Жизнь и Учение мастеров Дальнего Востока - Бэрд Сполдинг

Разнообразные учения, культы, верования и «углы зрения» помогают, в конце концов, понять, что в основе каждого из них лежит глубинный фактор действительности, который мы упустили из виду и с которым пока еще не вступили в контакт. Этот фактор по праву принадлежит нам, и мы с полным основанием можем им пользоваться. Такое понимание послужит побудительным стимулом к действию. Если человек знает, что существует нечто, чем он мог бы обладать, но пока еще не обладает, он наверняка завладеет им. Так осуществляется движение вперед. Божественное сознание внушает эту идею человеческому сознанию, и человек начинает понимать, что впереди его всегда ждет что-то новое. На данном этапе он обычно совершает грубейшую ошибку, полагая, что идея пришла к нему не из Божественного источника, а является его собственным изобретением. Человек отпадает от Бога и, вместо того чтобы позволить Господу выразить через него Свое совершенство, продолжает выражаться собственными силами и порождает несовершенные проявления совершенных вещей.

Если бы человек осознал, что любая идея — это непосредственное, совершенное выражение Господа, и немедленно превращал бы ее в свой собственный идеал, если бы он заглушил свой человеческий голос и позволил Господу свободно и совершенно в себе выражаться, он сумел бы породить совершенный идеал. Нам нужно понять, что Бог превосходит наши конечные понятия и что от них следует отказаться. Только так человек научится совершенному выражению. Человек должен навсегда. Расстаться со своими душевными и умственными силами и научиться выражать Самого Бога, ибо все душевные силы созданы самим человеком и всегда заводят его в тупик».

Глава 16

На этом беседа прервалась, и все пожелали друг другу спокойной ночи. Утром мы встали пораньше и в половине седьмого решили позавтракать. Выйдя на улицу, мы повстречали своих друзей, которые гуляли и беседовали между собой, как простые смертные. Когда они поздоровались с нами, мы выразили свое удивление, что застали их за столь прозаическим занятием. «Мы такие же люди, как вы, — ответили они. — Вы все еще считаете, что мы чем-то отличаемся от вас? Полноте! Между нами нет никакой разницы. Просто мы в большей степени, чем вы, развили у себя Богоданные способности».

На наш вопрос: «Почему мы не можем делать то же, что и вы?» последовал ответ: «Почему далеко не все, с кем мы общаемся, следую! нашему примеру и поступают так, как мы? Мы не можем, да и не желаем навязывать кому-либо свою волю; все люди вольны жить так, как считают нужным. Мы всего лишь демонстрируем наиболее простой и легкий способ жить, которым, испытав его на себе, мы сами остались довольны».

За завтраком разговор вращался вокруг будничных тем. Удивлению моему не было предела. Напротив нас за столом сидело четыре человека. Один из них прожил на Земле больше тысячи лет. Он настолько усовершенствовал свое тело, что мог брать его с собой куда угодно; оно оставалось таким же молодым и бодрым, как у тридцатипятилетнего, и этому совершенству насчитывалось уже около двух тысяч лет. Рядом с ним сидел его потомок в пятом поколении. Он прожил на Земле около семисот лет, но на вид ему можно было дать не больше сорока. Они беседовали с нами, как обычные люда. Эмиль разменял уже шестую сотню, а выглядел лет на сорок; Джасту было около сорока, примерно столько ему и давали. Они разговаривали друг с другом, как братья. Ни тени превосходства, сама доброта и простота и при этом — железная логика и взвешенность каждого слова ни малейшего намека на мистику и волшебство — так обычно говорят между собою простые смертные. Я никак не мог отделаться от мысли, что вижу все это во сне.

Когда мы встали из-за стола, один из моих товарищей вынул кошелек, намереваясь расплатиться. Эмиль остановил его и, сказав: «Вы наши гости», протянул служанке пустую ладонь; хорошенько присмотревшись, мы заметили в ней несколько купюр. Наши друзья не носили с собой денег, но никогда не ощущали их нехватки. По мере надобности они получали их от Самого Всевышнего.

Когда мы вышли из дома, Мастер, сопровождавший пятую группу, сказал, что ему пора возвращаться, и, попрощавшись, исчез. Мы записали точное время его исчезновения, и впоследствии узнали, что уже через десять минут он явился к своей группе.

Мы весь день гуляли с Эмилем, Джастом и Мастером-«летописцем» по деревне и ее окрестностям. Наш новый друг подробно пересказал различные случаи из жизни Иоанна Крестителя в их деревне. События двухтысячелетием давности так живо предстали перед нашими очами, словно бы мы сами окунулись в далекое прошлое и пообщались с человеком, который раньше казался нам полумифической фигурой, плодом талантливой мистификации. Отныне Иоанн Креститель стал для меня настолько реален, что я воображал себе, как он шагает вместе с нами по улицам деревни и слушает наставления этих великих людей, но не в силах постичь фундаментальной истины их учения.

Пробродив весь день, наслушавшись занимательных историй и выдержек из летописей, которые нам читали и переводили на том самом месте, где две тысячи лет назад произошли описываемые в них события, мы вернулись в деревню ужасно уставшие. Трое же наших друзей, не отстававшие от нас ни на шаг, нисколько не утомились и шагали все так же легко и непринужденно. Вся наша одежда пропотела и покрылась пылью, одеяния же Мастеров остались белоснежными и безукоризненно чистыми.

Странствуя с этими людьми, я не раз отмечал, что их платье никогда не пачкается. Мы неоднократно высказывали недоумение по этому поводу, но не получали удовлетворительного объяснения. В тот вечер наш друг-«летописец» охотно нам все рассказал: «Вас удивляет чистота наших одежд? А нам наоборот непонятно, почему одна крупинка созданной Богом субстанции должна прилипать к другому Божьему творению, которому она вовсе не нужна и где ей не место. Если бы вы обладали правильными представлениями, то не страдали бы от грязи. Ибо ни одна крупинка Божьей субстанции не сдвинется с места без особой нужды».

И тогда нас осенило, что наша одежда, наши тела безукоризненно чисты. И все мы тут же преобразились. О да, это было «пре-ображение»! Усталость как рукой сняло; мы ощутили свежесть и бодрость, словно только что встали с постели и приняли утренний душ.

Это было лучшим ответом на наш вопрос. В тот день мы заснули с чувством глубочайшего удовлетворения. Никогда еще не испытывали мы такого полного покоя. С тех пор чувство благоговейного страха сменилось в нас глубокой любовью к этим простым, добрым людям, которые трудятся на пользу человечества, или, как они сами выражаются, помогают своим «братьям». Мы тоже стали считать их братьями. Они никогда не полагались на собственные силы и утверждали, что через них выражается Господь: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также»».

Глава 17

Мы проснулись в предвкушении новых непредсказуемых событий. Теперь каждый день становился для нас откровением, а ведь мы только еще начинали осознавать глубокий внутренний смысл происходящего.

За завтраком мы узнали, что сначала посетим деревню, расположенную высоко в горах, а затем поднимемся в один из тех храмов, которые я видел с кровли другого горного приюта. Еще нам сказали, что на лошадях мы сумеем проехать не более пятнадцати миль; затем придется спешиться, и два крестьянина, которые будут нас сопровождать, отведут лошадей в соседнюю деревню и присмотрят за ними, пока мы не вернемся. Все произошло, как мы и предполагали: встав с седел, мы стали взбираться по узкой горной тропке с кое-где высеченными в скале ступеньками. Заночевали мы в хижине на вершине горы, примерно на полпути к деревне.

Хозяином оказался пухлый веселый старичок; он катался по дому, как колобок, весело щуря заплывшие жиром глазки. Едва завидя Эмиля, он сразу же стал просить, чтобы тот излечил его, утверждая, что если Эмиль не поможет, то он уже не жилец на этом свете. Мы узнали позже, что этот постоялый двор был построен несколько веков назад его предками. Сам же старичок принимал странников уже более семидесяти лет. Когда он вступал во владение сторожкой, Мастера исцелили его от «наследственной болезни», считавшейся неизлечимой. В течение двух лет он жил праведной жизнью, но постепенно утратил к ней интерес и, сталкиваясь с трудностями, стал все больше уповать на помощь со стороны. На протяжении двадцати лет хозяин преуспевал, на здоровье тоже жаловаться не приходилось, но вот ни с того ни с сего он вдруг принялся за старое, и жизнь его стала напоминать глубокий летаргический сон. Как оказалось, это вполне типичная история. Люди привыкли к легкой, беззаботной жизни, и малейший труд представляется им тяжелой обузой, от которой нужно поскорей избавиться. Они очень быстро обо всем забывают и машинально твердят мольбы о помощи, стараясь не вникать в их глубинный смысл.