Арминэ - Виктория Вартан

На следующий день мальчишки пошли в сельпо, где, как всегда, уже сидело на ступеньках несколько стариков. Там был и дед Маркос, который радостно рассказывал присутствующим:

— Ну так вот… встаю я, братцы, сегодня утром, выхожу во двор и вдруг вижу у калитки большую кучу дров. И дрова-то все сухие, полешки один к одному.

— Вай, Маркос-джан, неужели правду говоришь? — удивился самый древний из стариков.

— Кто же это мог привезти тебе дрова? — спросил другой. — Будто знали, что сам ты не можешь за ними поехать.

— Я вот тоже думаю, думаю и никак не придумаю, кто же это мог завезти мне дрова, — счастливо улыбаясь, сказал дед Маркос и погладил длинную бороду.

— Кто бы это ни был, дай бог ему долгих лет жизни! — сказала тетка Гоар, стоявшая с кульком сахара, купленным в сельпо. — Я тут недавно тоже нашла у себя во дворе инжир. И до сих пор не знаю, кто это угостил меня.

— Вай, неужели не догадались, что это урваканы спустились с гор? — воскликнула древняя старуха, вязавшая чулок.

Давид и Шаген украдкой переглянулись: они знали по рассказам стариков, что урваканы — это души умерших добрых людей. Они обитают на вершине высокой горы, у подножия которой находится саришенское кладбище. Старухи верят, что урваканы, приняв облик туч и облаков, день и ночь следят с вершины горы за жизнью в Саришене и часто наказывают дурных людей, насылая на их дома и сады град или молнии. Когда грохочет гром на окутанной тучами и облаками вершине горы, старухи говорят, что это сердятся урваканы, и, боясь их гнева, все поспешно закрывают двери и окна на запор.

Багратов осел

— Что новенького? — спросил Давид Шагена спустя несколько дней после операции с дровами. Ему уже не терпелось совершить какую-нибудь новую проделку.

— Ничего, — ответил Шаген. — А у тебя?

— У меня тоже никаких новостей.

— А давай сходим к сельпо. Там всегда много народу. Может, чего и услышим, — предложил Шаген.

В этот полуденный час у сельпо действительно было много людей. Мальчики пристроились на ступеньках крыльца. Недалеко на лавочке сидели два старика и, перебирая свои четки, беседовали. К одному из них подошел мужчина в кепке. Это был дядя Арташес, отец Армена и Сурена — мальчишек, что жили по соседству с Давидом.

— Дядя Баграт, одолжи мне на завтра своего осла.

— А зачем тебе? — Дед Баграт даже перестал перебирать четки.

— Да мне надо съездить в районную больницу навестить Сурена.

— А почему не на автобусе?

— Понимаешь, мне надо рано поехать и рано вернуться. Дел у меня много завтра в конторе, не могу надолго отлучиться, — объяснил дядя Арташес.

— Рад бы дать осла, но не могу, — сказал дед Баграт. — Мне самому надо завтра утром съездить на бахчу за арбузами и дынями.

— За дынями можно съездить и послезавтра. Никуда они не денутся.

— А мальчишки? Они ж каждый день наведываются на бахчу. Нет, брат, не обижайся, но осел нужен мне самому.

— Что ж… — грустно сказал отец Армена и Сурена. — Тогда мне придется встать часа в четыре утра и отправиться в больницу пешком. — И он, ссутулившись, пошел прочь от стариков.

Давид посмотрел вслед своему соседу и толкнул локтем Шагена. Тот поглядел на него вопросительно.

— Пошли, есть дело, — сказал Давид и встал с места.

— Какое дело? — спросил Шаген, когда они отошли в сторону.

— Надо во что бы то ни стало достать осла для отца Сурена.

— А как?

— Сейчас скажу как…

Поздно вечером, когда отец с матерью легли спать, Давид бесшумно вылез из постели и в чем был — в трусах и майке — выпрыгнул из окна веранды.

Шаген уже стоял и ждал его в условленном месте — у дома деда Баграта, того самого, который пожалел дать своего осла.

— Принес морковь? — тихо спросил Давид.

— Ага, — вполголоса ответил Шаген, — вот…

— Тогда пошли…

В доме ни огонька. Давид толкнул калитку, однако она оказалась запертой изнутри. Он просунул руку за штакетник и открыл крюк.

— Давай сюда морковку… — тихо сказал Давид, толкнув калитку. Шаген последовал за ним.

Они проскользнули во двор и стали осторожно пробираться к навесу, под которым был привязан осел. Животное мирно жевало сено из кормушки. Давид подошел к ослу, потрепал его длинные уши, потом протянул ему морковь. Осел сразу же обхватил морковь мягкими теплыми губами.

— Отвяжи его, — тихо сказал Давид Шагену.

Шаген отвязал осла и, держа за поводья, потянул в сторону калитки. Давид шагал рядом с ослом, держа следующую морковь перед самым его носом. Осел, словно загипнотизированный лакомством, послушно шел за Давидом.

Когда они подошли к дому Армена и Сурена, Давид скормил ослу всю оставшуюся морковь, толкнул калитку и пропустил вперед Шагена. Шаген прошел вперед, таща за собой осла.

Стараясь не шуметь, мальчишки привязали осла к тутовому дереву, бросили ему охапку сена и, на прощание приласкав его, вышли на улицу и тут же разошлись по своим домам.

Утром, едва продрав глаза, Давид выскочил из дому и бросился к ограде, отделявшей их двор от соседского: осла под тутовым деревом не оказалось.

После завтрака к Давиду явился Шаген. Больше часа приятели возились с Санасаром, собакой Давида, все время поглядывая на соседний двор. Около двенадцати часов мальчики увидели наконец на осле отца Сурена.

— Дядя Арташес! — крикнул Давид через ограду. — Вы съездили в больницу к Сурену?

— Да.

— Ну и как он там?

— Хорошо. Скоро вернется домой. Может, дней через пять. — Он снял поклажу с осла и поставил на крыльцо. — Хороший осел у Баграта, послушный.

— Значит, нашему мальчику уже лучше? — спросила мать Сурена, выйдя на крыльцо. — Ну слава богу… А где ты взял осла?

— Видно, Баграт поздно вечером привел его к нам во двор. И даже не стал меня будить, привязал к дереву и ушел. — Дядя Арташес погладил серого по спине. — Он, Баграт, только с виду кажется черствым, а на самом деле сердечный человек… Вай, что это вы гогочете? — спросил отец Сурена, повернувшись к Давиду и Шагену.

— Будешь есть? — спросила дядю Арташеса его жена.

— Нет, сначала отведу осла его хозяину, ну и поблагодарю за доброе дело, а оттуда побегу в контору, — ответил дядя Арташес и вышел, ведя осла под уздцы.

— Давай побежим тоже! — сказал Давид.

— Куда?

— Посмотрим на деда Баграта — какую он состроит гримасу, когда к нему придет дядя Арташес с ослом.

Мальчишки добрались до Багратова дома раньше, чем отец Сурена с ослом. Давид с Шагеном спрятались в кустах за забором и стали ждать.

Когда дядя Арташес вошел с ослом во двор к Баграту, тот на него посмотрел так, словно перед ним стоял урвакан.

— Это ж мой осел!.. — воскликнул он в изумлении, хлопнув себя по бедрам.

— Да, твой осел, — ответил отец Сурена. — В целости и невредимости. Я должен покаяться перед тобой, Баграт-джан. Я думал о тебе плохо… А ты, оказывается, добрейший человек. Надо же, сам привел ко мне осла, чтобы я мог съездить к больному сыну…

— Что-о?! Я?! — гулко стукнул себя в грудь Баграт. Глаза его готовы были выскочить из орбит. — Привел к тебе своего осла? Что я, дурак, чтобы приводить к тебе своего осла?

Давид и Шаген затаив дыхание слушали их разговор.

— Как?! Разве не ты привел ко мне во двор поздно вечером осла? — спросил дядя Арташес и с изумлением уставился на Баграта.

— Я?! Вай! Да ты что, смеешься надо мной? Я его с самого утра ищу по всему поселку. Весь извелся от беспокойства… Чего это ради я буду приводить к тебе своего осла?

— Что же, стало быть, твой осел оказался добрее, человечнее тебя: видно, он сам явился ко мне поздно ночью, — сухо сказал отец Сурена и Армена, повернулся и вышел на улицу.

Мальчишки притаились за кустом, растущим возле штакетника, когда дядя Арташес, что-то сердито бормоча под нос, прошел мимо. Но едва только он исчез из виду, они безудержно расхохотались.

— Аревик, слышала про эту историю с Багратовым ослом? — обратился отец Давида к жене за ужином. Она кивнула. — И вообще, удивительные вещи происходят в нашем поселке за последнее время.

— Старухи говорят, что это все дело рук урваканов. Каждую ночь они спускаются со своей горы в поселок и…

— Урваканы?! — воскликнул Давид. — Они считают, что это все урваканы делают?! Вай, не могу!.. — И мальчик расхохотался.

— Слушай их побольше, — смеясь, сказал отец матери, — они тебе что хочешь наговорят.

— Послушай, Шаген, знаешь, какие слухи пошли по поселку? — спросил Давид, когда приятели на следующий день направились к сельпо послушать, о чем толкуют люди.

— Какие?

— Представляешь, старухи думают, что всё, что мы сделали, — сделали урваканы.