Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

Как раз в это время ходатайство Лабади рассматривалось в сенате. Казанова был уверен, что дело устроилось как нельзя лучше, и на другой день объявил своему отцу, что пойдет поздравить Лабади.

— Не хлопочи напрасно, мой друг, — сказал ему старик, — сенат отказал твоему протеже.

— Как так? Ведь три дня тому назад дело было почти уже решено в его пользу?

— Да, но во время прений я высказался против его назначения, и ему отказали. Я и сам раньше был за него, но случай с тобою показал мне, что этот человек не обладает подходящими качествами для исправления должности, которой просит. Посуди сам, если бы он был умный человек, разве он решился бы отказать тебе в такой пустой просьбе?

Лабади бесновался, узнав об отказе. — Если бы вы предупредили меня, что эти сто цехинов необходимы для того, чтобы заткнуть рот Брагадину, то я, конечно, дал бы их.

— Если бы вы были рассудительнее, то сами бы это угадали, — отрезал ему Казанова, успевший вникнуть в политику своего названого папаши.

В конце 1746 года Казанова имел случай оказать большую услугу одной красавице-аристократке. Вот как происходило дело по его рассказу.

Казанова прогуливался по улице и увидел молодую даму, только что вышедшую из дилижанса, прибывшего из Феррары. Дама была в видимой нерешительности; ей нужно было куда-то направиться, что-то расспросить, но она не знала, к кому обратиться. Казанова подлетел к ней и почтительнейше предложил свои услуги. «Меня как будто толкнула к ней какая-то тайная сила», — философствует он.

Из расспросов оказалось, что таинственная незнакомка была девушка знатной фамилии, бежавшая с молодым венецианцем из родительского дома. Но ее возлюбленный опередил ее дорогой и должен был прибыть в Венецию раньше ее; теперь она явилась туда же вслед за ним, но не знала, как найти его. Девушка не могла скрыть своего подозрения, что соблазнитель бросил ее. На вопрос Казановы, надеется ли она, что он исполнит свое обещание жениться на ней, она отвечала, что он дал ей на это письменное обязательство, и умоляла своего случайного покровителя указать ей дом своего названого жениха. В то же время она показала Казанове и пресловутое письменное обязательство. Казанова тотчас узнал, с кем столкнул случай бедную девушку. Это был некто Стефани, чиновник государственной канцелярии, мот, кутила, человек в долгу как в шелку, личность положительно подозрительная.

Внешность, свидетельствовавшая о несомненном благородстве молодой девушки, и ее трогательная беспомощность оказали на Казанову свое действие. Он близко принял к сердцу ее интересы. Прежде всего он отговорил ее идти к Стефани; она могла не застать его дома, а мать Стефани неизвестно как еще приняла бы незнакомку, явившуюся с таким документом в руках. Он умолял девушку довериться ему, а той ничего другого и не оставалось. Он тотчас отвел ее к одной вдове, женщине честной, на которую можно было положиться, и устроил там свою интересную незнакомку. Дорогою она рассказала ему в подробностях всю историю своего злополучного пассажа с проходимцем Стефани и своей неподдельной искренностью окончательно пленила Казанову, который тут же решил во что бы то ни стало выручить ее.

Оставив ее у вдовы, он побежал к Стефани. Гондольеры сказали ему, что Стефани три дня тому назад вернулся в Венецию, но потом опять выбыл неизвестно куда. Казанова повстречал одного знакомого аббата и из разговора с ним узнал много подробностей о семействе своей незнакомки. Аббат этот жил в Болонье, откуда была родом девушка. Она происходила из почтеннейшей семьи: ее брат служил офицером в папской гвардии. Дальнейшие расспросы и розыски окончательно убедили его в том, что мазурик Стефани ни в каком случае не исполнит своего обещания, да если бы его и принудить к тому, то это было бы еще худшим несчастием для его жертвы. Дело усложнялось и принимало чрезвычайно хлопотливый оборот. Оставался, собственно говоря, один разумный выход: помирить с беглянкою ее родию и водворить ее в семью. Но как это устроить? Случай и тут выручил Казанову.

Отец и брат беглянки пустились за ней в погоню, напали удачно на ее след, разузнали даже, с кем она бежала, и явились в Венецию. Они пожаловались на Стефани, требовали его наказания и выдачи девушки. Казанова узнал об этом от друга своего названого отца, сенатора Барбаро.

— Мне представили, — рассказывал Барбаро за обедом у Брагадина, — одного знатного иностранца, который здесь хлопочет по одному очень щекотливому делу. Один из наших молодцов похитил у него дочь и, должно быть, теперь прячется с нею где-нибудь тут, в Венеции. Но штука в том, что мать этого похитителя — моя родственница. Не знаю, как бы отклонить от себя это дело.

Казанова тотчас понял, о каком деле идет речь; он выслушал Барбаро с притворным равнодушием; затем тотчас побежал к своей протеже и рассказал ей обо всем. Она начала умолять его, чтобы он уговорил Барбаро стать посредником между нею и ее отцом. Казанова и сам понимал, что это наилучший путь к улажению дела. Но надо было соблюсти всевозможную осторожность. Сказать Барбаро, что девушка находится в руках Казановы, было бы не совсем ловко; это до поры до времени, напротив, надо было скрывать. На выручку явилась все та же знаменитая кабалистика. Барбаро, терзаемый нерешительностью, поручил Казанове спросить оракула, следует ли ему, Барбаро, принять участие в этом деле. Оракул дал ответ, который на этот раз поразил трех сенаторов своею резкою определенностью: «Вы должны, — вещал оракул, — взяться за это дело, но единственно с той лишь целью, чтобы примирить отца с дочерью, совершенно оставив мысль принудить похитителя жениться на ней, так как Стефани осужден на смерть Божественною волею».

Нечего и говорить, в каком изумлении и восхищении остался Барбаро от этого ответа. Решение оракула развязывало ему руки. Он мог покончить дело, не причинив никакого ущерба и огорчения своей родственнице, матери Стефани.

Старики все втроем тотчас принялись за дело. Они позвали отца беглянки обедать, обласкали, очаровали его и мало-помалу расположили родительское сердце к прощению и примирению. Оставалось, однако, уладить последний, самый щекотливый пункт приключения, а именно, замаскировать участие в нем Казановы. Но и тут все постепенно обошлось хорошо, при участии кабалистики. Отец беглянки, продолжая свои розыски, напал-таки на след Казановы. Он узнал, что дочь его прибыла в Венецию в феррарском дилижансе; что при выходе из дилижанса она тотчас встретила какого-то человека и что этого человека видел с нею гондольер. Отец девушки разыскал этого гондольера, и тот сказал ему, что в виденном им спутнике беглянки он признал Казанову. Брагадин поспешил на выручку своему названому чаду. Он распространился в похвалах его чести и лояльности и сказал, что если девушка попала в руки его сына, то остается только поздравить с этим ее отца и заверить его, что его дочь находится в надежных руках. Казанова, узнав обо всем этом, счел за нужное немедленно предупредить Брагадина, рассказав ему правдиво все приключение. Он не преминул, разумеется, упомянуть о том, что вышел навстречу девушке, прибывшей из Феррары, повинуясь внушению свыше: кабалистика должна же была и тут простереть свою спасительную руку! Вместе с тем вдруг стало известно, что соблазнитель Стефани принял решение поступить в монахи и уже постригся; таким образом, оправдывалось предсказание оракула о его смерти: он ведь в самом деле «умер для света».