Сны - Даниэла Сакердоти

Я была дома.

— Ты научишь ее. И она будет Провидцем, — сиял Джеймс, глядя на мать.

— Да. Мы присмотрим за ней, — лицо Мораг на мгновение опечалилось. Я знала, что она думала о Мэйриде, дочке, которую она потеряла. Еще одна причина, почему я могла помочь им, помочь им всем. Смягчить боль потери Мэйриды.

Той ночью, когда я пошла, спать, слова Мораг танцевали в моей голове: это девочка. Моя дочь. Будущая Миднайт.

На следующее утро я проснулась в мокрой постели. На четыре месяца раньше срока моя дочь была готова появиться в этом мире.

Но, конечно, не ее тело.

Я держала ее, как куклу, такую холодную, такую неподвижную, слишком потрясенная, чтобы плакать. Джеймс плакал у моей постели. Мораг стояла у окна, выглядевшая как тринадцатая волшебница, которая прокляла Спящую Красавицу на ее крестинах. Теперь я знаю, что она видела, что ждет нас впереди, что собирался сообщить врач.

На следующий день меня забрали в больницу из-за осложнений, и там нам сказали. Они сказали, что то, что я так долго смогла носить Фейт, было чудом. Что она смогла жить внутри меня целых пять месяцев было чудом, потому что я вообще не могла иметь детей, никогда.

— Есть способы. Пока еще слишком рано думать об этом, но вы можете подумать о приемных детях... — когда врач произнес это, по-доброму держа мою руку, Мораг засмеялась.

Она смеялась.

Конечно, приемные дети не будут наделены талантами Миднайтов. Можно научиться колдовству, но не Провидению, не темной воде и не смертельному взгляду Миндайтов. Они могут лишь передаться с кровью. Мораг смеялась своим горьким смехом, а я плакала и плакала, потому что потеряла дочь и знала, что должно случиться. Я знала, что дальше скажет Мораг.

Я знала, что скажет Мораг, но я никогда, никогда не подумала бы, что Джеймс встанет на ее сторону. « Джеймс любит меня »,— говорила я себе снова и снова.

Через неделю я оказалась дома. Из окна мы наблюдали, как выносили маленький белый гроб, а я была слишком больна, чтобы идти с ней — я едва стояла. Именно тогда они решили сказать мне.

— Кэти, дорогая. Не торопись. У тебя столько времени, сколько нужно. Мы найдем место, где ты сможешь жить, где тебе захочется.

Я не воспринимала слова Мораг несколько минут. Кровь звенела у меня в ушах, и комната кружилась. Уже. Она уже прогоняет меня.

— Джеймс, — взмолилась я.

Он был в растерянности, и я это видела. Он сидел на кровати и обнимал меня, гладил волосы, позволяя плакать на своем плече. Его собственные слезы смачивали мою ночную рубашку.

— Любовь моя...

Конечно, он не отпустит меня? Конечно, он откажет Мораг, он же сказал, что хочет меня, не смотря ни на что?

— Кэти, — он так крепко прижал меня, что я была уверена, что он не отпустит. Он по-настоящему любил меня, слишком сильно, чтобы так поступить.

А потом он взял меня за плечи и посмотрел мне в глаза. Его лицо было таким красивым, как всегда, эти невероятно зеленые глаза, как весенний лес.

— У тебя столько времени, сколько нужно, — сказал он.

Мое сердце разбилось в тот момент, и никогда больше не стало целым. Джеймс, моя единственная и первая любовь, мой муж, тоже прогонял меня.

Я пыталась уйти тихо. Я пыталась держать голову прямо, когда садилась в машину. Я ненавидела себя, когда вместо этого я побежала в объятия Джеймса и молила его не отпускать меня.

— Мне жаль. Мне так жаль, — сказал он. — Я не могу пойти против моей семьи.

Когда Мораг взяла меня за руку и отвела к машине — это была последняя степень унижения. Я посмотрела ей в лицо, искала ее прошлую любовь ко мне, хоть какое-то сострадание. Но ничего из этого не увидела.

Я была сломлена, одинока. Бесполезна. Оплакивала свою дочь, свою потерянную любовь, семью, которая была моей.

Оплакивала мать, которой я никогда не стану.

Анна проскользнула на мое место в семье Миднайтов. Может она тогда уже ждала и надеялась, я не знаю. Я помню, где была, когда узнала. Жестоко, но я прочитала в журнале. Видите ли, мы с Анной учились музыке вместе. Она была потрясающей, абсолютно потрясающей, и ее ждала превосходная карьера. Она уже заявляла о себе, даже несмотря на молодость. Я наблюдала за ее успехом с радостью и толикой гордости, потому что она была моей подругой. Мы всегда соревновались, но когда я стала женой Джеймса, моя карьера больше не имела для меня смысла, так что я совершенно не завидовала Анне.

Джеймс с Анной познакомились через меня, мимоходом. Едва обменялись парой слов. Она была так не похожа на меня — темноволосая, маленькая, застенчивая, всегда пытающаяся спрятаться подальше. Я действительно не думала, что Джеймс посмотрит на нее дважды.

А теперь они женятся. В журнале страница за страницей печаталось об их свадьбе на Айле, Анна стояла в белом на фоне моря, Джеймс с улыбающимися глазами, такой красивый в этом килте. И Мораг. Высокая, гордая, неулыбающаяся. Ее сфотографировали, когда она смотрела на своего сына и его жену, и она смотрела на них так, будто они были ее собственностью.

Я помню, как чувствовала себя больной от зависти, и, спотыкаясь, пошла к реке, думая, что для меня теперь есть лишь один путь. Я сидела на каменной скамье и пыталась найти в себе мужество прыгнуть. Я хотела, чтобы вода сомкнулась над моей головой. Я не хотела больше видеть или слышать или вообще быть. Я хотела остановить боль.

Я не смогла. Мои конечности не реагировали. Я не смогла выключить инстинкт самосохранения. Я не смогла достаточно сильно пожелать себе смерти.

Так что я продолжила жить. Я делала то, что делала Анна перед женитьбой, и теперь я была в журналах, на телевидении и в концертных залах всего мира. Я была бесплодна, но обладала талантом, о котором даже не знала до того момента. Мои пальцы порхали над фортепиано быстро, как птички. Я переложила все свое горе в музыку, и люди откликнулись.

Но я избрала холодный и безрадостный путь.

От меня ничего не осталось. Снаружи все выглядело так, будто я обзавелась замечательной жизнью: Кэти — молодой музыкальный талант, пианистка, композитор, забирающий все награды. Но, как это часто бывает, все оказалось не таким, как представлялось. Анна воплощала в реальность единственную мечту, которая имела для нее значение — Джеймс и его миссия, миссия, которая была моей, а теперь она сделала ее своей. Я знала, как она была счастлива, потому что знала, какой счастливой была бы сама на ее месте. Я бы отдала все — музыку, работу, жизнь, чтобы снова быть Миднайт, чтобы быть с Джеймсом.

Пока Анна жила с Джеймсом, пока она училась магическим навыкам у Мораг Миднайт, я жила и жила, бежала ни к чему, по крайней мере, ни к чему значительному. Люди, восхищающиеся и аплодирующие стоя, награды, важные концерты — все это было ничего не значащим водоворотом.