Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев

Оказавшись в глубоком тылу противника, отрезанные от основных сил Красной армии, отряды решили идти через Верхне-Уральск, выйти в Оренбургские степи и поднять там восстание против белогвардейцев.

С 18 по 29 июля вновь развернулись упорные бои за Верхне-Уральск. Они носили такой ожесточенный характер, и обе стороны несли настолько большие потери, что белые оставили город, а красные не стали занимать его и отошли обратно в Белорецк. Здесь 2 августа на совещании командиров, в связи с ранением Н. Д. Каширина, главнокомандующим отряда был избран В. К. Блюхер. Здесь же было решено идти на соединение с Красной армией. Продвигаясь с боями на север, отряд 13 сентября вышел на позиции 3-й армии Восточного фронта.

С занятием атаманом Дутовым Оренбурга и уходом красногвардейских отрядов из-под Верхне-Уральска, части, которыми командовал Анненков на этом направлении, вновь перешли под начало Дутова, а ему был поручен призыв новобранцев и формирование новых частей. С этой целью Анненков со своим отрядом повернул на Троицк и приступил к мобилизации призывных возрастов. Казаки, воодушевленные победами белых, шли в армию охотно, с рабочими и крестьянами приходилось сложнее. Но и при призыве казаков порой возникали эксцессы. Бывший вахмистр анненковского отряда Вордугин рассказывал на суде о расстреле жителей в станице Красинской, однако Анненков эти расстрелы отрицал.

— Там резко выявилось противоречие, — говорит он. — Отец был у Дутова в Белой армии, а сын был у Каширина, в Красной. Я знаю конкретный пример. Офицер Энборисов[23] из той станицы ушел к Каширину, а его отец, тоже офицер, был у Дутова. И когда молодой Энборисов пришел обратно к белым, то отец лично застрелил его из винтовки.

Анненков поясняет суду, что расстрелов в Красинской просто не могло быть, потому что станица — целиком казачья, реакционная, в ней скрывался Дутов.

В целом же мобилизация проходила успешно, и Анненкову удалось сформировать несколько частей и вспомогательных подразделений. В конце августа отряд Анненкова был отозван с Урала на Семипалатинский фронт и выехал в направлении Омска.

Черный Дол

В июне 1918 года для борьбы с войсками мятежного Чехословацкого корпуса и с эсеро-белогвардейскими формированиями большевиками был образовании Восточный фронт. К осени 1918 года обстановка на Восточном фронте резко изменилась — и не в пользу Омского правительства. Сюда один за другим прибывали и вступали в бой полки большевистских армий. Сдерживать их натиск силами добровольческих белогвардейских формирований и чешских отрядов становилось все труднее, и Омск срочно приступил к созданию регулярной армии.

Первоначально предполагалось строить ее на принципах добровольчества, однако, несмотря на широкую рекламу, обещания льгот и привилегий, попытка создания такой армии провалилась. Тогда 16 августа 1918 года была объявлена мобилизация лиц, родившихся в 1897–1898 годах, но мужик и рабочий воевать не хотели и мобилизацию саботировали, скрываясь в глухих деревнях и селах, укрываясь в лесах и на дальних заимках. Омск вынужден был принять жесткие меры. Командующий Сибирской армией подполковник Гришин-Алмазов[24] издает приказ, в котором требует от соответствующих должностных лиц и учреждений «при осуществлении предстоящего набора новобранцев <…> приказывать, требовать, отнюдь не просить, не уговаривать, уклоняющихся от воинской повинности арестовывать и заключать в тюрьмы для осуждения по законам военного времени. По отношению неповинующимся закону о призыве, а также по отношению к агитаторам и подстрекателям к тому же должны применяться самые решительные меры, вплоть до уничтожения на месте преступления»{47}. Однако население продолжало противиться мобилизации. Направляемые с этой целью в села офицерские и казачьи отряды, несмотря на применение репрессий, справиться с саботажем не могли. «Вскоре на этой почве соседние села стали организовываться в боевые отряды, все шло стихийно, безо всякого руководства, вооружались винтовками, принесенными еще с фронта империалистической войны при демобилизации», — вспоминал житель села Орлеан Славгородского уезда И. Н. Господаренко{48}. Деревня митинговала, выносила резкие резолюции, окапывалась.

В этом участвовало и село Черный Дол Славгородского уезда, расположенное в 8 верстах от уездного центра Славгорода. Село имело и другое название — Архангельское, но в историю Гражданской войны в Сибири оно вошло под первым.

Одним из первых Чернодольские события описал житель Славгорода П. Парфенов{49}. Он рассказывает, что одновременно с приказом о призыве в села были направлены соответствующие отряды. Однако призыв саботировался. Начались порки. Чернодольцы написали письмо в уездную земскую управу с просьбой прислать своего представителя на сельский сход и разъяснить им приказ о мобилизации. Уездное земство, возглавляемое эсерами Девизоровым, Трубецким, Худяковым и др., направило просьбу селян начальнику славгородского гарнизона штабс-капитану Киржаеву.

Киржаев был местным жителем. Его отец имел мелкую торговлю. Во время Первой мировой войны Киржаев был на фронте, состоял в партии эсеров, избирался председателем полкового комитета, был выборным командиром полка. После Октября он не прочь был признать большевиков, если бы они сохранили чины и погоны, но, так как Крыленко[25] приказал «снять погоны и быть товарищами», Киржаев бросил полк и вернулся в Славгород. После установления здесь власти Директории он заявил о своем существовании и, как старший в чине, был назначен начальником гарнизона города.

Но ему не сиделось на столь маленькой должности, хотелось выдвинуться, выбраться из пыльного, степного, уездного захолустья, поэтому он поехал в Архангельское сам, чтобы отличиться и попасть в поле зрения Омска. Утром 21 августа архангельцы собрались на сельской площади. Вдруг раздался резкий гудок автомобиля, и Киржаев в сопровождении адъютанта и еще двух офицеров на автомобиле врезался в расступившуюся толпу.

Встав в автомобиле, Киржаев, к полному изумлению крестьян, громко, по-военному, закричал:

— Снять шапки! Встать, (некоторые крестьяне сидели) сукины дети!

И, не дав оправиться, заявил:

— Я — не большевик и не агитатор! Никаких собраний и митингов терпеть не буду, поэтому требую немедленно разойтись и беспрекословно приступить к выполнению приказа военного министра о мобилизации! Предупреждаю, что никакому обсуждению приказы военного министра не подлежат! В противном случае я не остановлюсь ни перед какими мерами и заставлю вас пулеметом подчиниться законным распоряжениям! Кто подлежит мобилизации, выходи в сторону!

Крестьяне сначала были ошеломлены, и многие растерянно опустили головы, некоторые стали робко снимать шапки и виновато топтаться на месте. Но скоро толпа заволновалась:

— Не запугаешь, не из трусливых!

— Мы тебя не выбирали и знать не знаем! Ты кто такой? Откуда взялся?

— Если офицеры хочут воевать с большевиками, пусть и воюют одни!

— Что с ним разговаривать?! Тащи их, да оземь!

Киржаев несколько смутился, затем выстрелил в воздух. Толпа отступила, Киржаев прокричал, что, если в 12 часам завтрашнего дня приказ не будет выполнен, он приедет сюда с целой ротой и всех перестреляет. После этого он поехал к председателю сельского комитета. Уезжать собрались поздно. Киржаев и офицеры были изрядно выпивши. К автомашине подошли несколько женщин с детьми и крестьяне. Показывая рукой на собравшихся, Киржаев схватил одну из женщин и закричал:

— Скажи, кто из них большевик, и мы тебя отпустим!

Среди крестьян — недовольный ропот. Тогда офицеры вплотную подошли к ним и, застрелив троих, нескольких ранив, уехали.

Слух пошел по окрестным селам и деревням. Молодежь многих сел объединилась, создав «крестьянский штаб», и начала готовиться к обороне.

Крестьянский штаб постановил освободить Славгород от офицеров. Воспользовавшись ближайшим базарным днем, когда в город можно войти без подозрений, крестьяне, руководимые крестьянским штабом, выступили, захватили врасплох офицерскую команду, заняли штаб гарнизона и другие правительственные учреждения и устроили мужицкий суд над офицерами. Все захваченные офицеры и солдаты (добровольцы) были убиты топорами и кольями — около 80 офицеров и 10 солдат. Чины штаба и Киржаев скрылись, при этом, по воспоминаниям Г. П. Теребило, Кержавин был ранен в ногу, но сумел удрать на лошади в сторону Павлодара, потеряв свою казачью бурку, и впоследствии выяснилось, что он скрывался у славгородского крестьянина и кулака Ализко{50}.

Земские работники, интеллигенция, часть обывателей ушли. Город начал наполняться крестьянами, спешившими сюда по делам и без дела.

Крестьянский штаб преобразовали в уездный, которому была вручена «вся полнота власти» до созыва уездного крестьянского съезда, назначенного на 30 августа, с представительством от каждого села и деревни. Этот съезд, наряду с другими вопросами, должен был решить вопрос о мобилизации.