et oubliй,43

адрес мой пока тот же.

Книга моя представлена великим князем всей Императорской Фамилии: посланные Вам назначались туда же. Сегодня заказал переплетчику другие для обеих Императриц: прислали за ними сегодня утром.

Николай Аполлонович рисует 40 портретов Государя для разных присутственных мест, а Аполлон всё исправляет свое стихотворение и пока не дает никому. В Екатеринин день мы обедали на именинах Старушки. Здоровье мое плохо: замеченный Вами кашель усилился от простуды, я худею: некоторые делают замечания злые. - Напишите поскорей и не мучьте друзей, еще больных.