Страж неприступных гор - Феликс Крес

Алида никогда не оставляла без удовлетворения справедливые претензии. Было ясно, что притеснения и несправедливость быстро приведут маленькое княжество в упадок. Без опоры на ремесла, рыболовство, торговлю, без рабочих рук в порту и на рудниках Агары не могли сохранить независимость; если бы жители начали отсюда разбегаться, от порта на безлюдном острове не было бы никакой пользы. К счастью, благодаря установленным княгиней Алидой порядкам агарцы знали, что даже княжна Ридарета не все может себе позволить, но в любом случае всегда можно потребовать справедливости. Раладан поступил так же, как поступила бы его покойная жена, поскольку безгранично доверял ее здравомыслию. Он был рад, что на этот раз обошлось без случайных трупов — подобный ущерб труднее всего было бы возместить. На одном из фрегатов погибли трое солдат, но солдаты — это совсем другое дело. Им платили за военную службу и связанный с нею риск.

Решив официальные вопросы, правитель острова отправился в порт, желая взглянуть на последствия ночной орудийной пальбы. Ему доложили о том, как обстоят дела, но он верил лишь собственным глазам.

Княгиню Алиду видели в обществе редко и издалека — лучше всего ее знали жены моряков, в начале осени выходившие на высокий утес, ожидая скорого возвращения кораблей. Княгиня тоже была женой моряка… Княжну Ридарету, напротив, знали все, Раладана же — многие. Он порой любил заглянуть в таверну, поговорить с матросами, проследить, как идут дела в порту. Спокойный, рассудительный, не бросавший слов на ветер, он вовсе не был похож на лучшего лоцмана-шкипера Шерера, знавшего все проливы, мели и подводные скалы, а уж на пирата тем более.

Отвечая на приветствия прохожих, Раладан добрался до порта, протолкался через рынок, получив, несмотря на протесты, булку от торговца хлебом и жареную рыбину от торговца рыбой — оба даже слышать не хотели о плате. Закусывая рыбу булкой и не обращая внимания на толкавших его прохожих, Раладан посмотрел на склад с сорванной крышей, потом на разрушенную стену портового управления, покачал головой и пошел дальше. Как обычно, сведения оказались слегка преувеличенными; князь-моряк ничего другого и не ожидал, поскольку знал как количество орудий на «Гнилом трупе», так и их возможности. Чтобы полностью развалить здание, требовалось немало выстрелов — или везения.

Но парусник его дочери выглядел воистину удручающе.

Новые фрегаты агарской эскадры строились в расчете на значительно более тяжелое вооружение, чем прежде. Три плавучие батареи Раладана несли на борту самые мощные и тяжелые орудия из всех, что когда-либо видели на морях Шерера. Три залпа со всего борта — поскольку Раладан сомневался, что орудия заряжали и стреляли больше одного раза, — не повредили корпус, но от кормовой надстройки осталась лишь небольшая часть, упали все три мачты, перебитый руль болтался на одной петле. Большая толпа возилась с сетью разорванных и перепутанных канатов, рубила мачты и реи, пытаясь освободить доступ к набережной, поскольку весь мусор плавал на поверхности воды или торчал из нее, зацепившись за покалеченный корпус. С помощью импровизированного крана на берег вытаскивали кусок сломанной мачты. Послышались крики — кто-то обнаружил опутанное канатами тело матроса, который упал в воду и утонул, отчаянно барахтаясь среди остатков порванного такелажа.

Раладан почувствовал, что сыт этим по горло. Он на многое закрывал глаза, но все полчища пиратов вместе взятые, все пьяницы и скандалисты, все головорезы из Ахелии не наносили Агарам столько ущерба, как банда его дочери. Десять лет назад мирные жители Агар согласились с основанием на их островах пиратского княжества, поскольку у них просто не было другого выхода. Постепенно все более или менее устоялось: пиратские команды владели портом, вокруг которого выросли многочисленные новые таверны и бордели, в городе матросы сорили деньгами, иногда немного шумели, но, по сути, признали жителей Ахелии «своими», и драки случались не чаще, чем в любом другом портовом городе. Однако команда «Гнилого трупа» относилась к столице Агар как к захваченной после долгой осады крепости, а все в ней находящееся считала законной добычей. Уже не в первый раз городская стража при поддержке войска прибывала в Ахелию на помощь, спасая насилуемых в собственных домах женщин, вырывая из лап пьяных детин истязаемых ради забавы мужчин, отбирая награбленное имущество. Теперь они подожгли таверну — а то был далеко не первый пожар, устроенный парнями Прекрасной Риди, — и стреляли из пушек по зданиям. Что дальше? Наловят на улицах невольников, запихнут в трюм и поплывут продавать? Завладеют новым оружием, убивая спящих в казармах солдат? А может, захватят стоящий в порту корабль и создадут эскадру, поскольку на «Трупе» они уже с трудом помещались? Численность команды постоянно росла за счет очередных вытащенных из петли негодяев. Пираты? Пираты не возникали ниоткуда, ими становились обычные моряки, которых ни во что не ставили на торговых кораблях, кормили протухшим мясом, заставляли спать под дырявыми прогнившими одеялами и били палками за любую провинность. Иногда они сбегали, порой бунтовала вся команда. И они прибивались к морским разбойникам, поскольку не умели ничего другого, кроме как ходить на парусниках, — не имея возможности заниматься этим законно, они занимались тем же самым вопреки закону. Но на «Гнилом трупе» вряд ли был хоть один такой «пират по воле случая». Одни лишь мерзавцы, убийцы, поджигатели… И шлюхи, с которыми страшно было пойти, поскольку за ними тянулась мрачная слава воровок и наемных убийц. Перерезанное горло — слишком дорогая цена за одну ночь с такой девицей. Что там говорить об украденном кошельке…

Гнев снова охватил Раладана. Он позвал к себе десятника, командовавшего стражей на паруснике.

— Перо, чернила… в общем, письменные приборы, — приказал он. — И кого-нибудь, кто умеет писать.

— Так точно, господин! — ответил десятник, который прекрасно знал Раладана, поскольку всем солдатам, в отличие от обычных прохожих с улиц Ахелии, доводилось видеть князя вблизи, хотя бы во время несения службы в крепости.

С трудом пробравшись в люк, Раладан спустился под палубу — под которой, как он помнил, было множество раненых. В носовом кубрике воняло как в мясной лавке — обычный запах лазарета после боя. С потолка свисало несколько фонарей. Вид был ничем не лучше запаха, а от стонов и хрипов могли разболеться уши. Несмотря на жесткое сердце, старый пират умел сочувствовать несчастной моряцкой доле. Но не в этот раз.

— Дворец всегда платил за ваши забавы, возмещая понесенный ущерб, и вы могли делать все, чего ваша душа пожелает, — сказал он. — Кроме одного — стрельбы из орудий по своим. Это были ваш город, ваш порт и ваше убежище. Были, но больше не будут. Здесь действуют определенные законы, и они касаются всех. Вечером вас повесят.