Лучший мистический детектив - Елена Шанс

Через несколько часов за очередным поворотом рядом почти с вертикальной скалой показалась небольшая ровная площадка, скрытая среди больших сосен и покрытая густой травой. Индианка подошла к скале и, сдвинув в сторону искусно сделанную деревянную решетку, обвитую зеленой травой, открыла проход и завела туда лошадь.

Ад был непереносим. Его тело и плоть рвали железными клещами, огонь лизал его кожу, а внутрь лился расплавленный свинец. «Почему я здесь? Ведь я видел ангела! Или он только показался мне?» – возникла первая мысль, и инстинктивно Джеймс попытался приоткрыть глаза, ожидая увидеть бушующее пламя. Но было темно. И тихо. Его окружали каменные стены пещеры, и только поодаль горел небольшой костер, у которого склонилась неясная фигура.

Фигура поднялась от костра и подошла к Джеймсу. Он узнал индианку и вспомнил, как она грузила его на лошадь, потом в его памяти был полный провал. Девушка поднесла к его рту глиняную чашку с резко пахнущей жидкостью и влила ее ему в рот. И снова жидкий огонь опалил его изнутри, но через несколько мгновений боль стала затихать, и Джеймс впал в глубокое забытье.

В этот момент в центре пещеры, как будто ниоткуда, появилась слабая тень. Она стала уплотняться, обретая очертания огромного медведя, стоящего на задних лапах. Огонь в костре затрещал, зачадил, окутывая фигуру дымом, а когда он рассеялся, на месте медведя стоял пожилой индеец, в накинутой на его плечи медвежьей шкуре – ритуальном наряде вичаша-вакана, шамана. Он был высокого роста, седеющие волосы, заплетенные в косу, капюшоном прикрывала медвежья голова с обнаженными клыками. Лицо его избороздили глубокие морщины, но темные глаза излучали силу и острый ум. Он был обнажен по пояс, и на его могучей груди прямо под сердцем находилась татуировка – медвежья лапа с загнутыми острыми когтями, покрытая орнаментом.

– Ниуи![1] – бросилась к нему девушка, обняв мужчину за плечи, но потом почтительно склонилась и отошла в сторону.

Шаман подошел к Джеймсу и осмотрел рану, потом обнажил его грудь и стопы, развернул его головой на восток и сел рядом с ним на колени. Лицо его стало серьезным и сосредоточенным. Он прикрыл глаза и стал тихо что-то бормотать, раскачиваясь всем телом. Шепот, слетавший с его губ, был полон муки, как будто он испытывал жестокую боль. Постепенно его голос становился громче, четче, превращаясь в тихую мелодию.

– Хе-га хей-я хе, хей-я хе, хей-я хе, – пел шаман. Слова эти повторялись снова и снова, обретая силу, привлекая, приглашая, заставляя прийти духов – вакан, которые уснули в далеких горах, или притаились совсем рядом в ночи.

– Дум, дум, Дум, дум, Дум, дум, Дум, дум – монотонно вторил им водяной барабан[2], появившийся в руках индианки. От этих вибрирующих ударов сердце, казалось, замирало и останавливалось, а с новым звуком вновь оживало и билось уже в унисон с барабаном. Треск костра стал совсем неслышным, и даже воздух застыл в пещере, внимая странной мелодии. Шаман в глубоком трансе закрыл глаза, вслушиваясь в тишину. Его лицо исказилось от напряжения, тело покрылось крупными каплями пота, чувствуя появление духа – он летел к нему сквозь ночной воздух, среди деревьев, под землей, везде, повинуясь велению. Едва заметная туманная паутина зависла над его головой, и вдруг резко втянулась в его ноздри.

Шаман резко хлопнул в ладоши, остановив песню на середине фразы, а потом заговорил громко, быстро, отрывисто, монотонно, все глубже входя в состояние экстаза, обращаясь к своему вакану и постепенно полностью сливаясь с ним. Монолог превратился в диалог – дух ответил шаману.

Индеец поднялся с колен и закурил трубку. Сделав три затяжки, он сначала медленно, потом все быстрее и быстрее стал обходить костер по ходу солнца, потом вернулся к Джеймсу и, затянувшись, с силой выпустил дым ему в лицо. В этот момент Джеймс открыл глаза и увидел в клубах дыма склоненную к нему оскаленную медвежью пасть, но не двинуться, ни крикнуть он не смог, парализованный гипнотической силой. Шаман же, встав на колени и склонившись над ключицей, стал высасывать черную кровь из раны, вытягивая яд и сплевывая рядом в небольшую ямку. Потом он вновь, втянув дым из трубки, закружился вокруг пламени, и опять склонился над раной, выплюнув на этот раз вместе с кровью какой-то черный предмет. В третий раз пройдясь кругом костра и высосав кровь, он сплюнул ее на ладонь, окрасив алым. Теперь его уставшего и разгоряченного вакана мучила жажда. Последний раз шаман приник губами к ране и сглотнул горячую соленую жидкость. Удовлетворенный дух успокоился, прозрачным облачком вышел из тела и скрылся, а изможденный шаман упал на каменный пол.

Индианка поднесла ему чашу, и он долго большими глотками пил воду, потом засыпал ямку с черной кровью песком и, пошатываясь, вышел из пещеры. Затем девушка напоила Джеймса, наложила какую-то мазь на его рану и туго перебинтовала. Не в силах разобраться, где явь, а где видения измученного лихорадкой мозга, он почти мгновенно впервые уснул тяжелым, но несущим облегчение сном.

Проснулся Джеймс от солнечного света, щедро лившегося в пещеру от входа. Он приподнялся и сел, опершись спиной о стену. Слабость сковала все его тело, но боль и жар отступили, что было чудом. Джеймс ясно помнил, что края раны побагровели, а сильнейшее воспаление и инфекция вызвали жестокую лихорадку. Судя по всему, жить ему оставалось совсем недолго, не сейчас он чувствовал себя намного лучше. Ключицу стягивала тугая повязка, и Джеймс постепенно стал вспоминать прошедшую ночь – индейца, одетого в шкуру медведя, его странный танец и гулкие удары барабана. Конечно, за время странствий он слышал немало рассказов о могущественных индейских шаманах – говорящих с духами, но считал это суеверием, а теперь, кажется, он воочию встретился с одним из них и получил от него дар – жизнь…

В пещеру вошла индианка и стала вытаскивать из кожаной сумки еду – свежие кукурузные лепешки, фрукты и пеммикан[3]. Потом она подошла к Джеймсу, дотронулась до повязки и впервые улыбнулась. От ее улыбки у него вдруг перехватило дыхание, она была похожа на яркий луч света, наполнивший его истерзанное тело покоем, теплом и счастьем, разгладивший его лицо и прояснивший мысли.

– Как тебя зовут? – спросил он, нежно дотронувшись до ее руки.

– Тахисши Монивапутс – Лунный Цветок, – ее голос был глубоким и бархатным, с небольшим акцентом.

– Ты говоришь по-английски? – удивился Джеймс.

– Немного. Когда я была маленькой, вождь моего трайба[4] в битве с американцами захватил белую девушку. Она жила с нами много месяцев. Мы подружились, и она учила меня говорить.

– И что с ней стало потом?

– Она сбежала во время нападения белых. Тогда погиб почти весь мой трайб… Остались только мы с отцом. В тот день мы собирали травы в горах.

– Значит меня спас твой отец? Но почему он помог мне, ведь вы должны ненавидеть белых?

– Я попросила его. На тебя указал Отоке Ниуи – Звездный Шаман. Я увидела, как он спустился с небес и позвал меня. Я долго шла на его зов, пока не нашла тебя. И только тогда он исчез. Я должна была выполнить его волю, иначе его гнев будет велик…

– Кто такой Звездный Шаман? Откуда он узнал обо мне? Я точно помню, что меня никто не видел – не было ни единого человека вокруг.

– Он знает все. И обо всех.

– Как Бог?

– Нет. Очень давно он был человеком и очень могучим шаманом. Его могущество равнялось могуществу пяти шаманов, но все равно ему этого было недостаточно. Он не мог вылечить всех, не мог оградить от опасности весь индейский род. И тогда он взошел на Наакво-Вос – Медвежью Гору и попросил Махео, Великого Духа, дать ему еще большую мощь, чтобы каждому человеку досталась его помощь. И впервые Махео спустился на Землю в виде огромного огненного шара, испускающего огромные сияющие искры, таявшие в ночном небе. Тронула его забота шамана о каждом человеке, и коснулся Махео его своим огненным покрывалом, и подарил ему невиданное могущество.

Вернулся шаман к своим людям и стал он для них Великим. Его могущество протянулось от океана до океана. Он мог своим взглядом двигать горы, наполнять водой реки и воскрешать мертвых к жизни. Со всех концов Земли люди приходили к нему за помощью, и никому не было отказа. И только Черный Колдун затаил на него злобу, завидуя его мощи. И стал он говорить людям, что мощь шамана не от Махео, а от злого духа. Много лун он уговаривал их убить шамана, пока не коснулся он их всех своим темным колдовством. Немногие, но ему поверили. Они пришли ночью в его типи и убили шамана.

Но дух шамана был бессмертным. Вышел он из его тела золотым облаком, и сказал: «Я хотел вам помочь, но вы оказались неблагодарными и завистливыми. Теперь я ухожу, но не могу я вас оставить без помощи, поэтому иногда я буду приходить, предупреждать о бедах и делиться своей силой с достойными. Но только самый достойный сможет удержать данную мною силу. Тогда он станет почти равным мне по могуществу. Но если нечистый душой человек коснется меня, сила изгонит из его сердца зло, и выйдет зло, покрыв его тело ужасными язвами, от которых не будет избавления».